Краткое содержание тимур и его команда. Произведение "тимур и его команда" в кратком пересказе

Повесть «Тимур и его команда» до сих пор регулярно переиздается и входит в список ста книг, рекомен-дованных школьникам мини-стер-ством образова-ния для само-стоя-тельного чтения, хотя историче-ская ситуация, в которой созда-вался текст, давно ушла в прошлое. Это одна из самых попу--лярных и востре-бо-ванных книг советского детского канона. Повесть читали и в рам-ках школь-ной програм-мы, и совершенно доброволь-но; героям подражали, в течение мно-гих лет в честь Тимура называли маль-чи-ков, а в честь Жени — девочек. Тимур потес-нил в советском пантеоне главного героя 1930-х Пав-ли-ка Морозова и на-дол-го завоевал симпатии читателей. По мнению британ-ского антрополога и ис-то-рика культуры дет-ства Катрионы Келли, «даже те взрослые, которые кри-ти-ковали другие аспекты советской жизни, сохра-нили теплое чувство к это-му герою».

Тимур и тимуровцы

Не многие помнят, что повести «Тимур и его команда» предшествовал сцена-рий к одноименному кино-фильму. Фильм появился раньше книжки, и имен-но он сначала привлек внимание советских детей к истории мальчика Тимура и его друзей. Только полгода спустя после окончания работы над сценарием, когда фильм уже был запущен в производство, Гайдар стал перерабатывать его в повесть.

Сюжет ее таков. В подмосковном дачном поселке действует необычная коман-да — подростки тайно помогают семьям солдат и командиров Красной армии: носят из колодца воду, скла-дывают в поленницу дрова, ищут пропавших до-маш--них животных, защищают детей от жестокости со стороны взрослых. Па-рал-лельно ребята вступают в конфронтацию с местными хулиганами — разо-ри-телями садов и огородов — и одер-живают над ними убедительную мораль-ную победу.

Эта модель самоорганизации и соци-аль-ной активности немедленно нашла от-клик и стала образцом для подра-жания. Первые тимуровские команды появи-лись в СССР еще в 1940 году, сразу после выхода фильма на экраны. После нападения Германии на Совет-ский Союз тимуровские команды ста-ли активно распространяться: коли-чество участников в первые после-воен-ные годы исчи-слялось сотнями тысяч. Появилось даже выражение «тимуровское движе-ние» — по сути, так называли форму социального волонтерства, прочно завя-зан-ную на постулатах советской идеологии. Сегодня первоначальный кон-текст появления Тимура и тимуровцев мало понятен. Попробуем его вос-ста-новить.

Любой читатель повести, как и зри-тель фильма, не может не заметить, что огромное место в этих произве-де-ниях занимают описания перемеще-ний совет-ских войск и разного рода оружия Даже в дачном поселке у дяди Тимура оказы-вается пистолет, заряженный холостыми па-тронами, а у доктора Колоколь-чикова — охот-ничье ружье, и из обоих герои стреляют. . Слово «фронт» появляется уже во втором предложении повести, а слово «бронедивизион» — и вовсе в первом. Когда Ольга, сестра главной героини, отправляется на дачу, сидя на плетеном кресле в кузове грузо-вика с котенком и букетом васильков на коленях, ее нагоняет по-ходная армейская мотоколонна. В этом смы-сле «Тимур и его команда», пожа-луй, одно из самых тревожных произве-дений советской детской литературы.

Признаки надвигающейся войны станут понятнее, если обратить внимание на даты начала работы над сценарием, а затем и над повестью. Из дневников Гайдара следует, что за сценарий он сел в первых числах декабря 1939 года, то есть сразу же после начала Советско-финской войны Советско-финская война — война между СССР и Финляндией в период с 30 ноября 1939 года по 12 марта 1940 года. .

14 июня 1940 года Гайдар запишет в дневник, что принялся за «повесть о Дун-кане» (сначала он собирался так назвать Тимура), к концу августа он ее закан-чивает. Дата начала работы очень важна: именно 14 июня Совет-ский Союз предъявил ультиматум Литовской Республике, прежде чем ввести туда войска. На следую-щий день аналогичные ультиматумы были отправлены Латвии и Эсто-нии, а за ними последовала оккупация всех трех прибалтийских стран.

Язык газет

Важное место в сюжете «Тимура» занимает эпизод с ультиматумом, который Тимур решает отправить шайке хулигана Квакина. Он есть и в повести, и в фи-льме. В сценарии эти сцены могли появиться и до соответствующих событий лета 1940-го: слово «ультиматум» было в ходу и в международной политике предшествующих 1938-1939 годов В 1938 году Гитлер посылал ультиматум пра-вительству Чехословакии перед оккупа-цией Судетской области, в марте 1939-го Германия выдвинула словесный ультиматум Литве, а 2 сен-тября 1939 года, после нападе-ния Гер-ма-нии на Польшу, Великобритания адре-со-вала свой ультиматум стране-агрессору. .

Однако именно летом 1940 года языком ультиматумов заговорило и советское правительство, и тон их был весьма жестким. В эти месяцы Гайдар включает в повесть детали, отсутствующие в фильме: мальчики спрашивают у дяди Ти-мура, как составляется ультиматум, а тот отвечает, что каждая страна делает это «на свой манер», но обязательно нужно закончить текст уверениями «в со-вер-шеннейшем к Вам почтении». Команда Тимура отказывается от дипло-ма-тического протокола и решает «отправить ультиматум попроще, на манер того послания запорожцев к турецкому султану, которое каждый видел на картине, когда читал о том, как смелые казаки боролись с турками, татарами и ляхами». Единственный мальчик из шайки Квакина, который знает, что такое ультима-тум, дает этому дипло-матическому жанру однозначное толкование: «Бить будут».

Упоминание о письме запорожцев здесь неслучайно, ведь оно, по легенде, было создано вскоре после присоединения Украины к России Считается, что в 1676 году казаки Правобе-режной Украины отправили письмо турецко-му султану, требовавшему прекратить на-беги на Оттоманскую Порту (Правобережная Украи-на принадлежала тогда Речи Посполи-той, ко-торая заключила с Турцией мирный договор). Текст был резок и полон руга-тельств. Сцена создания этого письма запе-чатлена в знаме-нитой картине Репина и ре-продуцировалась во всех советских школь-ных учебниках исто-рии. Украинцы вообще и запорожские казаки в частности были пред-ставлены как носители свободолюби-вого духа, который неминуемо отвращал их от Турции и Польши и побуждал просить по-мощи у России. Так подавалось советским школьникам решение Переяслав-ской рады 1654 года о присоединении Левобережной Украины к России, за которым по-следовала война Руси с Речью Посполи-той. Присоеди-нение Западной Украины и Западной Бело-руссии в 1939 году было частью очередно-го раздела Польши, осуществленного Герма-нией и СССР. . Таким обра-зом, язык ультиматумов подается здесь как язык «освобождения от ига вра-ждеб-ных наро--дов», но по- сути выступает как язык имперской экспансии.

Внутренняя хронология повести

Действие фильма и повести разворачивается летом 1939 года. Датировку отдель-ных эпизодов можно вычислить буквально по календарю.​ ​Пове-ство-вание начинается с того, что полковник Александров, не при-ехав-ший с фронта в Москву ни весной, ни к началу лета, в середине лета при-слал телеграмму и предложил своим дочерям Жене и Оле переехать на да-чу.

Особой заботой компания Тимура окружает семью красноармейца Павлова, кото-рый недавно (то есть, видимо, в начале лета 1939-го) был убит «на грани-це». Мы знаем, что лейтенант Павлов был летчиком: именно на июнь 1939 года пришлись самые тяжелые авиационные бои на Халхин-Голе Бои на Халхин-Голе — вооруженный кон-фликт весны — осени 1939 года у реки Хал-хин-Гол на территории Монго-лии, где сра-жались с одной стороны совет-ские войска и армия Монгольской Народной Республики, а с дру-гой — армия Японской им-перии. Кон-фликт закончился победой со-ветско-мон-голь-ской группировки. .

Последний день действия опреде-ляется даже с большей точностью: приезду полковника в Москву и стре-мительному вояжу Жени и Тимура на мотоцикле предшествует праздник «в честь годовщины победы красных под Хасаном». Боевые действия на озере Хасан Хасанские бои — вооруженный кон-ф-ликт между Красной ар-мией и армией Японской империи, случив-шийся летом 1938 года из-за территории во-круг озера Хасан и реки Туман-ная. Верх одер-жала советская военная груп-пировка. закончились 11 авгу-ста 1938 года. Значит, последние сцены фильма и повести происходят в ночь с 11 на 12 августа 1939 года, за несколько дней до подписания пакта Молотова — Риббентропа и за три недели до начала Второй мировой войны.

Эта датировка очевидно противоре-чит тому, что мы наблюдаем в книге и на экра-не. Двигающиеся на боевые позиции войска; призыв дяди Тимура, Георгия, в армию; полковник Александров, явно направляющийся туда же, куда и Георгий, — всё это реалии не августа, а сентября 1939 года, когда Германия вторглась на территорию Польши, а СССР начал оккупацию ее восточной части. О начале частичной мобилизации в СССР было объявлено не в августе, а в начале сентября. Тогда же теоретически должна была произойти передис-локация воинских соединений под командованием полковника Александрова: если весной и в начале лета он был «на фронте», то фронт может иметься в ви-ду только один — в Монголии. Бои на Халхин-Голе, как известно, продолжа-лись до самого конца августа 1939 года, а перемирие было подписано 15 сентя-бря.

Смещение исторической хронологии внутри хронологии художественной, ско-рее всего, понадобилось Гайдару для того, чтобы уложить всё действие повести в дачный сезон: в сентябре герои должны были сидеть за партами.

Дети-военные

Устройство отряда Тимура — не про-сто игровое, но военное. Система связи и позывные сигналы, разведки и дозоры, пленные и парламентеры — всё это свидетельствует о войне, уже перешедшей в детский мир из взрослого. В пове-сти и фильме нет ни одной мирной песни. Любимая песня Ольги, которую она наигрывает на аккордеоне, содержит рефрен «Летчики-пилоты! Бомбы-пуле-меты!». Георгий представляет в театре старого партизана, который и через два-дцать лет после своих боевых подвигов готов ринуться в бой. В финале фильма весь отряд Тимура с Ольгой во главе поет песню на стихи Маяковского: «Возь-мем винтовки новые, /на штык флажки! / И с песнею / в стрелковые / пойдем кружки». Следующие строфы песни и стихотворения призывают советских школьников становиться санитарами и разведчиками.

В 1938-1941 годах Гайдар очень интересовался проблемами военного образо-вания школьников и обу-чаю-щих военных игр. Следы этих интересов отрази-лись в его дневнике и в повестях о Тимуре. Первая, «Тимур и его команда», — о детской организации военного типа, которая добровольно и тайно помогает семьям красноармейцев. Во второй, «Комендант снежной крепости» (написана зимой 1940-1941 годов), дети уже ведут реальную военную игру — с атаками, штурмами и даже применением детского оружия. Третья, «Клятва Тимура», созданная за несколько дней в конце июня 1941 года, рассказывает о том, что потребуется детской военизиро-ванной организации в условиях начавшейся войны (дежурство во время бомбежек и затемнения, бдительная охрана посел-ка от шпионов, прополка колхозных огородов и та же, что и раньше, помощь семьям красноармейцев).

Перспектива побега на фронт обсуждается еще в первой и главной повести цикла: Тимур однозначно заявляет своим компаньонам, что это ни при каких условиях невозможно, командиры получили приказ «гнать оттуда нашего бра-та в шею». Таким образом, всё, что остается храбрым и социально активным детям, — это стать опорой взрослым в тылу и готовиться к службе в армии, улучшая дисциплину, физическую выносливость и, наконец, специаль-ные военные навыки вроде стрельбы, незаметного передвижения в разведке или маршировки. Для Гайдара не было сомнений: до достижения призывного воз-раста подростки должны оставаться в тылу, но сама организация их тыловой работы будет военной.

Комиссары Гражданской войны

Страна готовилась к сражению с внешним врагом: буржуазной Польшей, мили-таристской Японией или фашистской Германией. Однако у Гайдара дети ввя-зы-ваются в войну внутреннюю, показанную как аналог и продолжение Гра-ждан-ской. Анта-гонисты--- Тимур и Мишка Квакин называют друг друга комис-саром и атаманом, и эти прозвища отсы-лают к конфликтам конца 1910-х — начала 1920-х годов. За комиссарами, Красной армией и советской властью стоят идеи социальной справедли-вости, защиты обиженных и угнетенных, рыцарских чести и благородства; за атаманами (проще говоря, шайками улич-ных хулиганов) — полное пренебрежение к любым этическим нормам, униже-ние человеческого достоинства (даже в кругу своих), безразличие к жизни стра-ны и общества. Гайдар показы-вает, что многие деструктивные силы Гра-жданской войны по-прежнему сильны и новому поколению придется вступать в те же противостояния, что и их отцам.

Стремление Тимура самостоятельно наводить порядок, устанавливать социаль-ную справедливость и решать, кто из соседей требует помощи и защиты, уста-навливает важную параллель с легендой о Робин Гуде. Идея тайно совершать добрые дела, оставляя за собой разного рода письменные послания (записки Жене, плакат на месте заточения банды Квакина), отсылает к той же самой традиции. При этом Гайдар явно не хотел подчеркивать такое сходство, ведь главными врагами Робин Гуда были представители английского государства. Поэтому важно было показать: отряд Тимура делает именно то, что считают в данный момент важным партия и правительство.

Дети-взрослые

Хотел ли Гайдар своими тимуровскими повестями создать альтернативу пио-нерской организации или только предлагал новые пути ее развития в воен-ное время — мы точно не знаем, как и то, был ли у команды Тимура реальный про-тотип: по одной из версий, Гайдар описал в повести опыт работы скаутских организаций в период Первой мировой войны. Так или иначе, «Тимур и его ко-манда» — книга о «самодисциплинирующемся» детском коллективе (термин филолога Евгения Добренко): все свои обязанности дети берут на себя и реша-ют всё сами, без помощи и контроля взрослых. Это означает, что они полно-стью усвоили социальные нормы и требования взрослого мира и способны ре-шать стоящие перед ними задачи без специального стимулирования и понука-ний — просто потому, что знают, что так надо. Если кто-то из них ошибется или осту-пится, не понадобится ни учитель, ни пионервожатый: помогут и скор------ректиру-ют другие.

Конечно, в реальности таких детских коллективов не существовало. Однако Гай-дар (как и до него писатель Антон Макаренко) придумал модель, которую очень удобно было насаждать в качестве примера для подражания. Если дети справляются с возложенными на них делами без помощи взрослых или при их минимальном посредничестве, то они не просто проявляют самостоя-тель--ность, но еще и экономят столь нужные государству кадровые (а значит, и материаль-ные) ресурсы. А если прибавить к этому саму возможность исполь-зо--вания этих команд в качестве бесплатной рабочей силы, выгода для госу-дарства, уже фак-тически вступившего в войну, была огромной. Именно эти моти-вы и обу-сло----вили, по-видимому, активное продвижение повести и фильма со стороны ЦК ВЛКСМ.

Аркадий Гайдар.

Тимур и его команда

Вот уже три месяца, как командир бронедивизиона полковник Александров не был дома. Вероятно, он был на фронте.

В середине лета он прислал телеграмму, в которой предложил своим дочерям Ольге и Жене остаток каникул провести под Москвой на даче.

Сдвинув на затылок цветную косынку и опираясь на палку щетки, насупившаяся Женя стояла перед Ольгой, а та ей говорила:

– Я поехала с вещами, а ты приберешь квартиру. Можешь бровями не дергать и губы не облизывать. Потом запри дверь. Книги отнеси в библиотеку. К подругам не заходи, а отправляйся прямо на вокзал. Оттуда пошли папе вот эту телеграмму. Затем садись в поезд и приезжай на дачу… Евгения, ты меня должна слушаться. Я твоя сестра…

– И я твоя тоже.

– Да… но я старше… и, в конце концов, так велел папа.

Когда во дворе зафырчала отъезжающая машина, Женя вздохнула и оглянулась. Кругом был разор и беспорядок. Она подошла к пыльному зеркалу, в котором отражался висевший на стене портрет отца.

Хорошо! Пусть Ольга старше и пока ее нужно слушаться. Но зато у нее, у Жени, такие же, как у отца, нос, рот, брови. И, вероятно, такой же, как у него, будет характер.

Она туже перевязала косынкой волосы. Сбросила сандалии. Взяла тряпку. Сдернула со стола скатерть, сунула под кран ведро и, схватив щетку, поволокла к порогу груду мусора.

Вскоре запыхтела керосинка и загудел примус.

Пол был залит водой. В бельевом цинковом корыте шипела и лопалась мыльная пена. А прохожие с улицы удивленно поглядывали на босоногую девчонку в красном сарафане, которая, стоя на подоконнике третьего этажа, смело протирала стекла распахнутых окон.

Грузовик мчался по широкой солнечной дороге. Поставив ноги на чемодан и опираясь на мягкий узел, Ольга сидела в плетеном кресле. На коленях у нее лежал рыжий котенок и теребил лапами букет васильков.

У тридцатого километра их нагнала походная красноармейская мотоколонна. Сидя на деревянных скамьях рядами, красноармейцы держали направленные дулом к небу винтовки и дружно пели.

При звуках этой песни шире распахивались окна и двери в избах. Из-за заборов, из калиток вылетали обрадованные ребятишки. Они махали руками, бросали красноармейцам еще недозрелые яблоки, кричали вдогонку «ура» и тут же затевали бои, сражения, врубаясь в полынь и крапиву стремительными кавалерийскими атаками.

Грузовик свернул в дачный поселок и остановился перед небольшой, укрытой плющом дачей.

Шофер с помощником откинули борта и взялись сгружать вещи, а Ольга открыла застекленную террасу.

Отсюда был виден большой запущенный сад. В глубине сада торчал неуклюжий двухэтажный сарай, и над крышею этого сарая развевался маленький красный флаг.

Ольга вернулась к машине. Здесь к ней подскочила бойкая старая женщина – это была соседка, молочница. Она вызвалась прибрать дачу, вымыть окна, полы и стены.

Пока соседка разбирала тазы и тряпки, Ольга взяла котенка и прошла в сад.

На стволах обклеванных воробьями вишен блестела горячая смола. Крепко пахло смородиной, ромашкой и полынью. Замшелая крыша сарая была в дырах, и из этих дыр тянулись поверху и исчезали в листве деревьев какие-то тонкие веревочные провода.

Ольга пробралась через орешник и смахнула с лица паутину.

Что такое? Красного флага над крышей уже не было, и там торчала только палка.

Тут Ольга услышала быстрый, тревожный шепот. И вдруг, ломая сухие ветви, тяжелая лестница – та, что была приставлена к окну чердака сарая, – с треском полетела вдоль стены и, подминая лопухи, гулко брякнулась о землю.

Веревочные провода над крышей задрожали. Царапнув руки, котенок кувыркнулся в крапиву. Недоумевая, Ольга остановилась, осмотрелась, прислушалась. Но ни среди зелени, ни за чужим забором, ни в черном квадрате окна сарая никого не было ни видно, ни слышно.

Она вернулась к крыльцу.

– Это ребятишки по чужим садам озоруют, – объяснила Ольге молочница.

– Вчера у соседей две яблони обтрясли, сломали грушу. Такой народ пошел… хулиганы. Я, дорогая, сына в Красную Армию служить проводила. И как пошел, вина не пил. «Прощай, – говорит, – мама». И пошел и засвистел, милый. Ну, к вечеру, как положено, взгрустнулось, всплакнула. А ночью просыпаюсь, и чудится мне, что по двору шныряет кто-то, шмыгает. Ну, думаю, человек я теперь одинокий, заступиться некому… А много ли мне, старой, надо? Кирпичом по голове стукни – вот я и готова. Однако бог миловал – ничего не украли. Пошмыгали, пошмыгали и ушли. Кадка у меня во дворе стояла – дубовая, вдвоем не своротишь, – так ее шагов на двадцать к воротам подкатили. Вот и все. А что был за народ, что за люди – дело темное.

В сумерки, когда уборка была закончена, Ольга вышла на крыльцо. Тут из кожаного футляра бережно достала она белый, сверкающий перламутром аккордеон – подарок отца, который он прислал ей ко дню рождения.

Она положила аккордеон на колени, перекинула ремень через плечо и стала подбирать музыку к словам недавно услышанной ею песенки:

Ах, если б только раз
Мне вас еще увидеть,
Ах, если б только раз
И два, и три
А вы и не поймете
На быстром самолете,
Как вас ожидала я до утренней зари
Да!
Летчики-пилоты! Бомбы-пулеметы!
Вот и улетели в дальний путь.
Вы когда вернетесь?
Я не знаю, скоро ли,
Только возвращайтесь… хоть когда-нибудь.

Еще в то время, когда Ольга напевала эту песенку, несколько раз бросала она короткие настороженные взгляды в сторону темного куста, который рос во дворе у забора. Закончив играть, она быстро поднялась и, повернувшись к кусту, громко спросила:

– Послушайте! Зачем вы прячетесь и что вам здесь надо?

Из-за куста вышел человек в обыкновенном белом костюме. Он наклонил голову и вежливо ей ответил:

– Я не прячусь. Я сам немного артист. Я не хотел вам мешать. И вот я стоял и слушал.

– Да, но вы могли стоять и слушать с улицы. Вы же для чего-то перелезли через забор.

– Я?.. Через забор?.. – обиделся человек. – Извините, я не кошка. Там, в углу забора, выломаны доски, и я с улицы проник через это отверстие.

– Понятно! – усмехнулась Ольга. – Но вот калитка. И будьте добры проникнуть через нее обратно на улицу.

Человек был послушен. Не говоря ни слова, он прошел через калитку, запер за собой задвижку, и это Ольге понравилось.

– Погодите! – спускаясь со ступени, остановила его она. – Вы кто? Артист?

– Нет, – ответил человек. – Я инженер-механик, но в свободное время я играю и пою в нашей заводской опере.

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Аркадий Гайдар
Тимур и его команда

© OOO «Издательство Астрель», 2010

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Вот уже три месяца, как командир бронедивизиона полковник Александров не был дома. Вероятно, он был на фронте.

В середине лета он прислал телеграмму, в которой предложил своим дочерям Ольге и Жене остаток каникул провести под Москвой на даче.

Сдвинув на затылок цветную косынку и опираясь на палку щетки, насупившаяся Женя стояла перед Ольгой, а та ей говорила:

– Я поехала с вещами, а ты приберешь квартиру. Можешь бровями не дергать и губы не облизывать. Потом запри дверь. Книги отнеси в библиотеку. К подругам не заходи, а отправляйся прямо на вокзал. Оттуда пошли папе вот эту телеграмму. Затем садись в поезд и приезжай на дачу… Евгения, ты меня должна слушаться. Я твоя сестра…

– И я твоя тоже.

– Да… но я старше… и, в конце концов, так велел папа.

Когда во дворе зафырчала отъезжающая машина, Женя вздохнула и оглянулась. Кругом был разор и беспорядок. Она подошла к пыльному зеркалу, в котором отражался висевший на стене портрет отца.

Хорошо! Пусть Ольга старше и пока ее нужно слушаться. Но зато у нее, у Жени, такие же, как у отца, нос, рот, брови. И, вероятно, такой же, как у него, будет характер.

Она туже перевязала косынкой волосы. Сбросила сандалии. Взяла тряпку. Сдернула со стола скатерть, сунула под кран ведро и, схватив щетку, поволокла к порогу груду мусора.

Вскоре запыхтела керосинка и загудел примус.

Пол был залит водой. В бельевом цинковом корыте шипела и лопалась мыльная пена. А прохожие с улицы удивленно поглядывали на босоногую девчонку в красном сарафане, которая, стоя на подоконнике третьего этажа, смело протирала стекла распахнутых окон.

Грузовик мчался по широкой солнечной дороге. Поставив ноги на чемодан и опираясь на мягкий узел, Ольга сидела в плетеном кресле. На коленях у нее лежал рыжий котенок и теребил лапами букет васильков.

У тридцатого километра их нагнала походная красноармейская мотоколонна. Сидя на деревянных скамьях рядами, красноармейцы держали направленные дулом к небу винтовки и дружно пели.

При звуках этой песни шире распахивались окна и двери в избах. Из-за заборов, из калиток вылетали обрадованные ребятишки. Они махали руками, бросали красноармейцам еще недозрелые яблоки, кричали вдогонку «ура» и тут же затевали бои, сражения, врубаясь в полынь и крапиву стремительными кавалерийскими атаками.

Грузовик свернул в дачный поселок и остановился перед небольшой, укрытой плющом дачей.

Шофер с помощником откинули борта и взялись сгружать вещи, а Ольга открыла застекленную террасу.

Отсюда был виден большой запущенный сад. В глубине сада торчал неуклюжий двухэтажный сарай, и над крышею этого сарая развевался маленький красный флаг.

Ольга вернулась к машине. Здесь к ней подскочила бойкая старая женщина – это была соседка, молочница. Она вызвалась прибрать дачу, вымыть окна, полы и стены.

Пока соседка разбирала тазы и тряпки, Ольга взяла котенка и прошла в сад.

На стволах обклеванных воробьями вишен блестела горячая смола. Крепко пахло смородиной, ромашкой и полынью. Замшелая крыша сарая была в дырах, и из этих дыр тянулись поверху и исчезали в листве деревьев какие-то тонкие веревочные провода.

Ольга пробралась через орешник и смахнула с лица паутину.

Что такое? Красного флага над крышей уже не было, и там торчала только палка.

Тут Ольга услышала быстрый тревожный шепот. И вдруг, ломая сухие ветки, тяжелая лестница – та, что была приставлена к окну чердака сарая, – с треском полетела вдоль стены и, подминая лопухи, гулко брякнулась о землю.

Веревочные провода над крышей задрожали. Царапнув руки, котенок кувыркнулся в крапиву. Недоумевая, Ольга остановилась, осмотрелась, прислушалась. Но ни среди зелени, ни за чужим забором, ни в черном квадрате окна сарая никого не было ни видно, ни слышно.

Она вернулась к крыльцу.

– Это ребятишки по чужим садам озоруют, – объяснила Ольге молочница. – Вчера у соседей две яблони обтрясли, сломали грушу. Такой народ пошел… хулиганы. Я, дорогая, сына в Красную Армию служить проводила. И как пошел, вина не пил. «Прощай, – говорит, – мама». И пошел, и засвистел, милый. Ну, к вечеру, как положено, взгрустнулось, всплакнула.

А ночью просыпаюсь и чудится мне, что по двору шныряет кто-то, шмыгает. Ну, думаю, человек я теперь одинокий, заступиться некому… А много ли мне, старой, надо? Кирпичом по голове стукни – вот я и готова. Однако Бог миловал – ничего не украли. Пошмыгали, пошмыгали и ушли. Кадка у меня во дворе стояла – дубовая, вдвоем не своротишь, – так ее шагов на двадцать к воротам подкатили. Вот и все. А что был за народ, что за люди – дело темное.

В сумерки, когда уборка была закончена, Ольга вышла на крыльцо. Тут из кожаного футляра бережно достала она белый, сверкающий перламутром аккордеон – подарок отца, который он прислал ей ко дню рождения.

Она положила аккордеон на колени, перекинула ремень через плечо и стала подбирать музыку к словам недавно услышанной ею песенки:

Ах, если б только раз
Мне вас еще увидеть,
Ах, если б только… раз…
И два… и три…
А вы и не поймете
На быстром самолете,
Как вас ожидала я до утренней зари.
Да!
Летчики-пилоты! Бомбы-пулеметы!
Вот и улетели в дальний путь.
Вы когда вернетесь?
Я не знаю, скоро ли,
Только возвращайтесь…
хоть когда-нибудь.

Еще в то время, когда Ольга напевала эту песенку, несколько раз бросала она короткие настороженные взгляды в сторону темного куста, который рос во дворе у забора. Закончив играть, она быстро поднялась и, повернувшись к кусту, громко спросила:

– Послушайте! Зачем вы прячетесь и что вам здесь надо?

Из-за куста вышел человек в обыкновенном белом костюме. Он наклонил голову и вежливо ей ответил:

– Я не прячусь. Я сам немного артист. Я не хотел вам мешать. И вот я стоял и слушал.

– Да, но вы могли стоять и слушать с улицы. Вы же для чего-то перелезли через забор.

– Я?.. Через забор?.. – обиделся человек. – Извините, я не кошка. Там, в углу забора, выломаны доски, и я с улицы проник через это отверстие.

– Понятно! – усмехнулась Ольга. – Но вот калитка. И будьте добры проникнуть через нее обратно на улицу.

Человек был послушен. Не говоря ни слова, он прошел через калитку, запер за собой задвижку, и это Ольге понравилось.

– Погодите! – спускаясь со ступени, остановила его она. – Вы кто? Артист?

– Нет, – ответил человек. – Я инженер-механик, но в свободное время я играю и пою в нашей заводской опере.

– Послушайте, – неожиданно просто предложила ему Ольга. – Проводите меня до вокзала. Я жду младшую сестренку. Уже темно, поздно, а ее все нет и нет. Поймите, я никого не боюсь, но я еще не знаю здешних улиц. Однако постойте, зачем же вы открываете калитку? Вы можете подождать меня и у забора.

Она отнесла аккордеон, накинула на плечи платок и вышла на темную, пахнувшую росой и цветами улицу.

Ольга была сердита на Женю и поэтому со своим спутником по дороге говорила мало. Он же сказал ей, что его зовут Георгий, фамилия его Гараев и он работает инженером-механиком на автомобильном заводе.

Поджидая Женю, они пропустили уже два поезда, наконец прошел и третий, последний.

– С этой негодной девчонкой хлебнешь горя! – огорченно воскликнула Ольга. – Ну, если бы еще мне было лет сорок или хотя бы тридцать. А то ей тринадцать, мне – восемнадцать, и поэтому она меня совсем не слушается.

– Сорок не надо! – решительно отказался Георгий. – Восемнадцать куда как лучше! Да вы зря не беспокойтесь. Ваша сестра приедет рано утром.

Перрон опустел. Георгий вынул портсигар. Тут же к нему подошли два молодцеватых подростка и, дожидаясь огня, вынули свои папиросы.

– Молодой человек, – зажигая спичку и озаряя лицо старшего, сказал Георгий. – Прежде чем тянуться ко мне с папиросой, надо поздороваться, ибо я уже имел честь с вами познакомиться в парке, где вы трудолюбиво выламывали доску из нового забора. Вас зовут Михаил Квакин. Не так ли?

Мальчишка засопел, попятился, а Георгий потушил спичку, взял Ольгу за локоть и повел ее к дому.

Когда они отошли, то второй мальчишка сунул замусоленную папиросу за ухо и небрежно спросил:

– Это еще что за пропагандист выискался? Здешний?

– Здешний, – нехотя ответил Квакин. – Это Тимки Гараева дядя. Тимку бы поймать, излупить надо. Он подобрал себе компанию, и они, кажется, гнут против нас дело.

Тут оба приятеля заметили под фонарем в конце платформы седого почтенного джентльмена, который, опираясь на палку, спускался по лесенке.

Это был местный житель, доктор Ф. Г. Колокольчиков. Они помчались за ним вдогонку, громко спрашивая, нет ли у него спичек. Но их вид и голоса никак не понравились этому джентльмену, потому что, обернувшись, он погрозил им суковатой палкой и степенно пошел своей дорогой.

С московского вокзала Женя не успела послать телеграмму отцу, и поэтому, сойдя с дачного поезда, она решила разыскать поселковую почту.

Проходя через старый парк и собирая колокольчики, она незаметно вышла на перекресток двух огороженных садами улиц, пустынный вид которых ясно показывал, что попала она совсем не туда, куда ей было надо.

Невдалеке она увидела маленькую проворную девчонку, которая с ругательствами волокла за рога упрямую козу.

– Скажи, дорогая, пожалуйста, – закричала ей Женя, – как мне пройти отсюда на почту?

Но тут коза рванулась, крутанула рогами и галопом понеслась по парку, а девчонка с воплем помчалась за ней следом. Женя огляделась: уже смеркалось, а людей вокруг видно не было. Она открыла калитку чьей-то серой двухэтажной дачи и по тропинке прошла к крыльцу.

– Скажите, пожалуйста, – не открывая дверь, громко, но очень вежливо спросила Женя, – как бы мне отсюда пройти на почту?

Ей не ответили. Она постояла, подумала, открыла дверь и через коридор прошла в комнату. Хозяев дома не было. Тогда, смутившись, она повернулась, чтобы выйти, но тут из-под стола бесшумно выползла большая светло-рыжая собака. Она внимательно оглядела оторопевшую девчонку и, тихо зарычав, легла поперек пути у двери.

– Ты, глупая! – испуганно растопыривая пальцы, закричала Женя. – Я не вор! Я у вас ничего не взяла. Это вот ключ от нашей квартиры. Это телеграмма папе. Мой папа – командир. Тебе понятно?

Собака молчала и не шевелилась. А Женя, потихоньку подвигаясь к распахнутому окну, продолжала:

– Ну вот! Ты лежишь? И лежи… Очень хорошая собачка… такая с виду умная, симпатичная.

Но едва Женя дотронулась рукой до подоконника, как симпатичная собака с грозным рычанием вскочила, и, в страхе прыгнув на диван, Женя поджала ноги.

– Очень странно, – чуть не плача, заговорила она. – Ты лови разбойников и шпионов, а я… человек. Да! – Она показала собаке язык. – Дура!

Женя положила ключ и телеграмму на край стола. Надо было дожидаться хозяев.

Но прошел час, другой… Уже стемнело. Через открытое окно доносились далекие гудки паровозов, лай собак и удары волейбольного мяча. Где-то играли на гитаре. И только здесь, около серой дачи, все было глухо и тихо.

Положив голову на жесткий валик дивана, Женя тихонько заплакала.

Наконец она крепко уснула.

Она проснулась только утром.

За окном шумела пышная, омытая дождем листва. Неподалеку скрипело колодезное колесо. Где-то пилили дрова, но здесь, на даче, было по-прежнему тихо.

Под головой у Жени лежала теперь мягкая кожаная подушка, а ноги ее были накрыты легкой простыней. Собаки на полу не было.

Значит, сюда ночью кто-то приходил!

Женя вскочила, откинула волосы, одернула помятый сарафанчик, взяла со стола ключ, неотправленную телеграмму и хотела бежать.

И тут на столе она увидела лист бумаги, на котором крупно синим карандашом было написано:

«Девочка, когда будешь уходить, захлопни крепче дверь». Ниже стояла подпись: «Тимур».

«Тимур? Кто такой Тимур? Надо бы повидать и поблагодарить этого человека».

Она заглянула в соседнюю комнату. Здесь стоял письменный стол, на нем чернильный прибор, пепельница, небольшое зеркало. Справа, возле кожаных автомобильных краг, лежал старый, ободранный револьвер. Тут же у стола в облупленных и исцарапанных ножнах стояла кривая турецкая сабля. Женя положила ключ и телеграмму, потрогала саблю, вынула ее из ножен, подняла клинок над своей головой и посмотрелась в зеркало.

Вид получился суровый, грозный. Хорошо бы так сняться и потом притащить в школу карточку! Можно было бы соврать, что когда-то отец брал ее с собой на фронт. В левую руку можно взять револьвер. Вот так. Это будет еще лучше. Она до отказа стянула брови, сжала губы и, целясь в зеркало, надавила курок.

Грохот ударил по комнате. Дым заволок окна. Упало на пепельницу настольное зеркало. И, оставив на столе и ключ и телеграмму, оглушенная Женя вылетела из комнаты и помчалась прочь от этого странного и опасного дома.

Каким-то путем она очутилась на берегу речки. Теперь у нее не было ни ключа от московской квартиры, ни квитанции на телеграмму, ни самой телеграммы. И теперь Ольге надо было рассказывать все: и про собаку, и про ночевку в пустой даче, и про турецкую саблю, и, наконец, про выстрел. Скверно! Был бы папа, он бы понял. Ольга не поймет. Ольга рассердится или, чего доброго, заплачет. А это еще хуже. Плакать Женя и сама умела. Но при виде Ольгиных слез ей всегда хотелось забраться на телеграфный столб, на высокое дерево или на трубу крыши.

Для храбрости Женя выкупалась и тихонько пошла отыскивать свою дачу.

Когда она поднималась по крылечку, Ольга стояла на кухне и разводила примус. Заслышав шаги, Ольга обернулась и молча враждебно уставилась на Женю.

– Оля, здравствуй! – останавливаясь на верхней ступеньке и пытаясь улыбнуться, сказала Женя. – Оля, ты ругаться не будешь?

– Буду! – не сводя глаз с сестры, ответила Ольга.

– Ну, ругайся, – покорно согласилась Женя. – Такой, знаешь ли, странный случай, такое необычайное приключение! Оля, я тебя прошу, ты бровями не дергай, ничего страшного, я просто ключ от квартиры потеряла, телеграмму папе не отправила…

Женя зажмурила глаза и перевела дух, собираясь выпалить все разом. Но тут калитка перед домом с треском распахнулась. Во двор заскочила, вся в репьях, лохматая коза и, низко опустив рога, помчалась в глубь сада. А за нею с воплем пронеслась уже знакомая Жене босоногая девчонка.

Воспользовавшись таким случаем, Женя прервала опасный разговор и кинулась в сад выгонять козу. Она нагнала девчонку, когда та, тяжело дыша, держала козу за рога.

– Девочка, ты ничего не потеряла? – быстро сквозь зубы спросила у Жени девчонка, не переставая колошматить козу пинками.

– Нет, – не поняла Женя.

– А это чье? Не твое? – И девчонка показала ей ключ от московской квартиры.

– Мое, – шепотом ответила Женя, робко оглядываясь в сторону террасы.

– Возьми ключ, записку и квитанцию, а телеграмма уже отправлена, – все так же быстро и сквозь зубы пробормотала девчонка.

И, сунув Жене в руку бумажный сверток, она ударила козу кулаком.

Коза поскакала к калитке, а босоногая девчонка прямо через колючки, через крапиву, как тень, понеслась следом. И разом за калиткою они исчезли.

Сжав плечи, как будто бы поколотили ее, а не козу, Женя раскрыла сверток:

«Это ключ. Это телеграфная квитанция. Значит, кто-то телеграмму отцу отправил. Но кто? Ага, вот записка! Что же это такое?»

В этой записке крупно синим карандашом было написано:

«Девочка, никого дома не бойся. Всё в порядке, и никто от меня ничего не узнает». А ниже стояла подпись: «Тимур».

Как завороженная, тихо сунула Женя записку в карман. Потом выпрямила плечи и уже спокойно пошла к Ольге.

Ольга стояла все там же, возле неразожженного примуса, и на глазах ее уже выступили слезы.

– Оля! – горестно воскликнула тогда Женя. – Я пошутила. Ну за что ты на меня сердишься? Я прибрала всю квартиру, я протерла окна, я старалась, я все тряпки, все полы вымыла. Вот тебе ключ, вот квитанция от папиной телеграммы. И дай лучше я тебя поцелую. Знаешь, как я тебя люблю! Хочешь, я для тебя в крапиву с крыши спрыгну?

И, не дожидаясь, пока Ольга что-либо ответит, Женя бросилась к ней на шею.

– Да… но я беспокоилась, – с отчаянием заговорила Ольга. – И вечно нелепые у тебя шутки… А мне папа велел… Женя, оставь! Женька, у меня руки в керосине! Женька, налей лучше молоко и поставь кастрюлю на примус!

– Я… без шуток не могу, – бормотала Женя в то время, когда Ольга стояла возле умывальника.

Она бухнула кастрюлю с молоком на примус, потрогала лежавшую в кармане записку и спросила:

– Оля, Бог есть?

– Нету, – ответила Ольга и подставила голову под умывальник.

– А кто есть?

– Отстань! – с досадой ответила Ольга. – Никого нет!

Женя помолчала и опять спросила:

– Оля, а кто такой Тимур?

– Это не бог, это один царь такой, – намыливая себе лицо и руки, неохотно ответила Ольга, – злой, хромой, из средней истории.

– А если не царь, не злой и не из средней, тогда кто?

– Тогда не знаю. Отстань! И на что это тебе Тимур дался?

– А на то, что, мне кажется, я очень люблю этого человека.

– Кого? – И Ольга недоуменно подняла покрытое мыльной пеной лицо. – Что ты все там бормочешь, выдумываешь, не даешь спокойно умыться! Вот погоди, приедет папа, и он в твоей любви разберется.

– Что ж папа! – скорбно, с пафосом воскликнула Женя. – Если он и приедет, то так ненадолго. И он, конечно, не будет обижать одинокого и беззащитного человека.

– Это ты-то одинокая и беззащитная? – недоверчиво спросила Ольга. – Ох, Женька, не знаю я, что ты за человек и в кого только ты уродилась!

Тогда Женя опустила голову и, разглядывая свое лицо, отражавшееся в цилиндре никелированного чайника, гордо и не раздумывая ответила:

– В папу. Только. В него. Одного. И больше ни в кого на свете.

Пожилой джентльмен, доктор Ф. Г. Колокольчиков, сидел в своем саду и чинил стенные часы.

Перед ним с унылым выражением лица стоял его внук Коля.

Считалось, что он помогает дедушке в работе. На самом же деле вот уже целый час, как он держал в руке отвертку, дожидаясь, пока дедушке этот инструмент понадобится.

Но стальная спиральная пружина, которую нужно было вогнать на свое место, была упряма, а дедушка был терпелив. И казалось, что конца-края этому ожиданию не будет. Это было обидно, тем более что из-за соседнего забора вот уже несколько раз высовывалась вихрастая голова Симы Симакова, человека очень расторопного и сведущего. И этот Сима Симаков языком, головой и руками подавал Коле знаки, столь странные и загадочные, что даже пятилетняя Колина сестра Татьянка, которая, сидя под липою, сосредоточенно пыталась затолкать репей в пасть лениво развалившейся собаке, неожиданно завопила и дернула дедушку за штанину, после чего голова Симы Симакова мгновенно исчезла.

Наконец пружина легла на свое место.

– Человек должен трудиться, – поднимая влажный лоб и обращаясь к Коле, наставительно произнес седой джентльмен Ф. Г. Колокольчиков. – У тебя же такое лицо, как будто бы я угощаю тебя касторкой. Подай отвертку и возьми клещи. Труд облагораживает человека. Тебе же душевного благородства как раз не хватает. Например, вчера ты съел четыре порции мороженого, а с младшей сестрой не поделился.

– Она врет, бессовестная! – бросая на Татьянку сердитый взгляд, воскликнул оскорбленный Коля. – Три раза я давал ей откусить по два раза. Она же пошла на меня жаловаться да еще по дороге стянула с маминого стола четыре копейки.

– А ты ночью по веревке из окна лазил, – не поворачивая головы, хладнокровно ляпнула Татьянка. – У тебя под подушкой есть фонарь. А в спальню к нам вчера какой-то хулиган кидал камнем. Кинет да посвистит, кинет да еще свистнет.

Дух захватило у Коли Колокольчикова при этих наглых словах бессовестной Татьянки. Дрожь пронизала тело от головы до пяток. Но, к счастью, занятый работой дедушка на такую опасную клевету внимания не обратил или просто ее не расслышал. Очень кстати в сад тут вошла с бидонами молочница и, отмеривая кружками молоко, начала жаловаться:

– А у меня, батюшка Федор Григорьевич, жулики ночью чуть было дубовую кадку со двора не своротили. А сегодня, люди говорят, что чуть свет у меня на крыше двух человек видели: сидят на трубе, проклятые, и ногами болтают.

– То есть как на трубе? С какой же это, позвольте, целью? – начал было спрашивать удивленный джентльмен.

Но тут со стороны курятника раздался лязг и звон. Отвертка в руке седого джентльмена дрогнула, и упрямая пружина, вылетев из своего гнезда, с визгом брякнулась о железную крышу. Все, даже Татьянка, даже ленивая собака, разом обернулись, не понимая, откуда звон и в чем дело. А Коля Колокольчиков, не сказав ни слова, метнулся, как заяц, через морковные грядки и исчез за забором.

Он остановился возле коровьего сарая, изнутри которого, так же, как из курятника, доносились резкие звуки, как будто бы кто-то бил гирей по отрезку стального рельса. Здесь-то он и столкнулся с Симой Симаковым, у которого взволнованно спросил:

– Слушай… Я не пойму. Это что?.. Тревога?

– Да нет! Это, кажется, по форме номер один позывной сигнал общий.

Они перепрыгнули через забор, нырнули в дыру ограды парка. Здесь с ними столкнулся широкоплечий крепкий мальчуган Гейка. Следом подскочил Василий Ладыгин. Еще и еще кто-то. И бесшумно, проворно, одними только им знакомыми ходами они неслись к какой-то цели, на бегу коротко переговариваясь:

– Это тревога?

– Да нет! Это форма номер один позывной общий.

– Какой позывной? Это не «три – стоп», «три – стоп». Это какой-то болван кладет колесом десять ударов кряду.

– А вот посмотрим!

– Ага, проверим!

– Вперед! Молнией!

А в это время в комнате той самой дачи, где ночевала Женя, стоял высокий темноволосый мальчуган лет тринадцати. На нем были легкие черные брюки и темно-синяя безрукавка с вышитой красной звездой.

К нему подошел седой лохматый старик. Холщовая рубаха его была бедна. Широченные штаны – в заплатах. К колену его левой ноги ремнями была пристегнута грубая деревяшка. В одной руке он держал записку, другой сжимал старый, ободранный револьвер.

– «Девочка, когда будешь уходить, захлопни крепче дверь», – насмешливо прочел старик. – Итак, может быть, ты мне все-таки скажешь, кто ночевал у нас сегодня на диване?

– Одна знакомая девочка, – неохотно ответил мальчуган. – Ее без меня задержала собака.

– Вот и врешь! – рассердился старик. – Если бы она была тебе знакомая, то здесь, в записке, ты назвал бы ее по имени.

– Когда я писал, то я не знал. А теперь я ее знаю.

– Не знал. И ты оставил ее утром одну… в квартире? Ты, друг мой, болен, и тебя надо отправить в сумасшедший дом. Эта дрянь разбила зеркало, расколотила пепельницу. Ну хорошо, что револьвер был заряжен холостыми. А если бы в нем были патроны боевые?

– Но, дядя… боевых патронов у тебя не бывает, потому что у врагов твоих ружья и сабли… просто деревянные.

Похоже было на то, что старик улыбнулся. Однако, тряхнув лохматой головой, он строго сказал:

– Ты смотри! Я все замечаю. Дела у тебя, как я вижу, темные, и как бы за них я не отправил тебя назад, к матери.

Пристукивая деревяшкой, старик пошел вверх по лестнице. Когда он скрылся, мальчуган подпрыгнул, схватил за лапы вбежавшую в комнату собаку и поцеловал ее в морду.

– Ага, Рита! Мы с тобой попались. Ничего, он сегодня добрый. Он сейчас петь будет.

И точно. Сверху из комнаты послышалось откашливание. Потом этакое тра-ля-ля!.. И наконец низкий баритон запел:

…Я третью ночь не сплю. Мне чудится все то же
Движенье тайное в угрюмой тишине…

– Стой, сумасшедшая собака! – крикнул Тимур. – Что ты мне рвешь штаны и куда ты меня тянешь?

Вдруг он с шумом захлопнул дверь, которая вела наверх, к дяде, и через коридор вслед за собакой выскочил на веранду.

В углу веранды возле небольшого телефона дергался, прыгал и колотился о стену подвязанный к веревке бронзовый колокольчик.

Мальчуган зажал его в руке, замотал бечевку на гвоздь. Теперь вздрагивающая бечевка ослабла – должно быть, где-то лопнула.

Тогда, удивленный и рассерженный, он схватил трубку телефона.

Часом раньше, чем все это случилось, Ольга сидела за столом. Перед нею лежал учебник физики.

Вошла Женя и достала пузырек с йодом.

– Женя, – недовольно спросила Ольга, – откуда у тебя на плече царапина?

– А я шла, – беспечно ответила Женя, – а там стояло на пути что-то такое колючее или острое. Вот так и получилось.

– Отчего же это у меня на пути не стоит ничего колючего или острого? – передразнила ее Ольга.

– Неправда! У тебя на пути стоит экзамен по математике. Он и колючий и острый. Вот посмотри, срежешься!.. Олечка, не ходи на инженера, ходи на доктора, – заговорила Женя, подсовывая Ольге настольное зеркало. – Ну, погляди: какой из тебя инженер? Инженер должен быть – вот… вот… и вот… (Она сделала три энергичные гримасы.) А у тебя – вот… вот… и вот… – Тут Женя повела глазами, приподняла брови и очень нежно улыбнулась.

– Глупая! – обнимая ее, целуя и легонько отталкивая, сказала Ольга. – Уходи, Женя, и не мешай. Ты бы лучше сбегала к колодцу за водой.

Женя взяла с тарелки яблоко, отошла в угол, постояла у окна, потом расстегнула футляр аккордеона и заговорила:

– Знаешь, Оля! Подходит ко мне сегодня какой-то дяденька. Так с виду ничего себе – блондин, в белом костюме, и спрашивает: «Девочка, тебя как зовут?» Я говорю: «Женя…»

– Женя, не мешай и инструмент не трогай, – не оборачиваясь и не отрываясь от книги, сказала Ольга.

– «А твою сестру, – доставая аккордеон, продолжала Женя, – кажется, зовут Ольгой?»

– Женька, не мешай и инструмент не трогай! – невольно прислушиваясь, повторила Ольга.

– «Очень, – говорит он, – твоя сестра хорошо играет. Она не хочет ли учиться в консерватории?» (Женя достала аккордеон и перекинула ремень через плечо.) «Нет, – говорю я ему, – она уже учится по железобетонной специальности». А он тогда говорит: «А-а!» (Тут Женя нажала один клавиш.) А я ему говорю: «Бэ-э!» (Тут Женя нажала другой клавиш.)

– Негодная девчонка! Положи инструмент на место! – вскакивая, крикнула Ольга. – Кто тебе разрешает вступать в разговоры с какими-то дяденьками?

– Ну и положу, – обиделась Женя. – Я и не вступала. Это вступил он. Хотела я тебе рассказать дальше, а теперь не буду. Вот погоди, приедет папа, он тебе покажет!

– Мне? Это тебе покажет. Ты мешаешь мне заниматься.

– Нет, тебе! – хватая пустое ведро, уже с крыльца откликнулась Женя. – Я ему расскажу, как ты меня по сто раз в день то за керосином, то за мылом, то за водой гоняешь! Я тебе не грузовик, не конь и не трактор.

Она принесла воды, поставила ведро на лавку, но, так как Ольга, не обратив на это внимания, сидела, склонившись над книгой, обиженная Женя ушла в сад.

Выбравшись на лужайку перед старым двухэтажным сараем, Женя вынула из кармана рогатку и, натянув резинку, запустила в небо маленького картонного парашютиста.

Взлетев кверху ногами, парашютист перевернулся. Над ним раскрылся голубой бумажный купол, но тут крепче рванул ветер, парашютиста поволокло в сторону, и он исчез за темным чердачным окном сарая.

Авария! Картонного человечка надо было выручать. Женя обошла сарай, через дырявую крышу которого разбегались во все стороны тонкие веревочные провода. Она подтащила к окну трухлявую лестницу и, взобравшись по ней, спрыгнула на пол чердака.

Очень странно! Этот чердак был обитаем. На стене висели мотки веревок, фонарь, два скрещенных сигнальных флага и карта поселка, вся исчерченная непонятными знаками. В углу лежала покрытая мешковиной охапка соломы. Тут же стоял перевернутый фанерный ящик. Возле дырявой замшелой крыши торчало большое, похожее на штурвальное, колесо. Над колесом висел самодельный телефон.

Женя заглянула через щель. Перед ней, как волны моря, колыхалась листва густых садов. В небе играли голуби. И тогда Женя решила: пусть голуби будут чайками, этот старый сарай с его веревками, фонарями и флагами – большим кораблем. Она же сама будет капитаном.

Ей стало весело. Она повернула штурвальное колесо. Тугие веревочные провода задрожали, загудели. Ветер зашумел и погнал зеленые волны. А ей показалось, что это ее корабль-сарай медленно и спокойно по волнам разворачивается.

– Лево руля на борт! – громко скомандовала Женя и крепче налегла на тяжелое колесо.

Прорвавшись через щели крыши, узкие прямые лучи солнца упали ей на лицо и платье. Но Женя поняла, что это неприятельские суда нащупывают ее своими прожекторами, и она решила дать им бой.

С силой управляла она скрипучим колесом, маневрируя вправо и влево, и властно выкрикивала слова команды.

Но вот острые прямые лучи прожектора поблекли, погасли. И это, конечно, не солнце зашло за тучи. Это разгромленная вражья эскадра шла ко дну.

Бой был окончен. Пыльной ладонью Женя вытерла лоб, и вдруг на стене задребезжал звонок телефона. Этого Женя не ожидала; она думала, что этот телефон просто игрушка. Ей стало не по себе. Она сняла трубку.

– Алло! Алло! Отвечайте. Какой осел обрывает провода и подает сигналы, глупые и непонятные?

– Это не осел, – пробормотала озадаченная Женя. – Это я – Женя!

– Сумасшедшая девчонка! – резко и почти испуганно прокричал тот же голос. – Оставь штурвальное колесо и беги прочь. Сейчас примчатся… люди, и они тебя поколотят.

Женя бросила трубку, но было уже поздно. Вот на свету показалась чья-то голова: это был Гейка, за ним Сима Симаков, Коля Колокольчиков, а вслед лезли еще и еще мальчишки.

– Кто вы такие? – отступая от окна, в страхе спросила Женя. – Уходите!.. Это наш сад. Я вас сюда не звала.

Но плечо к плечу, плотной стеной ребята молча шли на Женю. И, очутившись прижатой к углу, Женя вскрикнула.

В то же мгновение в просвете мелькнула еще одна тень. Все обернулись и расступились. И перед Женей встал высокий темноволосый мальчуган в синей безрукавке, на груди которой была вышита красная звезда.

– Тише, Женя! – громко сказал он. – Кричать не надо. Никто тебя не тронет. Мы с тобой знакомы. Я – Тимур.

– Ты Тимур?! – широко раскрывая полные слез глаза, недоверчиво воскликнула Женя. – Это ты укрыл меня ночью простынею? Ты оставил мне на столе записку? Ты отправил папе на фронт телеграмму, а мне прислал ключ и квитанцию? Но зачем? За что? Откуда ты меня знаешь?

Тогда он подошел к ней, взял ее за руку и ответил:

– А вот оставайся с нами! Садись и слушай, и тогда тебе все будет понятно.

На покрытой мешками соломе вокруг Тимура, который разложил перед собой карту поселка, расположились ребята.

Тимур и его команда

Полковник Александров уже три месяца на фронте. Он присылает в Москву своим дочерям телеграмму, предлагает им провести остаток лета на даче.

Старшая, восемнадцатилетняя Ольга, едет туда с вещами, оставив тринадцатилетнюю Женю прибрать квартиру. Ольга учится на инженера, занимается музыкой, поет, она строгая, серьезная девушка. На даче Ольга знакомится с молодым инженером Георгием Гараевым. Она допоздна ждет Женю, но сестры все нет.

А Женя в это время, приехав в дачный поселок, в поисках почты, чтобы отправить телеграмму отцу, случайно заходит на чью-то пустую дачу, и собака не выпускает её обратно. Женя засыпает. Проснувшись наутро, видит, что собаки нет, а рядом - ободряющая записка от неизвестного Тимура. Обнаружив бутафорский револьвер, Женя играет с ним. Холостой выстрел, разбивший зеркало, пугает её, она бежит, забыв в доме ключ от московской квартиры и телеграмму. Женя приходит к сестре и уже предвидит её гнев, но вдруг какая-то девчонка приносит ей ключ и квитанцию от посланной телеграммы с запиской от того же Тимура.

Женя забирается в старый сарай, стоящий в глубине сада. Там она находит штурвал и принимается крутить его. А от штурвала идут веревочные провода. Женя, сама того не зная, подает кому-то сигналы! Сарай наполняется множеством мальчишек. Они хотят побить Женю, бесцеремонно вторгшуюся в их штаб. Но командир останавливает их. Это тот самый Тимур (он племянник Георгия Гараева). Он приглашает Женю остаться и послушать, чем занимаются ребята. Оказывается, они помогают людям, особенно же опекают семьи бойцов Красной Армии. Но все это они делают втайне от взрослых. Мальчишки решают "заняться особо" Мишкой Квакиным и его шайкой, которая лазает по чужим садам и ворует яблоки.

Ольга думает, что Тимур - хулиган, и запрещает Жене водиться с ним. Женя не может ничего объяснить: это означало бы разгласить тайну.

Ранним утром ребята из команды Тимура наполняют водой бочку старухи-молочницы. Потом складывают в поленницу дрова для другой старушки - бабушки бойкой девочки Нюрки, находят ей пропавшую козу. А Женя играет с маленькой дочкой лейтенанта Павлова, которого недавно убили на границе.

Тимуровцы составляют ультиматум Мишке Квакину. Приказывают ему явиться вместе с помощником, Фигурой, и принести список членов шайки. Гейка и Коля Колокольчиков относят ультиматум. А когда приходят за ответом, квакинцы запирают их в старой часовне.

Георгий Гараев катает Ольгу на мотоцикле. Он, как и Ольга, занимается пением: играет в опере старика партизана. Его "суровый и страшный" грим испугает кого хочешь, и шутник Георгий нередко пользуется этим (ему и принадлежал бутафорский револьвер).

Тимуровцам удается освободить Гейку и Колю и запереть вместо них Фигуру. Они устраивают засаду квакинской шайке, закрывают всех в будке на базарной площади и вешают на будку плакат, что "пленники" - яблочные воры.

В парке - шумный праздник. Георгия попросили спеть. Ольга согласилась аккомпанировать ему на аккордеоне. После выступления Ольга сталкивается с гуляющими по парку Тимуром и Женей. Разгневанная старшая сестра обвиняет Тимура в том, что он настраивает Женю против нее, она сердится и на Георгия: почему он раньше не признался, что Тимур - его племянник? Георгий, в свою очередь, запрещает Тимуру общаться с Женей.

Ольга, чтобы проучить Женю, уезжает в Москву. Там она получает телеграмму: отец ночью будет в Москве. Он приезжает всего на три часа повидаться с дочерьми.

А к Жене на дачу приходит знакомая - вдова лейтенанта Павлова. Ей срочно нужно в Москву - встретить мать, и она оставляет маленькую дочку на ночь у Жени. Девочка засыпает, а Женя уходит играть в волейбол. Тем временем приходят телеграммы от отца и от Ольги. Женя замечает телеграммы только поздно вечером. Но ей некому оставить девочку, и последняя электричка уже ушла. Тогда Женя посылает сигнал Тимуру и рассказывает ему о своей беде. Тимур поручает Коле Колокольчикову стеречь спящую девочку - для этого приходится все рассказать Колиному дедушке. Тот одобряет действия мальчиков. Тимур сам отвозит Женю на мотоцикле в город (спрашивать позволения не у кого, дядя в Москве).

Отец огорчается, что ему так и не удалось повидать Женю. И вот когда время уже близится к трем, неожиданно появляются Женя с Тимуром. Минуты летят быстро - полковнику Александрову надо ехать на фронт.

Георгий не находит на даче ни племянника, ни мотоцикла и решает отправить Тимура домой к матери, но тут приходит Тимур, а вместе с ним Женя и Ольга. Они все объясняют.

Георгию приходит повестка. В форме капитана танковых войск он приходит к Ольге проститься. Женя передает "позывной сигнал общий", сбегаются все мальчишки из тимуровской команды. Все вместе идут провожать Георгия. Ольга играет на аккордеоне. Георгий уезжает. Ольга говорит погрустневшему Тимуру: "Ты о людях всегда думал, и они тебе отплатят тем же".

Сюжет

Героиня, к которой привязывается ход событий повести, - Женя, дочь советского командира полковника Александрова. На даче, где Женя отдыхает со старшей сестрой Ольгой, девочка обнаруживает штаб загадочной организации школьников. Предводитель ребят, мальчик по имени Тимур Гараев, знакомит Женю с организацией, задача которой - помощь членам семей красноармейцев и их защита от садовых воришек из банды Мишки Квакина. Он знакомит её с Гейкой, Колей и Симой.

Вскоре Тимур разговаривает с Мишкой говоря о том, что ему надо перестать делать плохие поступки. Ольга заметила их вдвоём и сразу говорит Жене о разговоре с Тимуром и Михаилом. Ольга подумала, что Тимур точно такой же хулиган. Старшая сестра Жени запретила ей разговаривать с Тимуром.

Позже Гейка приходит к хулиганам с угрожающим письмом. Слова этого письма слышал помощник Квакина по прозвищу «Фигура», Алёша и сам Квакин. Прочитав письмо Квакин не пугается и готовит бойцов к битве. Тимур об этом узнал.

Битва длилась долго. Хулиганы кидались яблоками и дрались кулаками. У тимуровцев же были только кулаки. Всё таки хулиганы попали в ловушку и они видели избитых бойцов Тимура. Квакин и его большая шайка перестал хулиганить. Основную идею добровольной взаимопомощи в конце повести Ольга выражает следующей фразой:

Воплощение в жизни

Прообразом «тимуровцев» были скауты (которые так же рисовали звёзды на домах семей погибших Георгиевских кавалеров Первой Мировой как знак своего им покровительства), а также дети православных священников, которые одевались со скаутами и тимуровцами сходным образом - в майки и шорты.

После выхода книги о Тимуре понятие «тимуровца», пионера , помогающего людям, широко разошлось по всему СССР .

Продолжения повести

В том же году Гайдар написал продолжение «Тимура…» - повесть «Комендант снежной крепости». В первые дни Великой Отечественной Гайдар написал киносценарий «Клятва Тимура», который завершил своеобразную трилогию.

Экранизации

Повесть стала основой для одноимённых кинолент и гг.

Ссылки

• Электронная версия в Библиотеке Максима Мошкова
• Мариэтта Чудакова . Дочь командира и капитанская дочка (22 Января 2004)

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Тимур и его команда (повесть)" в других словарях:

Тимур и его команда: Тимур и его команда повесть Аркадия Гайдара Тимур и его команда советский детский художественный фильм, снятый в 1940 году режиссёром Александром Разумным по оригинальному сценарию Аркадия Гайдара Тимур и его команда… … Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Тимур и его команда (значения). Тимур и его команда Жанр: повесть, соцреализм

- «ТИМУР И ЕГО КОМАНДА», СССР, СОЮЗДЕТФИЛЬМ, 1940, ч/б, 80 мин. Школьный фильм. О группе пионеров, помогающих семьям красноармейцев. Действие фильма, ставшего классикой советского кино для детей, происходит в одном из дачных поселков, расположенном … Энциклопедия кино

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Гараев. Тимур Гараев Информация Пол мужской Возраст мальчик Создатель Аркадий Гайдар Тимур Гараев персонаж ряда произведений Аркадия Гайдара, советский мальчик, помогавший людям.… … Википедия

А, муж. Заимств.Отч.: Тимурович, Тимуровна; разг. Тимурыч.Производные: Тимурка; Тима; Мура.Происхождение: (Тимур (Тамерлан) имя среднеазиатского эмира и полководца. От тюркск. темир ‘железо’. Распространению имени способствовала повесть Гайдара… … Словарь личных имен

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Гайдар. Тимур Аркадьевич Гайдар Дата рождения … Википедия

Годы в литературе XX века. 1940 год в литературе. 1896 1897 1898 1899 1900 ← XIX век 1901 1902 1903 1904 1905 1906 1907 1908 1909 1910 1911 1912 1913 1914 1915 1916 1917 … Википедия

Аркадий Гайдар Аркадий Голиков Имя при рождении: Аркадий Петрович Голиков Дата рождения: 9 (22) января 1904(1904 01 22) … Википедия

Настоящая фамилия Голиков (1904 1941), русский писатель. Произведения для детей о романтике революционной борьбы («РВС», 1926; «Школа», 1930), о сложных проблемах нравственного и гражданского воспитания в духе идеалов социалистического общества… … Энциклопедический словарь

Из повести для детей и юношества «Тимур и его команда» (1940) советского писателя Аркадия Гайдара (псевдоним Аркадия Петровича Голикова, 1904 1941). Пионер Тимур решает вместе с собранной им командой сверстников взять на себя заботу о семьях… … Словарь крылатых слов и выражений

Книги

• Тимур и его команда: повесть, киноповесть, киносценарий , Гайдар, Аркадий Петрович. Сказать про Тимура, что он хороший, положительный мальчик, - невозможно. Он - настоящий! Такой, каким должен быть мужчина, - ответственный, храбрый, добрый и нежный. У него было прекрасное,…