Содержание детство горького по главам.

«Детство» - первое произведение Льва Толстого. Впервые издано в 1852 году.

Жанр : автобиографическая повесть. Рассказ ведется от лица Николая Иртеньева, взрослого человека, который вспоминает отдельные события и глубокие переживания своего детства.

Основная идея - основа характера закладывается в детстве, человеку свойственно стремление к совершенствованию.

Глава 1: Учитель Карл Иваныч

Главный герой – 10-летний мальчик Николенька из дворянской семьи. Семья мальчика живет где-то в провинции России. У мальчика есть отец, мать, старший брат Володя и старшая сестра Любочка. Автор описывает обычный день из жизни Николеньки. По утрам Николеньку и его брата всегда будет учитель-немец Карл Иванович. Старый одинокий учитель много лет живет в семье и обучает детей языкам, истории и т.д. Старик любит детей, но при этом он строг и требователен на уроках.

Глава 2: Maman

Наконец Николенька спускается к завтраку. Здесь его всегда ждет мать (maman). Это добрая, мягкая, ласковая и заботливая женщина. По утрам она спрашивает Николеньку о его здоровье и целует его. Затем дети идут в кабинет к отцу, чтобы поздороваться.

Глава 3: Папа

В кабинете отец сообщает, что Николенька и его брат Володя срочно уезжают в Москву, чтобы жить и учиться там. Николенька понимает, что родители уволят Карла Ивановича. Мальчику жаль бедного старика.

Глава 4: Классы

До обеда Карл Иванович, как обычно, занимается с детьми немецким языком, историей и т.д. Старик обижен на хозяев за то, что его увольняют после 12 лет службы. Николеньке тоже грустно, потому что он любит учителя, как родного отца.

Глава 5: Юродивый

Мать Николеньки любит помогать юродивым*, бедным странникам. Сегодня у нее в гостях юродивый Гриша — пожилой человек. Он круглый год ходит босой и в лохмотьях. Вся семья собирается к обеду. Гришу кормят за отдельным столом. (*юродивыми назывались чудаковатые, порой сумасшедшие люди, обладающие даром предвидения)

Глава 6: Приготовления к охоте

После обеда все готовятся к охоте. Прислуга готовит лошадей и псов. Все отправляются на охоту.

Глава 7: Охота

Отец направляет Николеньку на одну из полян стеречь зайца. Гончие выгоняют зайца на мальчика, но тот в азарте упускает зверя и переживает из-за этого.

Глава 8: Игры

После охоты все едят фрукты и мороженое на природе. Дети играют в охотников, рыбаков и т.д. Володя, брат Николеньки, ведет себя вяло, и игра проходит скучно.

Глава 9: Что-то вроде первой любви

Во время игр Николенька целует в плечо Катеньку. Катенька – это маленькая дочь гувернантки Мими. Мими и Катенька живут в семье мальчика. Николенька любит Катеньку уже давно. Брат Володя упрекает Николеньку за его «нежности».

Глава 10: Что за человек был мой отец?

В этой главе главный герой описывает своего отца, Петра Александровича, и его характер. Это человек с хорошими связями. Он умеет нравиться окружающим. Его главные страсти — карты и женщины. Иртеньев говорит о нем как о человеке, имевшем «неуловимый характер рыцарства, предприимчивости, самоуверенности, любезности и разгула» .

Глава 11: Занятия в кабинете и гостиной

Вечером в гостиной дети занимаются рисованием, мать играет на рояле. Учитель Карл Иванович приходит в кабинет к отцу Николеньки. Старик говорит, что готов служить учителем бесплатно, потому что сильно привык к детям. Тогда отец мальчика решает не увольнять учителя и взять его в Москву.

Глава 12: Гриша

В это время в доме в одной из комнат комнат отдыхает юродивый Гриша. Дети прячутся в чулане, чтобы подглядеть за ним. Дети видят, как Гриша молится. Внезапно дети толкают стул и слышится шум. Гриша пугается, дети убегают.

Глава 13: Наталья Савишна

Крепостная крестьянка Наталья Савишна была когда-то няней у матери главного героя. Теперь Наталья Савишна служит в доме экономкой и за белье и питание. Наталья Савишна – старушка, добрая и заботливая служанка. Главный герой к ней очень тепло относится.

Глава 14: Разлука

Утром Николенька готовится в дорогу вместе с отцом, братом и учителем Карлом Ивановичем. Мальчик прощается с мамой, сестрой Любонькой, прислугой. Мать плачет. Главный герой тоже плачет – ему грустно расставаться с ласковой и доброй мамой. Все прощаются и трогаются в путь.

Глава 15: Детство

Николенька вспоминает эпизоды из детства, свою мать в детстве, ее любовь и ласку. Именно в пору детства «невинная веселость и беспредельная потребность любви - единственные побуждения в жизни» .

Глава 16: Стихи

Проходит почти месяц. Николенька живет в Москве у бабушки. Наступает день именин бабушки. В подарок бабушке Николенька сочиняет стихи. Стихи ему не нравятся, но дарить больше нечего. Он со страхов вручает стихи бабушке. Она остается довольна.

Глава 17: Княгиня Корнакова

Днем в честь именин к бабушке приезжают гости. Среди них — родственница, княгиня Корнакова. Николенька знакомится с ней и целует ручку. Отец говорит княгине, что Николенька — некрасивый ребенок. Он знает, что родители считают его некрасивым. И он страдает от этого.

Глава 18: Князь Иван Иваныч

Следом в гости приезжает еще один родственник бабушки, князь Иван Иванович. Бабушка жалуется князю на отца Николеньки. Она говорит, что тот приехал в Москву не по делам, а развлекаться. Бабушка подозревает, что отец Николеньки обманывает жену. Николенька слышит этот разговор.

Глава 19: Ивины

К бабушке приезжают новые гости – семья Ивиных с тремя сыновьями. Николеньке нравится один из братьев Ивиных — Сережа. Николенька по-своему влюблен в него. В день именин в доме бабушки собирается много детей. Сережа Ивин решает подшутить над Иленькой Грапом. Иленька — это тихий и добрый мальчик. Дети хватают Иленьку и ставят на голову. Наконец он вырывается из рук обидчиков и плачет. Сережа Ивин обзывает его плаксой. А Николеньке становится стыдно, что он обидел бедного Иленьку.

Глава 20: Собираются гости

Вечером к бабушке на ужин и танцы съезжаются гости. Среди гостей Николенька видит 12-летнюю Соню. Она очаровывает Николеньку. Он старается привлечь ее внимание и понравиться.

Глава 21: До мазурки

На вечер снова приезжают Ивины. Среди них – Сережа, который так нравился Николеньке. Начинаются танцы. Николенька и Сонечка танцуют кадриль. Затем Николенька танцует контрданс с другой девочкой.

Глава 22: Мазурка

Далее Николенька танцует мазурку с одной маленькой княжной. В ходе танца Николенька сбивается и останавливается. Все смотрят на него, отец сердится, а Сонечка улыбается. Николеньке становится очень стыдно. Ему очень грустно, что рядом нет мамы, которая его бы пожалела.

Глава 23: После мазурки

Подают ужин, а затем все танцуют гросфатер. Николенька снова танцует с Соней. Он счастлив. Соня предлагает ему говорить друг другу «ты» как близкие друзья. В конце вечера Соня уезжает.

Глава 24: В постели

В эту ночь Николеньке не спится. Он говорит с братом Володей о Соне. Он говорит, что влюблен в Соню и что он готов плакать от любви. Володя осуждает его за слабость и называет «девочкой».

Глава 25: Письмо

Проходит 6 месяцев после именин бабушки. 16 апреля. Отец сообщает, что все должны срочно ночью ехать в деревню. Отец не говорит детям правду. На самом деле мать Николеньки больна и находится при смерти.

Глава 26: Что ожидало нас в деревне

18 апреля Николенька с братом и отцом приезжают домой в деревню. Мать жива, но ужасно страдает от болезни. В этот же день мать Николеньки умирает в страшных муках.

Глава 27: Горе

Наступает день похорон. Николенька прощается с телом матери. Он видит лицо матери и пугается от того, что лицо изменилось после смерти. Мальчик кричит и выбегает из комнаты.

Глава 28: Последние грустные воспоминания

Через три дня после похорон семья Николеньки переезжает в Москву. Бабушка от горя впадает в беспамятство. Через неделю он приходит в себя. Служанка Наталья Савишна остается в деревне в пустом доме. Вскоре она заболевает и умирает. Ее хоронят недалеко от ее любимицы – матери Николеньки.

Детство
Краткое содержание повести
Повествование от имени главного героя.
I
Умер отец (сейчас одет “в белое и необыкновенно длинный; пальцы его босы ног странно растопырены, пальцы ласковых рук, смирно положены на грудь, тоже кривые; его веселые глаза плотно прикрыты черными кружками медных монет, доброе лицо темно и пугает меня нехорошо оскаленными зубами”). Мать полуголая возле него на полу. Приехала бабушка – “круглая, большеголовая, с огромными глазами и смешным рыхлым носом; она вся черная, мягкая и удивительно интересная… она говорила ласково, весело, складно. Я с первого же дня подружился с нею”.
Мальчик тяжело болен, только встал на ноги. Мать Варвара: “я впервые вижу ее такою, – она была всегда строгая, говорила мало; она чистая, гладкая и большая, как лошадь; у нее жесткое тело и страшно сильные руки. А сейчас она вся как-то неприятно вспухла и растрепана, все на ней разорвалось; волосы, лежавшие на голове аккуратно, большою светлой шапкой, рассыпались по голому плечу… “. У матери начались схватки, родила ребенка.
Помнил похороны. Был дождь. На дне ямы лягушки. Их тоже закопали. Плакать ему не хотелось. Он плакал редко от обиды, никогда от боли. Отец смеялся над его слезами, мать плакать запрещала.
Ехали на пароходе. Новорожденный Максим умер. Ему страшно. Саратов. Бабушка и мать вышли хоронить. Пришел матрос. Когда загудел паровоз, тот бросился бежать. Алеша решил, что ему тоже нужно бежать. Нашли. У бабушки длинные густые волосы. Нюхала табак. Хорошо рассказывает сказки. Даже матросам нравится.
Приехали в Нижний. Встречали дед, дядья Михаил и Яков, тетка Наталья (беременна) и двоюродные, оба Саши, сестра Катерина.
Ему никто не понравился, “я чувствовал себя чужим среди них, даже и бабушка как-то померкла, отдалилась”.
Пришли к “приземистому одноэтажному дому, окрашенному грязно-розовой краской, с нахлобученной низкой крышей и выпученными окнами”. Дом показался большим, но был тесным. Двор неприятный, завешен мокрыми тряпками, заставлен чанами с разноцветной водой.
II
“Дом деда был наполнен туманом взаимной вражды всех со всеми; она отравляла взрослых, и даже дети принимали в ней живое участие”. Братья требовали у отца раздел имущества, приезд матери еще усугубил все. Сыновья орали на отца. Бабушка предложила все отдать. Братья подрались.
Дед внимательно следил за мальчиком. Казалось, что дед злой. Заставил его учить молитвы. Этому учила Наталья. Не понимал слов, спрашивал у Натальи, та заставляла просто запоминать, искажал специально. Его раньше не били. Сашку должны были пороть за наперсток (дядья хотели подшутить над полуслепым мастером Григорием, Михаил велел племяннику накалить наперсток для Григория, но его взял дед). Провинился и сам. Решил что-нибудь покрасить. Саша Яковов предложил покрасить скатерть. Цыганок попытался ее спасти. Бабушка спрятала скатерть, но Саша проболтался. Его тоже решили пороть. Все боялись матери. Но она не отняла своего ребенка, ее авторитет у Алеши пошатнулся. Засекли до потери сознания. Болел. Дед пришел к нему. Рассказывал, как в молодости баржи тянул. Потом водолив. Его звали, но он не уходил. Да и мальчику не хотелось, чтобы ушел.
Цыганок подставил свою руку, чтобы мальчику было не так больно. Учил, что делать, чтобы не так больно было.
III
Цыганок занимал особое место в доме. “Золотые руки у Иванка”. Дядья не шутили с ним, как с Григорием. За глаза о цыганке говорили сердито. Так хитрили друг перед другом, чтобы никто его не взял к себе работать. Он хороший работник. Они еще боялись, что дед его себе оставит.
Цыганок – подкидыш. У бабушки рожено было 18. Замуж вышла в 14.
Очень любил Цыганка. Умел обращаться с детьми, веселый, знал фокусы. Мышей любил.
В праздники Яков любил на гитаре играть. Пел бесконечную тоскливую песню. Цыганок хотел петь, но голоса не было. Танцевал Цыганок. Потом бабушка с ним.
Дядя Яков свою жену до смерти забил.
Побаивался Григория. Дружил с Цыганком. Все равно подставлял свою руку. Каждую пятницу Цыганок ездил за провизией (в основном воровал).
Цыганок погиб. Яков решил крест жене поставить. Большой, дубовый. Крест несли дядья и Цыганок. “Упал, а его и придавило… И нас бы покалечило, да мы вовремя сбросили крест”. Цыганок долго лежал на кухне, изо рта кровь. Потом умер. Бабушка, дед и Григорий сильно переживали.
IV
Спит с бабушкой, та долго молится. Говорит не по писанному, от души. “Мне очень нравится бабушкин бог, такой близкий ей”, что часто просил рассказать о нем. “Говоря о боге, рае, ангелах, она становилась маленькой и кроткой, лицо ее молодело, влажные глаза струили особенно теплый свет”. Бабушка говорила, что живется им хорошо. Но это не так. Наталья просила у бога смерти, Григорий все хуже видел, собирался по миру идти. Алеша хотел в поводыри к нему. Наталью был дядя. Бабушка рассказывала, что дед ее тоже бил. Рассказывала, что нечистых видела. А еще сказки и рассказы, были и стихи. Знала их много. Боялась тараканов. В темноте слышала их и просила убить. Так спать не могла.
Пожар. Бабушка бросилась в огонь за купоросом. Обожгла руки. Любила лошадь. Ее спасли. Мастерская сгорела. Спать в эту ночь не удалось. Наталья рожала. Умерла. Алеше плохо, отнесли спать. У бабушки сильно болели руки.
V
Дядья разделились. Яков в городе. Михаил за рекой. Дед купил другой дом. Много квартирантов. Акулина Ивановна (бабушка) была знахаркой. Всем помогала. Давала хозяйственные советы.
История бабушки: мать была увечной, но раньше знатная кружевница. Дали ей вольную. Просила милостыню. Акулина училась кружева плести. Скоро о ней во всем городе знали. Дед в 22 был водоливом уже. Его мать решила их поженить.
Дед болел. От скуки решил учить мальчика азбуке. Тот быстро схватывал.
Дрался с уличными мальчишками. Очень силен.
Дед: когда приехали разбойники, его дед бросился в колокола звонить. Порубили. Помнил себя с 1812, когда 12 было. Пленные французы. Приезжали все смотреть на пленных, ругали, но многие и жалели. Многие от холода умирали. Денщик Мирон лошадей хорошо знал, помогал. А офицер скоро помер. Он хорошо относился к ребенку, даже языку своему учил. Но запретили.
Никогда не говорил об отце Алеши и о матери. Дети не удались. Однажды дед ни с того, ни с сего ударил бабушку в лицо. “Сердится, трудно ему, старому, неудачи все… “
VI
Однажды вечером, не поздоровавшись, в комнату ворвался Яков. Сказал, что Михаил совсем с ума сошел: изорвал его готовое платье, посуду перебил и обидел его с Григорием. Михаил сказал, что отца убьет. Хотели Варварино приданое. Мальчик должен был смотреть на улицу и сказать, когда появится Михаил. Страшно и скучно.
“То, что мать не хочет жить в своей семье, все выше поднимает ее в моих мечтах; мне кажется, что она живет на постоялом дворе при большой дороге, у разбойников, которые грабят проезжих богачей и делят награбленное с нищими”.
Бабушка плачет. “Господи, али не хватило у тебя разума доброго на меня, на детей моих?”
Почти каждый выходной к их воротам сбегали мальчишки: “У Кашириных опять дерутся!” Михаил появлялся вечером, всю ночь держал дом в осаде. Иногда с ним несколько пьяных помещиков. Выдергивали кусты малины и смородины, разнесли баню. Однажды дед особенно плохо себя чувствовал. Встал, зажег огонь. Мишка запустил в него половинкой кирпича. Не попал. В другой раз дядя взял кол и ломился в дверь. Бабушка хотела с ним поговорить, боялась, что изувечат, но тот ударил ее колом по руке. Михаила связали, окатили водой и положили в сарае. Бабушка сказала деду, чтобы отдал им Варино приданое. У бабушки сломалась кость, пришла костоправка. Алеша подумал, что это бабушкина смерть, бросился на нее, не подпускал к бабушке. Его унесли на чердак.
VII
У деда – один бог, у бабушки – другой. Бабушка “почти каждое утро находила новые слова хвалы, и это всегда заставляло меня вслушиваться в молитву ее с напряженным вниманием”. “Ее бог был весь день с не, она даже животным говорила о нем. Мне было ясно, что этому богу легко и покорно подчиняется все: люди, собаки, птицы, пчелы и травы; он ко всему на земле был одинаково добр, одинаково близок”.
Однажды кабатчица поссорилась с дедом, заодно обругала бабушку. Решил отомстить. Запер ее в погребе. Бабушка отшлепала, когда поняла. Сказала, чтобы в дела взрослых не вмешивался, кто виноват не всегда понятно. Господь и сам не всегда понимает. Ее бог стал ему ближе и понятнее.
Дед молился не так. “Становился он всегда на один и тот же сучок половицы, подобный лошадиному глазу, с минуту стоял молча, вытянув руки вдоль тела, как солдат… голос его звучит внятно и требовательно… Не шибко бьет себя в груди и настойчиво просит… Теперь он крестился часто, судорожно, кивает головою, точно бодаясь, голос его взвизгивает и всхлипывает. Позднее, бывая в синагогах, я понял, что дед молился, как еврей”.
Алеша знал все молитвы на память и следил, чтобы дед не пропускал, когда это все же случалось злорадствовал. Бог деда был жесток, но он его тоже вовлекал во все дела, даже чаще чем бабушка.
Однажды деда спасли от беды святые, было написано в святцах. Дед тайно занимался ростовщичеством. Пришли с обыском. Дед молился до утра. Закончилось благополучно.
Не любил улицу. С уличными дрался. Его не любили. Но его это не обижало. Возмущала их жестокость. Они издевались над пьяными нищими. Доставалось нищему Игоша Смерть в Кармане. Мастер Григорий ослеп. Ходил с маленькой серой старушкой и она просила милостыню. Не мог подойти к нему. Бабушка всегда подавала ему, разговаривала с ним. Бабушка говорила, что за этого человека господь их накажет. Через лет 10 дед сам ходил и просил милостыню. На улице также была распутная баба Ворониха. Был у нее муж. Захотел получить более высокий чин, продал жену начальнику, тот ее увез на 2 года. А когда воротилась, ее мальчик и девочка умерли, а муж проиграл казенные деньги и начал пить.
У них был скворец. Его бабушка у кота отняла. Научила говорить. Скворец подражал деду, когда тот молитвы читал. В доме было интересно, но иногда наваливалась непонятная тоска.
VIII
Дед продал дом кабатчику. Купил другой. Он был лучше. Было много квартирантов: военный из татар с женою, извозчик Петр и его немой племянник Степа, нахлебник Хорошее Дело. “Это был худощавый, сутулый человек, с белым лицом в черной раздвоенной бородке, с добрыми глазами, в очках. Был он молчалив, незаметен и, когда его приглашали обедать, чай пить, неизменно отвечал: Хорошее дело”. Бабушка так его и звала. “Вся комната его было завалена какими-то ящиками, толстыми книгами незнакомой мне гражданской печати; всюду стояли бутылки с разноцветными жидкостями, куски меди и железа, прутья свинца. С утра и до вечера… плавил свинец, паял какие-то медные штучки, что-то взвешивал на маленьких весах, мычал, обжигал пальцы… а иногда вдруг останавливался среди комнаты или у окна и долго стоял, закрыв глаза, подняв лицо, остолбеневший и безмолвный”. Алеша влезал на крышу и наблюдал за ним. Хорошее Дело был беден. Никто в доме его не любил. Спросил, что делает. Хорошее Дело предложил влезть к нему в окно. Предложил сделать налиток, чтобы мальчик к нему больше не ходил. Тот обиделся.
Когда не было деда устраивали интересные собрания. Все жители собирались пить чай. Весело. Бабушка рассказала историю про Ивана-воина и Мирона-отшельника. Хорошее Дело был потрясен, сказал, что эту историю обязательно нужно записать. Мальчика снова потянуло к нему. Любили сидеть вдвоем и молчать. “Ничего особенного я не вижу на дворе, но от этих толчков локтем и от кратких слов все видимое кажется мне особенно значительным, все крепко запоминается”.
Ходили с бабушкой за водой. Пятеро мещан били мужика. Бабушка бесстрашно тыкала их коромыслом. Хорошее Дело поверил ему, но сказал, что эти случаи нельзя запоминать. Учил драться: быстрее – значит сильнее. Дед бил его за каждое посещение. Его выжили. Не любили, так как был чужой, не такой, как все. Мешал бабушке убирать комнату, обозвал всех дураками. Дед был рад, что выжил. Алеша со злости изломал ложку.
IX
“В детстве я представляю сам себя ульем, куда разные простые, серые люди сносили, как пчелы, мед своих знаний и дум о жизни, щедро обогащая душу мою, кто чем мог. Часто мед этот был грязен и горек, но всякое знание – все-таки мед”.
Подружился с Петром. Был похож на деда. “… он походил на подростка, нарядившегося для шутки стариком. Лицо у него было плетеное, как решето, все из тонких кожаных жгутиков, между ними прыгали, точно жили в клетке, смешные бойкие глаза с желтоватыми белками. Сивые волосы его курчавились, бородка вилась кольцами; он курил трубку… “. Спорил с дедом, “кто из святых кого святее”. На их улице поселился барин, который для развлечения стрелял в людей. Чуть не попал в Хорошее Дело. Петр любил его дразнить. Однажды дробь попала ему в плечо. Рассказывал такие же рассказы, как бабушка с дедом. “Разнообразные, они все странно схожи один с другим: в каждом мучили человека, издевались над ним, гнали его”.
По праздникам в гости приходили братья. Путешествовали по крышам, увидали барина, у него щенки. Решили напугать барина и взять щенков. Алеша должен был поплевать ему на лысину. Братья оказались ни при чем.
Петр его похвалил. Остальные ругали. После этого невзлюбил Петра.
В доме Овсянникова жили три мальчика. Наблюдал за ними. Они были очень дружны. Однажды играли в прятки. Маленький упал в колодец. Алеша спас, подружились. Алеша ловил им птиц. У них была мачеха. Из дома вышел старик и запретил Алеше ходить к нему. Петр врал про Алешу дедушке. Началась у Алеши и Петра война. Знакомство с барчуками продолжалось. Ходил тайком.
Петр часто разгонял их. “Он теперь смотрел как-то вбок и давно перестал посещать бабушкины вечера; не угощал вареньем, лицо его ссохлось, морщины стали глубже, и ходил он качаясь, загребая ногами, как больной”. Однажды пришел полицейский. Его нашли мертвого во дворе. Немой вовсе не был немым. Был еще третий. Сознались, что грабили церкви.
X
Алеша ловил птиц. Они не шли в западню. Досадовал. Когда вернулся домой, узнал, что приехала мать. Он волновался. Мать заметила, что он вырос, на нем грязная одежда и он весь белый с мороза. Стала раздевать его и натирать уши гусиным салом. “… было больно, но от нее исходил освежающий, вкусный запах, и это уменьшало боль. Я прижимался к ней, заглядывая в глаза ее, онемевший от волнения… ” дед хотел поговорить с матерью, его прогнали. Бабушка просила простить дочь. Потом они плакали, Алеша тоже расплакался, обнимая их. Рассказывал матери про Хорошее дело, о трех мальчиках. “Было больно и сердцу, я сразу почувствовал, что не будет она жить в этом доме, уйдет”. Мать стала учить его гражданской грамоте. В несколько дней научился. “Она стала требовать, чтобы я все больше заучивал стихов, а память моя все хуже воспринимала эти строки, и все более росло, все злее становилось непобедимое желание переиначить, исказить стихи, подобрать к ним другие слова; это удавалось мне легко – ненужные слова являлись целыми роями и быстро спутывали обязательное, книжное”. Мать теперь учила алгебре (давалась легко), грамматике и письму (с трудом). “Первые дни по приезде она была ловкая, свежая, а теперь под глазами у нее легли темные пятна, она целыми днями ходила непричесанная, в измятом платье, не застегнув кофту, это ее портило и обижало меня… ” Дед хотел сосватать дочь. Та отказалась. Бабушка стала заступаться. Дед жестоко побил бабушку. Алеша бросался подушками, дед опрокинул ведро с водой и ушел к себе. “Я разобрал ее тяжелые волосы, – оказалось, что глубоко под кожу ей вошла шпилька, я вытащил ее, нашел другую, у меня онемели пальцы”. Просила не говорить об этом матери. Решил отомстить. Изрезал святцы деду. Но все не успел. Появился дед, стал колотить, бабушка отняла. Появилась мать. Заступилась. Обещала все на коленкор наклеить. Сознался матери, что дед бабушку бил. Мать подружилась с постоялкой, почти каждый вечер уходила к ней. Приходили офицеры и барышни. Деду не нравилось. Всех прогнал. Привез мебель, заставил ее комнаты и запер. “Не надобно нам стояльцев, я сам гостей принимать буду!” По праздникам являлись гости: бабушкина сестра Матрена с сыновьями Василием и Виктором, дядя Яков с гитарой и часовщиком. Показалось, что когда-то видел его на телеге арестованным.
Мать хотели сосватать за него, но она наотрез отказалась.
“Как-то не верилось уже, что все это они делали серьезно и что и трудно плакать. И слезы, и крики их, и все взаимные мучения, вспыхивая часто, угасая быстро, становились привычны мне, все меньше возбуждали меня, все слабее трогали сердце”.
“… русские люди, по нищете своей, вообще любят забавляться горем, играют им, как дети, и редко стыдятся быть несчастными”.
XI
“После этой истории мать сразу окрепла, туго выпрямилась и стала хозяйкой в доме, а дед сделался незаметен, задумчив, тих не похоже на себя”.
У деда были сундуки с одеждой и старинною и добром всяким. Однажды дед разрешил матери это одеть. Была очень красива. К ней часто ходили гости. чаще всех братья Максимовы. Петр и Евгений (“высокий, тонконогий, бледнолицый, с черной остренькой бородкой. Его большие глаза были похожи на сливы, одевался он в зеленоватый мундир с большими пуговицами…).
Отец Саши, Михаил, женился. Мачеха невзлюбила. Бабушка взяла к себе. Школа им не нравилась. Алеша не мог ослушаться и ходил, а вот Саша ходить отказывался, зарыл свои книги. Дед узнал. Выпороли обоих. Саша сбежал от приставленного провожатого. Нашли.
У Алеши оспа. Бабушка оставляла у него водку. Пила тайком от деда. Рассказывала ему историю отца. Он был сыном солдата, которого сослали в Сибирь за жестокость с подчиненными ему. Там родился отец. Ему жилось плохо, убегал из дома. Бил сильно, соседи отняли и спрятали. Мать уже умерла раньше. Потом и отец. Взял его крестный – столяр. Учил ремеслу. Сбежал. Водил слепых по ярмаркам. Работал столяром на пароходе. В 20 был краснодеревщиком, обойщиком и драпировщиком. Пришел свататься. Они уже поженились, лишь обвенчаться нужно было. Старик дочь так не отдал бы. Решили тайно. Был недруг у отца, мастер, разболтал. Бабушка подрезала гужи у оглоблей. Дед не смог свадьбу отменить. Сказал, что дочери нету. Потом простил. Стали жить с ними, в саду во флигеле. Родился Алеша. Дядья не любили Максима (отца). Хотели извести. Заманили на пруд покататься, столкнули в прорубь. Но отец вынырнул, схватился за края проруби. А дядья по рукам били. Вытянулся подо льдом, дышал. Решили, что потонет, покидали в голову ледяшками и ушли. А он вылез. Не сдал в милицию. Скоро уехали в Астрахань.
Бабушкины сказки занимали меньше. Хотелось знать про отца. “Отчего беспокоится отцова душа?”
XII
Поправился стал ходить. Решил всех удивить и тихонько спуститься вниз. Увидел “еще бабушку”. Страшная и вся зеленая какая-то. Мать сосватали. Ему не говорили. “Тонкой струйкой однообразно протекло несколько пустых дней, мать после сговора куда-то уехала, в доме было удручающе тихо”. Стал обустраивать себе жилище в яме.
“Я ненавидел старуху – да и сына ее – сосредоточенной ненавистью, и много принесло мне побоев это тяжелое чувство”. Свадьба была тихая. На следующее утро молодые уехали. Почти перебрался к себе в яму.
Продали дом. Дед снял две темные комнатки в подвале старого дома. Бабушка звала с собой домового, дед не дал. Сказал, что каждый теперь сам себя кормить будет.
“Мать явилась после того, как дед поселился в подвале, бледная, похудевшая, с огромными глазами и горячим, удивленным блеском в них”. Одета некрасиво, беременна. Заявили, что все сгорело. Но отчим все проиграл в карты.
Жили в Сормове. Дом новый, без обоев. Две комнаты. С ними бабушка. Бабушка работала за кухарку, колола дрова, мыла полы. На улицу пускали редко – дрался. Мать била. Однажды сказал, что укусит ее, сбежит в поле и замерзнет. Перестала. Отчим сорился с матерью. “Из-за вашего дурацкого брюха я никого не могу пригласить в гости себе, корова, вы этакая!” перед родами к деду.
Потом опять школа. Все смеялись над его бедной одеждой. Но скоро со всеми поладил, кроме учителя и попа. Учитель приставал. А Алеша озорничал в отместку. Поп требовал книгу. Книги не было, прогонял. Хотели выгнать из школы за недостойное поведение. Но в школу пришел епископ Хрисанф. Епископу Алеша понравился. Учителя стали лучше к нему относиться. А епископу Алеша обещал меньше озорничать.
Рассказывал сверстникам сказки. Те сказали, что лучше книга о Робинзоне. Однажды нечаянно нашел в книге отчима 10 рублей и рубль. Рубль взял. Купил на него “Священную историю” (требовал поп) и сказки Андерсена, также белый хлеб и колбасу. Очень понравился “Соловей”. Мать побила его, отобрала книги. Отчим рассказал об этом сослуживцам, они детям, в школе узнали, прозвали вором. Мать не хотела верить, что отчим рассказал. “Мы – бедные, у нас каждая копейка, каждая копейка… ” Брат Саша: “неуклюжий, большеголовый, он смотрел на все вокруг прекрасными, синими глазами, с тихой улыбкой и словно ожидая чего-то. Говорить начал необычайно рано, никогда не плакал, живя в непрерывном состоянии тихого веселья. Был слаб, едва ползал и очень радовался, когда видел меня… Он умер неожиданно, не хворая… “.
Со школой наладилось. Опять переселили к деду. Отчим изменял матери. “Я слышал, как он ударил ее, бросился в комнату и увидел, что мать, упав на колени, оперлась спиною и локтями о стул, выгнув грудь, закинув голову, хрипя и страшно блестя глазами, а он, чисто одетый, в новом мундире бьет ее в грудь длинной своею ногою. Я схватил со стола нож… это была единственная вещь, оставшаяся у матери после отца, – схватил и со всею силою ударил вотчима в бок”. Мать оттолкнула Максимова, остался жив. Обещал матери, что зарежет отчима и себя тоже.
“Не только тем изумительна жизнь наша, что в ней так плодовит и жирен пласт всякой скотской дряни, но тем, что сквозь этот пласт все-таки победно прорастает яркое, здоровое и творческое, растет доброе – человечье, возбуждая несокрушимую надежду на возрождение наше к жизни светлой, человечьей”.
XIII
Опять у деда. Раздел имущества. Все горшки бабушке, остальное себе. Затем забрал у нее старинные платья, продал за 700 рублей. А деньги отдал в проценты крестнику-еврею. Все делилось. Один день бабушка готовит из своей провизии, другой – на деньги деда. У бабушки всегда лучше еда была. Даже чай считали. Одинаков по крепости должен быть.
Бабушка плела кружева, а Алеша стал заниматься ветошничеством. Бабушка брала у него деньги. Также воровал с компанией детей дрова. Компания: Санька Вяхирь, Кострома, татарчонок Хаби, Язь, Гришка Чурка. Вяхиря била мать, если он не приносил ей деньги на водку, Кострома копил деньги, мечтая о голубях, мать Чурки была больна, Хаби тоже копил, собираясь вернуться в город, где родился. Вяхирь всех мирил. Все равно считал свою мать хорошей, жалел. Иногда складывались, чтобы Вяхиря мать не била. Вяхирь хотел тоже знать грамоту. Его позвал к себе Чурка. Его мать научила Вяхиря. Скоро кое-как читал. Вяхирь жалел природу (при нем неудобно было что-то сломать). Забава: собирали стоптанные лапти и бросали в крючников-татар. Те в них. После боя татары брали их с собой и кормили своею едой. В ненастные дни собирались у отца Язя на кладбище. “… не нравилось, когда этот человек начинал перечислять, в каком доме есть хворые, кто из слобожан скоро умрет, – он говорил об этом смачно и безжалостно, а видя, что нам неприятны его речи, – нарочно дразнил и подзуживал нас”.
“Он очень часто говорил про женщин и всегда – грязно… Он знал историю жизни почти каждого слобожанина, зарытого им в песок… он как бы отворял пред нами двери домов,… мы видели, как живут люди, чувствовали что-то серьезное, важное”.
Алеше нравилась эта уличная независимая жизнь. В школе опять трудно, называли ветошником, нищебродом. Даже говорили, что от него пахнет. Ложь, тщательно мылся перед учебой. Успешно сдал экзамены в 3 класс. Дали похвальный лист, евангелие, басни Крылова и “Фата-Моргана”. Дед сказал, что это нужно спрятать в сундук, обрадовался. Бабушка болела. Несколько дней не было у нее денег. Дед жаловался, что его объедают. Взял книги, отнес в лавку, получил 55 копеек и отдал бабушке. Похвальный лист испортил надписями и отдал деду. Тот, не разворачивая, спрятал в сундук. Отчима выгнали с работы. Он исчез. Мать с маленьким братом Николаем поселилась у деда. “Немая, высохшая мать едва передвигала ноги, глядя на все страшными глазами, брат был золотушный… и такой слабенький, что даже плакать не мог… ” решили, что Николаю нужна воля, песок. Алеша набрал песка и насыпал на припеке под окном. Мальчику это понравилось. Очень привязался к брату, но с ним было немного скучно. Дед сам кормил ребенка и кормил недостаточно.
Мать: “она совсем онемела, редко скажет слово кипящим голосом, а то целый день молча лежит в углу и умирает. Что она умирала – это я, конечно, чувствовал, знал, да и дед слишком часто, назойливо говорил о смерти… “
“Я спал между печью и окном, на полу, мне было коротко, ноги я засовывал в подпечек, их щекотали тараканы. Этот угол доставил мне немало злых удовольствий, – дед, стряпая, постоянно выбивал стекла в окне концами ухватов и кочерги”. Алеша взял нож и обрезал длинные ручки, дед ругал, что не пилой, могли бы выйти скалки. Отчим воротился из поездки, бабушка с Колей перебралась к нему. Умерла мать. Перед этим просила: “Сходи к Евгению Васильевичу, скажи – прошу его прийти!” Ударила сына ножом. Но нож вырвался из ее рук. ” По лицу ее плыла тень, уходя в глубь лица, натягивая желтую кожу, заострив нос”.дед не сразу поверил, что мать умерла. Пришел отчим. Бабушка, как слепая, разбила лицо о могильный крест. Вяхирь пытался рассмешить его. Не вышло. Предложил обложить могилу дерном. Скоро дед сказал, что ему пора в люди.


(No Ratings Yet)



Ви зараз читаєте: Краткое содержание Детство – Горький Максим
Сыну моему посвящаю

I

В полутемной тесной комнате, на полу, под окном, лежит мой отец, одетый в белое и необыкновенно длинный; пальцы его босых ног странно растопырены, пальцы ласковых рук, смирно положенных на грудь, тоже кривые; его веселые глаза плотно прикрыты черными кружками медных монет, доброе лицо темно и пугает меня нехорошо оскаленными зубами. Мать, полуголая, в красной юбке, стоит на коленях, зачесывая длинные мягкие волосы отца со лба на затылок черной гребенкой, которой я любил перепиливать корки арбузов; мать непрерывно говорит что-то густым, хрипящим голосом, ее серые глаза опухли и словно тают, стекая крупными каплями слез. Меня держит за руку бабушка, — круглая, большеголовая, с огромными глазами и смешным рыхлым носом; она вся черная, мягкая и удивительно интересная; она тоже плачет, как-то особенно и хорошо подпевая матери, дрожит вся и дергает меня, толкая к отцу; я упираюсь, прячусь за нее; мне боязно и неловко. Я никогда еще не видал, чтобы большие плакали, и не понимал слов, неоднократно сказанных бабушкой: — Попрощайся с тятей-то, никогда уж не увидишь его, помер он, голубчик, не в срок, не в свой час... Я был тяжко болен, — только что встал на ноги; во время болезни, — я это хорошо помню, — отец весело возился со мною, потом он вдруг исчез, и его заменила бабушка, странный человек. — Ты откуда пришла? — спросил я ее. Она ответила: — С верху, из Нижнего, да не пришла, а приехала! По воде-то не ходят, шиш! Это было смешно и непонятно: наверху, в доме, жили бородатые крашеные персияне, а в подвале старый желтый калмык продавал овчины. По лестнице можно съехать верхом на перилах или, когда упадешь, скатиться кувырком, — это я знал хорошо. И при чем тут вода? Всё неверно и забавно спутано. — А отчего я шиш? — Оттого, что шумишь, — сказала она, тоже смеясь. Она говорила ласково, весело, складно. Я с первого же дня подружился с нею, и теперь мне хочется, чтобы она скорее ушла со мною из этой комнаты. Меня подавляет мать; ее слезы и вой зажгли во мне новое, тревожное чувство. Я впервые вижу ее такою, — она была всегда строгая, говорила мало; она чистая, гладкая и большая, как лошадь; у нее жесткое тело и страшно сильные руки. А сейчас она вся как-то неприятно вспухла и растрепана, всё на ней разорвалось; волосы, лежавшие на голове аккуратно, большою светлой шапкой, рассыпались по голому плечу, упали на лицо, а половина их, заплетенная в косу, болтается, задевая уснувшее отцово лицо. Я уже давно стою в комнате, но она ни разу не взглянула на меня, — причесывает отца и всё рычит, захлебываясь слезами. В дверь заглядывают черные мужики и солдат-будочник. Он сердито кричит: — Скорее убирайте! Окно занавешено темной шалью; она вздувается, как парус. Однажды отец катал меня на лодке с парусом. Вдруг ударил гром. Отец засмеялся, крепко сжал меня коленями и крикнул: — Ничего, не бойся, Лук! Вдруг мать тяжело взметнулась с пола, тотчас снова осела, опрокинулась на спину, разметав волосы по полу; ее слепое, белое лицо посинело, и, оскалив зубы, как отец, она сказала страшным голосом: — Дверь затворите... Алексея — вон! Оттолкнув меня, бабушка бросилась к двери, закричала: — Родимые, не бойтесь, не троньте, уйдите Христа ради! Это — не холера, роды пришли, помилуйте, батюшки! Я спрятался в темный угол за сундук и оттуда смотрел, как мать извивается по полу, охая и скрипя зубами, а бабушка, ползая вокруг, говорит ласково и радостно: — Во имя отца и сына! Потерпи, Варюша! Пресвятая мати божия, заступница... Мне страшно; они возятся на полу около отца, задевают его, стонут и кричат, а он неподвижен и точно смеется. Это длилось долго — возня на полу; не однажды мать вставала на ноги и снова падала; бабушка выкатывалась из комнаты, как большой черный мягкий шар; потом вдруг во тьме закричал ребенок. — Слава тебе, господи! — сказала бабушка. — Мальчик! И зажгла свечу. Я, должно быть, заснул в углу, — ничего не помню больше. Второй оттиск в памяти моей — дождливый день, пустынный угол кладбища; я стою на скользком бугре липкой земли и смотрю в яму, куда опустили гроб отца; на дне ямы много воды и есть лягушки, — две уже взобрались на желтую крышку гроба. У могилы — я, бабушка, мокрый будочник и двое сердитых мужиков с лопатами. Всех осыпает теплый дождь, мелкий, как бисер. — Зарывай, — сказал будочник, отходя прочь. Бабушка заплакала, спрятав лицо в конец головного платка. Мужики, согнувшись, торопливо начали сбрасывать землю в могилу, захлюпала вода; спрыгнув с гроба, лягушки стали бросаться на стенки ямы, комья земли сшибали их на дно. — Отойди, Леня, — сказала бабушка, взяв меня за плечо; я выскользнул из-под ее руки, не хотелось уходить. — Экой ты, господи, — пожаловалась бабушка, не то на меня, не то на бога, и долго стояла молча, опустив голову; уже могила сравнялась с землей, а она всё еще стоит. Мужики гулко шлепали лопатами по земле; налетел ветер и прогнал, унес дождь. Бабушка взяла меня за руку и повела к далекой церкви, среди множества темных крестов. — Ты что не поплачешь? — спросила она, когда вышла за ограду. — Поплакал бы! — Не хочется, — сказал я. — Ну, не хочется, так и не надо, — тихонько выговорила она. Всё это было удивительно: я плакал редко и только от обиды, не от боли; отец всегда смеялся над моими слезами, а мать кричала: — Не смей плакать! Потом мы ехали по широкой, очень грязной улице на дрожках, среди темно-красных домов; я спросил бабушку: — А лягушки не вылезут? — Нет, уж не вылезут, — ответила она. — Бог с ними! Ни отец, ни мать не произносили так часто и родственно имя божие. Через несколько дней я, бабушка и мать ехали на пароходе, в маленькой каюте; новорожденный брат мой Максим умер и лежал на столе в углу, завернутый в белое, спеленатый красною тесьмой. Примостившись на узлах и сундуках, я смотрю в окно, выпуклое и круглое, точно глаз коня; за мокрым стеклом бесконечно льется мутная, пенная вода. Порою она, вскидываясь, лижет стекло. Я невольно прыгаю на пол. — Не бойся, — говорит бабушка и, легко приподняв меня мягкими руками, снова ставит на узлы. Над водою — серый, мокрый туман; далеко где-то является темная земля и снова исчезает в тумане и воде. Всё вокруг трясется. Только мать, закинув руки за голову, стоит, прислонясь к стене, твердо и неподвижно. Лицо у нее темное, железное и слепое, глаза крепко закрыты, она всё время молчит, и вся какая-то другая, новая, даже платье на ней незнакомо мне. Бабушка не однажды говорила ей тихо: — Варя, ты бы поела чего, маленько, а? Она молчит и неподвижна. Бабушка говорит со мною шёпотом, а с матерью — громче, но как-то осторожно, робко и очень мало. Мне кажется, что она боится матери. Это понятно мне и очень сближает с бабушкой. — Саратов, — неожиданно громко и сердито сказала мать. — Где же матрос? Вот и слова у нее странные, чужие: Саратов, матрос. Вошел широкий седой человек, одетый в синее, принес маленький ящик. Бабушка взяла его и стала укладывать тело брата, уложила и понесла к двери на вытянутых руках, но, — толстая, — она могла пройти в узенькую дверь каюты только боком и смешно замялась перед нею. — Эх, мамаша, — крикнула мать, отняла у нее гроб, и обе они исчезли, а я остался в каюте, разглядывая синего мужика. — Что, отошел братишка-то? — сказал он, наклонясь ко мне. — Ты кто? — Матрос. — А Саратов — кто? — Город. Гляди в окно, вот он! За окном двигалась земля; темная, обрывистая, она курилась туманом, напоминая большой кусок хлеба, только что отрезанный от каравая. — А куда бабушка ушла? — Внука хоронить. — Его в землю зароют? — А как же? Зароют. Я рассказал матросу, как зарыли живых лягушек, хороня отца. Он поднял меня на руки, тесно прижал к себе и поцеловал. — Эх, брат, ничего ты еще не понимаешь! — сказал он. — Лягушек жалеть не надо, господь с ними! Мать пожалей, — вон как ее горе ушибло! Над нами загудело, завыло. Я уже знал, что это — пароход, и не испугался, а матрос торопливо опустил меня на пол и бросился вон, говоря: — Надо бежать! И мне тоже захотелось убежать. Я вышел за дверь. В полутемной узкой щели было пусто. Недалеко от двери блестела медь на ступенях лестницы. Взглянув наверх, я увидал людей с котомками и узлами в руках. Было ясно, что все уходят с парохода, — значит, и мне нужно уходить. Но когда вместе с толпою мужиков я очутился у борта парохода, перед мостками на берег, все стали кричать на меня: — Это чей? Чей ты? — Не знаю. Меня долго толкали, встряхивали, щупали. Наконец явился седой матрос и схватил меня, объяснив: — Это астраханский, из каюты... Бегом он снес меня в каюту, сунул на узлы и ушел, грозя пальцем: — Я тебе задам! Шум над головою становился всё тише, пароход уже не дрожал и не бухал по воде. Окно каюты загородила какая-то мокрая стена; стало темно, душно, узлы точно распухли, стесняя меня, и всё было нехорошо. Может быть, меня так и оставят навсегда одного в пустом пароходе? Подошел к двери. Она не отворяется, медную ручку ее нельзя повернуть. Взяв бутылку с молоком, я со всею силой ударил по ручке. Бутылка разбилась, молоко облило мне ноги, натекло в сапоги. Огорченный неудачей, я лег на узлы, заплакал тихонько и, в слезах, уснул. А когда проснулся, пароход снова бухал и дрожал, окно каюты горело, как солнце. Бабушка, сидя около меня, чесала волосы и морщилась, что-то нашептывая. Волос у нее было странно много, они густо покрывали ей плечи, грудь, колени и лежали на полу, черные, отливая синим. Приподнимая их с пола одною рукою и держа на весу, она с трудом вводила в толстые пряди деревянный редкозубый гребень; губы ее кривились, темные глаза сверкали сердито, а лицо в этой массе волос стало маленьким и смешным. Сегодня она казалась злою, но когда я спросил, отчего у нее такие длинные волосы, она сказала вчерашним теплым и мягким голосом: — Видно, в наказание господь дал, — расчеши-ка вот их, окаянные! Смолоду я гривой этой хвасталась, на старости кляну! А ты спи! Еще рано, — солнышко чуть только с ночи поднялось... — Не хочу уж спать! — Ну, ино не спи, — тотчас согласилась она, заплетая косу и поглядывая на диван, где вверх лицом, вытянувшись струною, лежала мать. — Как это ты вчера бутыль-то раскокал? Тихонько говори! Говорила она, как-то особенно выпевая слова, и они легко укреплялись в памяти моей, похожие на цветы, такие же ласковые, яркие, сочные. Когда она улыбалась, ее темные, как вишни, зрачки расширялись, вспыхивая невыразимо приятным светом, улыбка весело обнажала белые крепкие зубы, и, несмотря на множество морщин в темной коже щек, всё лицо казалось молодым и светлым. Очень портил его этот рыхлый нос с раздутыми ноздрями и красный на конце. Она нюхала табак из черной табакерки, украшенной серебром. Вся она — темная, но светилась изнутри — через глаза — неугасимым, веселым и теплым светом. Она сутула, почти горбатая, очень полная, а двигалась легко и ловко, точно большая кошка, — она и мягкая такая же, как этот ласковый зверь. До нее как будто спал я, спрятанный в темноте, но явилась она, разбудила, вывела на свет, связала всё вокруг меня в непрерывную нить, сплела всё в разноцветное кружево и сразу стала на всю жизнь другом, самым близким сердцу моему, самым понятным и дорогим человеком, — это ее бескорыстная любовь к миру обогатила меня, насытив крепкой силой для трудной жизни. Сорок лет назад пароходы плавали медленно; мы ехали до Нижнего очень долго, и я хорошо помню эти первые дни насыщения красотою. Установилась хорошая погода; с утра до вечера я с бабушкой на палубе, под ясным небом, между позолоченных осенью, шелками шитых берегов Волги. Не торопясь, лениво и гулко бухая плицами по серовато-синей воде, тянется вверх по течению светло-рыжий пароход, с баржой на длинном буксире. Баржа серая и похожа на мокрицу. Незаметно плывет над Волгой солнце; каждый час всё вокруг ново, всё меняется; зеленые горы — как пышные складки на богатой одежде земли; по берегам стоят города и села, точно пряничные издали; золотой осенний лист плывет по воде. — Ты гляди, как хорошо-то! — ежеминутно говорит бабушка, переходя от борта к борту, и вся сияет, а глаза у нее радостно расширены. Часто она, заглядевшись на берег, забывала обо мне: стоит у борта, сложив руки на груди, улыбается и молчит, а на глазах слезы. Я дергаю ее за темную, с набойкой цветами, юбку. — Ась? — встрепенется она. — А я будто задремала да сон вижу. — А о чем плачешь? — Это, милый, от радости да от старости, — говорит она, улыбаясь. — Я ведь уж старая, за шестой десяток лета-вёсны мои перекинулись-пошли. И, понюхав табаку, начинает рассказывать мне какие-то диковинные истории о добрых разбойниках, о святых людях, о всяком зверье и нечистой силе. Сказки она сказывает тихо, таинственно, наклонясь к моему лицу, заглядывая в глаза мне расширенными зрачками, точно вливая в сердце мое силу, приподнимающую меня. Говорит, точно поет, и чем дальше, тем складней звучат слова. Слушать ее невыразимо приятно. Я слушаю и прошу: — Еще! — А еще вот как было: сидит в подпечке старичок домовой, занозил он себе лапу лапшой, качается, хныкает: «Ой, мышеньки, больно, ой, мышата, не стерплю!» Подняв ногу, она хватается за нее руками, качает ее на весу и смешно морщит лицо, словно ей самой больно. Вокруг стоят матросы — бородатые ласковые мужики, — слушают, смеются, хвалят ее и тоже просят: — А ну, бабушка, расскажи еще чего! Потом говорят: — Айда ужинать с нами! За ужином они угощают ее водкой, меня — арбузами, дыней; это делается скрытно: на пароходе едет человек, который запрещает есть фрукты, отнимает их и выбрасывает в реку. Он одет похоже на будочника — с медными пуговицами — и всегда пьяный; люди прячутся от него. Мать редко выходит на палубу и держится в стороне от нас. Она всё молчит, мать. Ее большое стройное тело, темное, железное лицо, тяжелая корона заплетенных в косы светлых волос, — вся она мощная и твердая, — вспоминаются мне как бы сквозь туман или прозрачное облако; из него отдаленно и неприветливо смотрят прямые серые глаза, такие же большие, как у бабушки. Однажды она строго сказала: — Смеются люди над вами, мамаша! — А господь с ними! — беззаботно ответила бабушка. — А пускай смеются, на доброе им здоровье! Помню детскую радость бабушки при виде Нижнего. Дергая за руку, она толкала меня к борту и кричала: — Гляди, гляди, как хорошо! Вот он, батюшка, Нижний-то! Вот он какой, богов! Церкви-те, гляди-ка ты, летят будто! И просила мать, чуть не плача: — Варюша, погляди, чай, а? Поди, забыла ведь! Порадуйся! Мать хмуро улыбалась. Когда пароход остановился против красивого города, среди реки, тесно загроможденной судами, ощетинившейся сотнями острых мачт, к борту его подплыла большая лодка со множеством людей, подцепилась багром к спущенному трапу, и один за другим люди из лодки стали подниматься на палубу. Впереди всех быстро шел небольшой сухонький старичок, в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелеными глазками. — Папаша! — густо и громко крикнула мать и опрокинулась на него, а он, хватая ее за голову, быстро гладя щеки ее маленькими красными руками, кричал, взвизгивая: — Что-о, дура? Ага-а! То-то вот... Эх вы-и... Бабушка обнимала и целовала как-то сразу всех, вертясь, как винт; она толкала меня к людям и говорила торопливо: — Ну, скорее! Это — дядя Михайло, это — Яков... Тетка Наталья, это — братья, оба Саши, сестра Катерина, это всё наше племя, вот сколько! Дедушка сказал ей: — Здорова ли, мать? Они троекратно поцеловались. Дед выдернул меня из тесной кучи людей и спросил, держа за голову: — Ты чей таков будешь? — Астраханский, из каюты... — Чего он говорит? — обратился дед к матери и, не дождавшись ответа, отодвинул меня, сказав: — Скулы-те отцовы... Слезайте в лодку! Съехали на берег и толпой пошли в гору, по съезду, мощенному крупным булыжником, между двух высоких откосов, покрытых жухлой, примятой травой. Дед с матерью шли впереди всех. Он был ростом под руку ей, шагал мелко и быстро, а она, глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла. За ними молча двигались дядья: черный гладковолосый Михаил, сухой, как дед; светлый и кудрявый Яков, какие-то толстые женщины в ярких платьях и человек шесть детей, все старше меня и все тихие. Я шел с бабушкой и маленькой теткой Натальей. Бледная, голубоглазая, с огромным животом, она часто останавливалась и, задыхаясь, шептала: — Ой, не могу! — Нашто они тревожили тебя? — сердито ворчала бабушка. — Эко неумное племя! И взрослые и дети — все не понравились мне, я чувствовал себя чужим среди них, даже и бабушка как-то померкла, отдалилась. Особенно же не понравился мне дед; я сразу почуял в нем врага, и у меня явилось особенное внимание к нему, опасливое любопытство. Дошли до конца съезда. На самом верху его, прислонясь к правому откосу и начиная собою улицу, стоял приземистый одноэтажный дом, окрашенный грязно-розовой краской, с нахлобученной низкой крышей и выпученными окнами. С улицы он показался мне большим, но внутри его, в маленьких полутемных комнатах, было тесно; везде, как на пароходе перед пристанью, суетились сердитые люди, стаей вороватых воробьев метались ребятишки, и всюду стоял едкий, незнакомый запах. Я очутился на дворе. Двор был тоже неприятный: весь завешан огромными мокрыми тряпками, заставлен чанами с густой разноцветной водою. В ней тоже мокли тряпицы. В углу, в низенькой полуразрушенной пристройке, жарко горели дрова в печи, что-то кипело, булькало, и невидимый человек громко говорил странные слова: — Сандал — фуксин — купорос...

Воспоминания Алеши о семье тесно связаны с уходом из жизни отца и приездом бабушки «сверху, с Нижнего, по воде». Слова эти были непонятны мальчику.

Бабушка с добрым рыхлым лицом и певучим голосом просила попрощаться с отцом. Впервые мальчик увидел, как взрослые плачут. Страшно кричала и выла мать: ушел близкий человек, семья осталась без кормильца. Отец запомнился веселым, мастеровитым, он часто возился с сыном, брал его с собой на рыбалку. Мама – строгая, работящая, статная.

Хоронили отца в желтом гробу, в яме стояла вода и квакали лягушки.
В эти страшные дни у Алеши родился братик Максимка, но не прожил и нескольких дней, умер.

Во время поездки на пароходе маленький путешественник впервые услышал незнакомые слова «матрос», «Саратов». Максимку положили в ящик, и полная бабушка вынесла его на вытянутых руках на палубу. Седой матрос объяснил, что пошли хоронить.

– Знаю, – ответил малец, – я видел, как похоронили лягушек на дне ямы.
– Лягушек не жалко, мать пожалей, – сказал матрос. – Вон, как горе ее ушибло.

Увидев, что пароход причалил, а люди засобирались сойти на берег, будущий писатель решил, что и ему пора. Но попутчики стали тыкать пальцем и кричать: «Чей? Чей?» Прибежал матрос и увел мальчугана назад, в каюту, погрозив пальцем.

Путешествие на пароходе по Волге

По дороге Алеша много разговаривал с бабушкой, ему нравилось ее слушать, слова были похожи на цветы, речь образная, певучая. Сама Акулина Ивановна, полная, грузная, с длинными волосами, которые она называла сущим наказанием и подолгу расчесывала, удивительно легко двигалась, глаза ее смеялись. Она стала лучшим другом внуку на всю жизнь, подарила ему ту силу, что позволяла справляться с любыми трудностями.

За окном сменялись картины природы, Волга величаво несла свои воды, пароход двигался медленно, ведь шел против течения. Бабушка рассказывала сказки о добрых молодцах, о святых, прибаутки про домового, который занозил палец. Послушать истории присаживались и матросы, за это они давали рассказчице табак, угощали водочкой и арбузами. Есть фрукты приходилось тайно, так как этим же рейсом ехал санитарный инспектор, который все запрещал. Мама выходила на палубу, но держалась в сторонке, пыталась образумить бабушку, мол, над ней смеются. Та лишь улыбалась в ответ: и пускай.

И взрослые, и дети не понравились Алеше. Теплые отношения установились у него лишь с теткой Натальей. Особенно враждебно мальчика принял дед Василий. Дом показался приземистым, некрасивым. В тесном и грязном дворе висели какие-то тряпки, было неухоженно, неуютно.

Жизнь в Нижнем Новгороде была пустой, пестрой и тусклой, как грустная сказка. Дом был наполнен ядовитым туманом всеобщей вражды. Братья матери требовали раздела имущества, так как Варвара вышла замуж «самокруткой», без благословения родителей. Дядья ругались и трясли головами, как собаки. Михаила, «иезуита», связывали полотенцем, а с лица Якова, «фармазона», смывали кровь. Дед оглушительно кричал на всех. Плакали дети.

Каширин-старший казался чище и аккуратнее сыновей, хотя у тех были костюмы и жилетки. Дед следил за Алешей злыми и умными глазами, мальчик старался не попадаться на пути.

Будущий писатель вспоминал, что родители всегда были веселы, дружны между собой, много общались. А здесь, у деда, все поголовно ругались, злословили, доносили друг на друга, обижали того, кто слабее. Отпрыски были прибитыми, неразвитыми.

Не битье, а наука

Дети шалили: нагревали инструменты, чтобы разыграть мастера Григория, устраивали соревнования между упряжками тараканов, ловили мышей и пытались их дрессировать. Глава семейства раздавал подзатыльники направо и налево, выпорол внука Сашу за раскаленный наперсток. Астраханский гость никогда раньше не присутствовал при экзекуциях, самого его отец не бил.

– И зря, – припечатывал дед.

Обычно Варвара защищала сына, но однажды и ему пришлось испытать на себе крепкую руку. Двоюродный брат подговорил перекрасить белую праздничную скатерть. Жестокий глава семьи высек розгами обоих – и Сашку-доносчика, и Алешу. Бабушка отругала мать, не сумевшую спасти сына от расправы. А у самого мальчика на всю жизнь сердце стало чутким к любой несправедливости и обиде.

Дед пытался помириться с внуком: принес ему гостинцы – пряники и изюм, рассказал, как сам не раз был избит. В молодости тянул бурлаком баржи от Астрахани до Макарьева.

Бабушка с малых лет плела кружева, замуж вышла в 14-м году, родила 18 детей, но почти все умерли. Акулина Ивановна была неграмотная, но знала много рассказов, сказок, историй про Мирона-отшельника, Марфу-посадницу и Илью-пророка, слушать можно было сутками. Алеша не отпускал рассказчицу от себя, задавал много вопросов, на все получал исчерпывающие ответы. Иногда бабушка выдумывала небылицы про чертей, которые вылезали из каменки и переворачивали лохань с бельем или устраивали чехарду. Не поверить в достоверность было невозможно.

В новом доме на Канатной улице устраивались чаепития, приходили денщики, соседи, знакомый постоялец по прозвищу Хорошее Дело. Извозчик Петр приносил варенье, кто-то – белый хлеб. Бабушка рассказывала собравшимся байки, легенды, былины.

Праздники в семье Кашириных

Праздники начинались одинаково: все приходили принаряженные, дядя Яков брал гитару. Играл подолгу, казалось, будто засыпает, а руки действуют сами по себе. Голос у него был неприятно свистящий: «Ой, скучно мне, грустно мне…» Алеша плакал, слушая, как один нищий у другого портянки украл.

Разогревшись, гости пускались в пляс. Ваня-цыганок метался стрижом, а бабушка плыла, как по воздуху, а потом кружилась, будто молодая. Няня Евгения пела о царе Давиде.

Алеша любил бывать в красильной мастерской, смотреть, как подкладывают дрова в костер, как варят краску. Мастер частенько говорил:

– Вот ослепну, пойду по миру, буду просить милостыню у добрых людей.

Простодушный мальчик подхватывал:

– Ослепни скорее, дяденька, я пойду с тобой.

Григорий Иванович советовал крепко держаться за бабушку: она человек «почти святой, потому что правду любит».

Когда цеховой мастер потерял зрение, его сразу же уволили. Несчастный ходил по улицам вместе со старушкой, которая просила на кусок хлеба за двоих. А сам мужчина молчал.

По словам бабушки, все они виноваты перед Григорием, и Бог их накажет. Так и вышло: через десять лет уже Каширин-старший бродил по улицам с протянутой рукой, молил о копеечке.

Цыганок Иван, подмастерье

Иван подставлял руку, когда стегали розгами, чтобы страдальцу досталось меньше. Подкидыш воспитывался в семье Кашириных с младенчества. Он сочувствовал новенькому: учил его «не сжиматься, а растекаться киселем» и «вилять телом вслед за лозой». И обязательно кричать благим матом.

Цыганку поручали закупку товаров на всю семью. Ездил добытчик на ярмарку на мерине, выполнял поручение с большим умением и старанием. Привозил птицу, рыбу, мясо, потроха, муку, масло, сладости. Все удивлялись, как за пять рублей можно купить провизии на 15. Бабушка объясняла, что Иван больше украдет, чем купит. Дома его почти не ругали за это. Но боялись, что поймают, и попадет цыганок в острог.

Только умер подмастерье, будучи придавленным огромным крестом, который нес со двора на кладбище по просьбе дяди Якова.

Алешу начали учить молитвам, с ним много занималась беременная тетка Наталья. Многие слова были непонятны, например, «яко же».

Бабушка каждый день докладывала Богу, как прошел день, любовно протирала иконы. По ее словам, Бог сидит под серебряными липами, и в раю у него не бывает ни зимы, ни осени, а цветы никогда не вянут. Акулина Ивановна часто приговаривала: «Как хорошо-то жить, как славно». Мальчик недоумевал: что ж тут хорошего? Дед жестокий, братья злые, недружные, мама уехала и не возвращается, Григорий слепнет, тетка Наталья ходит в синяках. Славно?

А вот Бог, в которого верил дед, был другой: строгий, непонятный. Он всегда наказывал, был «мечом над землею, бичом грешников». Пожары, наводнения, ураганы, болезни – все это наказание, присланное свыше. Дед никогда не отступал от молитвослова. Бабушка как-то заметила: «Скучно Богу слушать тебя, талдычишь одно и то же, от себя ни одного словечка не добавишь». Каширин рассердился и запустил в жену блюдцем.

Акулина Ивановна ничего не боялась: ни грозы, ни молнии, ни воров, ни убийц, была невероятно смелой, перечила даже деду. Единственное существо, которое вгоняло в нее ужас, был черный таракан. Мальчик иногда по часу ловил насекомое, иначе пожилая женщина не могла спокойно уснуть.

– Зачем нужны эти твари, не пойму, – пожимала плечами бабушка, – вошь показывает, что начинается болезнь, мокрица, что в доме сыро. А тараканы-то на что?

Пожар и роды тетки Натальи

В красильной мастерской начался пожар, нянька Евгения увела детей, а Алеша спрятался за крыльцом, потому что хотел посмотреть, как языки пламени будут есть крышу. Поразило мужество бабушки: укутавшись в мешок, она побежала в огонь, чтобы вынести медный купорос и банки с ацетоном. Дед в страхе закричал, но бесстрашная женщина уже выбежала с нужными кульками и банками в руках.

В это же время начались роды у тетки Натальи. Когда немного притушили тлеющие постройки, кинулись помогать роженице. Грели воду на печи, готовили посуду, тазы. Но несчастная умерла.

Дед учил внука грамоте. Радовался: мальчонка растет сообразительным. Когда Алеша читал псалтырь, суровость деда уходила. Звал питомца еретиком, солеными ушами. Учил: «Будь хитер, только баран простодушен».

Дед гораздо реже, нежели бабушка, рассказывал о своем прошлом, но не менее интересно. Например, о французах под Балахной, которых приютил русский помещик. Вроде враги, а жалко. Хозяйки протягивали пленным горячие калачи, уж очень бонапартисты их любили.

Дед спорил о прочитанном с извозчиком Петром. Оба сыпали поговорками. Также они пытались определить, кто из святых всего святее.

Жестокость улицы

Сыновья Василия Каширина отделились. Алеша почти не гулял, он не ладил с мальчишками, дома было интереснее. Мальчик не мог понять, как можно над кем-либо издеваться.

Сорванцы угоняли еврейских коз, мучили собак, травили слабых людей. Так, они кричали одному мужчине в нелепой одежде: «Игоша – смерть в кармане!» Упавшего могли закидать камнями. Ослепший мастер Григорий тоже нередко становился их мишенью.

Упитанный, дерзкий Клюшников не давал проходу Алеше, всегда обижал его. Но постоялец по прозвищу Хорошее Дело подсказал: «Он толстый, а ты верткий, живой. Побеждает юркий, ловкий». На следующий день Алеша легко победил давнего врага.

Однажды Алеша закрыл в погребе кабатчицу, так как она бросила в бабушку морковку. Пришлось не только срочно выпустить пленницу на волю, но и выслушать нотацию: «В дела взрослых никогда не лезь. Взрослые – люди испорченные, греховные. Живи детским разумом, не думай, что сумеешь старшим помочь. Им и самим-то разобраться трудно».

Каширин стал брать небольшие суммы в рост и вещи под залог, хотел подзаработать. На него донесли. Потом дед говорил, что избежать тюрьмы ему помогли святые угодники. Водил внука в церковь: только там можно очиститься.

Большей частью дед не верил людям, видел в них только плохое, замечания его были желчными, ядовитыми. Уличные острословы прозвали хозяина Кащеем Кашириным. Бабушка же была светлой, искренней, и Бог бабушки тоже был таким же – сияющим, неизменно ласковым и добрым. Бабушка учила «чужих законов не слушаться и за чужую совесть не прятаться».

На Сенной площади, где была водопроводная колонка, мещане били одного человека. Акулина Ивановна увидела драку, бросила коромысло и кинулась спасать парня, у которого уже была разорвана ноздря. Алеша побоялся влезть в клубок тел, но поступком бабушки восхитился.

История женитьбы отца

Посватался отец-краснодеревщик, сын ссыльного, к Варваре, но воспротивился этому Василий Каширин. Акулина Ивановна помогла молодым тайно обвенчаться. Михаил и Яков не приняли Максима, всячески ему вредили, обвиняли в видах на наследство и даже пытались утопить в ледяной воде Дюкова пруда. Но зять простил душегубов и выгородил перед квартальным.

По этой причине родители уехали из родного города в Астрахань, чтобы вернуться через пять лет в неполном составе. К маме сватался часовщик, но он был ей неприятен, и она отказала ему, несмотря на давление отца.

Дети полковника Овсянникова

Алеша наблюдал за соседскими детьми с высокого дерева, но ему не позволяли с ними общаться. Однажды он спас от падения в колодец младшего из Овсянниковых. Старшие братья Алешу зауважали, приняли в свою компанию, а он ловил для приятелей птиц.

Социальное неравенство
Но отец, полковник, с предубеждением относился к семье цехового мастера и выгнал мальчика со двора, запретив даже приближаться к его сыновьям. Алеша впервые почувствовал, что такое социальное расслоение: ему не положено играть с барчуками, он не подходит им по статусу.

А братья Овсянниковы полюбили славного соседа-птицелова и общались с ним через дырку в заборе.

Извозчик Петр и его племянник

Петр вел с Кашириным длинные беседы, любил дать совет, прочитать нотацию. У него было плетеное лицо, похожее на решето. Вроде молодой, но уже старик. Пешков с крыши плюнул на лысину барина, и только Петр его за это похвалил. По-отечески опекал своего немого племянника Степана.

Узнав, что Алеша играет с полковничьими детьми, Петр доложил об этом деду, и мальчику попало. Закончил доносчик плохо: его нашли мертвым в снегу, а всю банду разоблачила полиция: оказалось, что вполне разговорчивый Степан вместе с дядькой и еще кем-то третьим грабили церкви.

В доме появились будущие родственники: мамин ухажер Евгений Васильевич и его мать – «зеленая старуха» с пергаментной кожей, глазками «на ниточках», острыми зубами. Однажды пожилая дама осведомилась:

– Почему ты так быстро ешь? Тебя надо воспитывать.

Алеша вытащил кусок изо рта, подцепил на вилку и протянул гостье:

– Ешьте, если жалко.

А однажды он приклеил обоих Максимовых к стульям вишневым клеем.
Мама просила сына не шалить, она всерьез собралась замуж за этого чудака. После венчанья новые родственники уехали в Москву. Никогда сын не видел улицу такой мертвенно-пустой, как после отъезда матери.

Скупость разорившегося деда

Под старость дед «сдурел», как сказала бабушка. Он объявил, что делит имущество: Акулине – горшки и кастрюли, ему – все остальное. В очередной раз продал дом, деньги дал в рост евреям, семья переехала в две комнатки в цокольном этаже.

Обед готовили по очереди: один день дед, другой – бабушка, которая подрабатывала плетением кружев. Каширин не стеснялся подсчитывать чаинки: он положил заварки больше, чем другая сторона. Значит, и чаю ему положено выпить не два, а три стакана.

Вернулись из Москвы мама с Евгением, сообщив, что дом и все имущество сгорели. Но дед вовремя навел справки и уличил молодоженов во лжи: новый мамин муж Максимов проигрался в пух и прах, разорил семью. Переехали в село Сормово, где была работа на заводе. Каждый день гудок звал рабочих волчьим воем, проходная «пережевывала» толпу. Родился сын Саша и почти сразу умер, вслед за ним появился на свет Николка – золотушный, слабенький. Мать болела, кашляла. А мошенник Максимов ограбил рабочих, его уволили с треском. Но он устроился в другое место. Стал изменять матери с женщинами, ссоры не прекращались. Однажды даже ударил беззащитную супругу, но получил отпор от пасынка.

Алеша нашел в книге две банкноты – 1 рубль и 10 рублей. Рубль взял себе, купил сладостей и сказки Андерсена. Мама плакала:

– У нас каждая копейка на счету, как ты мог?

Максимов рассказал о проступке коллеге, а тот был отцом одного из соучеников Пешкова. Алешу в школе стали звать вором. Варвара была потрясена тем, что отчим не пожалел мальчонку, сообщил о неблаговидном поступке посторонним людям.

В школе и на промысле

Учебников не хватало, поэтому на уроки богословия Алешу не пускали. Но приехал епископ и поддержал мальчика, знающего множество псалмов и жития святых. Ученику Пешкову вновь разрешили посещать уроки закона божьего. По остальным предметам паренек хорошо успевал, получил похвальный лист и книги. Из-за безденежья подарки пришлось отдать лавочнику, чтобы выручить 55 копеек.

Вместе с товарищами Вяхирем, Чуркой, Хаби, Костромой и Язем Алеша собирал по помойкам ветошь, кости, стекло, куски железа и сдавал сборщику утиля. Воровали бревна, доски. В школе ребята стали презирать Пешкова, стыдить, называли нищебродом, жаловались, что от него дурно пахнет. Паренек был уверен, что это неправда: ведь он старался мыться ежедневно, менял одежду. В результате и вовсе бросил школу.

3.8 (75%) 4 votes

Повесть «Детство» (1913г.) входит в автобиографическую трилогию, в которую также входят 2 повести: «В людях» и «Мои университеты». М. Горький описывает жизнь в России конца 19 века через восприятие и понимание всех событий главным героем - маленькиммальчиком Алешейй. Он рассказывает об отношениях его родственников, членов большой семьи деда Каширина, пытается понять истоки зла и враждебности.

Главные герои

Период, который должен быть радостным и беззаботным изображен полным трагических событий и переживаний. «Детство» - в сокращении это описание автором реальных картин из жизни русского народа и история души ребенка. Критик А. Гвоздев в журнале «Северные записки» пишет: «…кошмарные сцены людской жестокости давят и теснят воображение автора» (1916г., рецензия на повесть Горького «Детство»).

В повести Горького «Детство» главными героями, помимо самого рассказчика, мальчика Алексея, являются его родственники. При этом мать Варвара не занимает центральное место в описании, а отец Максим и вовсе умер, Воспоминания мальчика начинаются с его смерти, он не помнит его живым).

Основные собятия повести связаны с семьей Кашириных, родителей матери Алеши и ее братьев:

  • дед - Васили Васильевич;
  • бабушка - Акулина Каширина;
  • дядя Михаил;
  • дядя Яков.

Стоит отметить еще нескольких персонажей, которые не связаны родственными связями, но оставили след в душе Алеши.

  • Цыганок - приемный сын семьи Кашириных;
  • Григорий Иванович - мастер;
  • Хорошее дело - квартирант.

Первая картина, с которой начинается пересказ воспоминаний о детстве Алеши - лежащий на полу

отец. Мальчик еще не понимает, что он умер. Рядом с отцом - мама Алексея, она плачет. Мальчика за руку держит незнакомая женщина, она приходится бабушкой Алеше. Она толкает его к отцу, но Алеша не подходит к нему, смущается, потому что взрослые плачут.

С этого момента бабушка станет самым главным близким человеком для Алеши. Она приехала из Нижнего - название города, которое Алексей услышал впервые, за дочерью и внуком.

У матери начинаются роды и Алексея выгоняют из комнаты. Родился мальчик, роды принимала бабушка.

Следующее воспоминание связано с кладбищем, с похоронами отца. Несколько дней спустя мать, сын и бабушка отправляются в Нижний Новгород на корабле. Маленький брат Алексея, Максим, умирает в дороге. Когда достигли Саратова, мать и бабушка идут хоронить Максима, Алексей остается в каюте.

Алексей подружился с бабушкой, и они вместе выходили из каюты на палубу, чтобы любоваться природой. Когда бабушка рассказывала внуку сказки, мимо проходящие матросы останавливались, чтобы послушать их, а потом приглашали их к себе на ужин.

Когда доплыли до Нижнего, их встречал маленький старичок с зелеными глазами и рыжей бородой - отец Варвары, и остальные члены семьи. Дед не понравился Алеше, он начал его опасаться. Когда они дошли до дома, Алексея удивил запах и обстановка во дворе. Везде стояли чаны с разноцветной водой, в которых мокли ткани. У деда была собственная красильная мастерская .

Для Алеши началась новая жизнь, которая отличалась от прежней. Для мальчика были очень странными отношения его родственников между собой.

В доме деда все друг с другом враждовали. Варвара приехала именно тогда, когда ее братья требовали у отца разделить имущество. Во время обеда началась ссора, которая закончилась дракой. Их разняли Цыганок и Григорий Иванович. Отец называл своих сыновей «диким племенем», просил опомниться.

Алеше казалось, что дед следит за ним. Он разговаривал с ним чаще, чем с другими внуками, потом заставил учить молитвы. Однажды дед спросил его, бил ли его отец. То, что отец не ударил мальчика ни разу и матери запретил бить его, не понравилось деду. У маленького мальчика не хватало воображения, чтобы представить, как можно бить маленьких детей. Но скоро он стал свидетелем порки, а потом ему самому часто попадало от деда.

Алеша считал, что его мать - самая сильная и смелая и гордился этим. Но случай, который произошел в ближайшую субботу, подорвал его отношение к матери. Мальчику хотелось покрасить какую-нибудь вещь, как это делали взрослые. Саша Яковов посоветовал ему покрасить белую скатерть. Цыганок, увидев, как Алексей пытается окунуть скатерть в чан, выхватил ее, но край все же был покрашен. Позвали бабушку. Она попросила Цыганка и Сашу не рассказывать об этом деду, но Сашка проболтался. За это дед его высек. Досталось и Алеше, мать с бабушкой не смогли защитить его.

От избиения Алексей потерял сознание, заболел и провел несколько дней в постели. Алексей слышал, как бабушка ругает дочь за то, что она не защитила сына. Мать призналась, что испугалась, и что живет в этом аду только из-за сына.

Дед навестил Алексея, принес ему гостинцы. Он стал рассказывать внуку о своем детстве. Хоть его и обижали в детстве, он, сын «нищей матери», стал цеховым старшиной, начальником. Дедушка рассказал о том, как тянул баржу по Волге трижды. Алеша хотел простить деда, но не смог. После этого визита у постели Алеши всегда были посетители. Тогда он и подружился с Цыганком. Он рассказал о том, что когда дед бил Алешу, он подставлял свою руку.

Алеша понял, что Цыганок занимает особое место в доме, дед его уважает. Дядья никогда не шутили над ним, как над Григорием, но за глаза обзывали его вором и лентяем. Как выяснилось, каждый хотел забрать его к себе, когда откроет свою мастерскую.

Бабушка рассказала Алеше историю появления Цыганка в их доме. Его подкинули во двор, когда он был младенцем. Бабушка уговорила деда оставить его. Хоть она и родила восемнадцать детей, выжили только трое.

Алеша любил Цыганка. Ему нравились вечера, когда дяди Миши и дедушки не было дома, и бабушка приглашала всех домочадцев за праздничный стол. Много ели и пили водку, и дядя Яков начинал петь песни, потом просили станцевать Цыганка. Он танцевал «неутомимо и самозабвенно», к нему присоединялась и бабушка. Однажды уже нетрезвый дядя Яков стал плакать и рвать на себе рубаху. На вопрос Алеши, зачем он это делает, ни бабушка, ни Цыганок не ответили. Ему рассказал Григорий, что Яков забил жену до смерти, и теперь его мучает совесть .

Каждую пятницу Цыганок ездил покупать провизию. Его ждали с нетерпением и волнением. Он привозил намного больше продуктов, чем мог купить на те деньги, которые давал ему дед. Бабушка рассказала Алеше, что часть его провизии ворованная.

Вскоре он погиб. Это произошло зимой. У дяди Якова во дворе стоял большой дубовый крест, который он собирался поставить на могиле жены. Братья попросили Цыганка помочь им донести крест на кладбище. Они не удержали его, и крест придавил Цыганка, а братья успели отскочить. Когда Цыганка принесли домой, он истекал кровью. Дедушка обвинил сыновей в его смерти. Цыганка похоронили тихо и незаметно.

Бабушка была очень набожной, ежедневно молилась за своих детей и рассказывала Алеше о Боге и святых. Однажды во время молитвы в комнату вбежал дед и сказал, что начался пожар. Бабушка не растерялась, сама выносила из горящей мастерской вещи и руководила другими. После того как пожар был потушен, дед сказал, что Григория надо рассчитать, потому что пожар произошел по его вине. В туже ночь тетка Наталья умерла во время родов.

Весной дядя Михаил и дядя Яков открыли свои мастерские. А Алеша с бабушкой и дедом переехали в новый дом, окна которого выходили на кабак. В доме жили и квартиранты. Алексей все дни проводил с бабушкой, изредка его навещала мать. Дедушка научил внука читать, скоро он мог читать псалтырь. Дедушка и бабушка часто вспоминали прожитые годы, и дед очень расстраивался, когда разговор заходил о детях.

Однажды в дом вбежал дядя Яков, чтобы сообщить важную новость. Ее суть сводилась к тому, что скоро придет Михаил «убивать деда». С этого дня началась череда беспокойных дней. Михаил, напившись в кабаке, часто приходил в дом и устраивал погромы. Он с друзьями разрушил баню, разгромил сад. После очередной драки деду и его товарищам удалось связать Михаила. Он лежал в сарае, облитый холодной водой. Бабушка просила деда отдать ему приданное Варвары, но он отказывался .

Алеше казалось, что у бабушки и у дедушки у каждого свой Бог. Бог бабушки добрый и всем помогает, а дедушкин Бог очень строг и наказывает за плохие поступки. Но каждый из них очень любил своего Бога и обращался за помощью к нему и к святым. Однажды дед попросил у Николая угодника помощи в продаже дома. Когда дед начал заниматься ростовщичеством и давать деньги под заклад, чтобы поддержать детей, к нему с обыском нагрянула полиция. Дед считал, что его защитили святые.

На улицу Алеша выходил редко. Его часто избивали мальчишки, за то, что он был внуком «Кащея Каширного».

А еще он стыдился Григория Ивановича, который полностью ослеп и ходил со старухой, собирая милостыню. Когда он приходил в их дом, Алеша прятался. Как-то Алеша спросил у бабушки, почему дед не кормит Григория Ивановича.

Бабушка ответила, что за это Бог накажет его, и оказалась права. Через десять лет, когда бабушки уже не стало, дед так же ходил по улицам, прося милостыню.

«Хорошее дело»

Дед продал дом и купил другой. В доме жили квартиранты, среди которых был один, не такой, как все. К нему обращались не по имени, а «Хорошее дело». Он редко выходил из комнаты, которая была завалена книгами и разными вещами. Однажды Алеша напросился к нему, чтобы лучше узнать его, но Хорошее дело попросил его больше не приходить.

Когда деда не было дома, бабушка устраивала застолья, приглашая всех квартирантов. На одном из таких застолий она прочитала сказку, которая до глубины души задела Хорошее дело. Он расчувствовался, и мальчик понял, что он совершенно один и его мучает одиночество. Никто из жителей дома не любил его, а дед бил Алешу, за каждое посещение нового друга. Вскоре его выжили, объявив, что в этой комнате будет жить мать Алеши.

Общение с дядей Петей

После отъезда Хорошего дела Алексей подружился с квартирантом дядей Петей. Но дружба быстро сменилась неприязнью, а потом и вовсе враждой. Алеше понравился дом Овсянникова, во дворе которого всегда играли трое мальчишек. Он залезал на дерево и наблюдал за ними.

Однажды он даже спас от смерти самого младшего, когда тот во время игры в прятки полез в колодец. Алесей позвал на помощь его братьев, и его вытащили из колодца. Когда дед узнал, что Алеша бывает у Овсянниковых, он запретил ему туда ходить, потому что это был дом полковника. Если его видел там дядя Петя, он докладывал об этом деду. Скоро дядя Петя умер, покончив жизнь самоубийством.

Возвращение матери

Мама Алеши вернулась в родительский дом . Она учила мальчика читать стихи и рассказывать их наизусть, но Алеша с трудом справлялся с этой задачей.

Как-то во время ссоры дед побил бабушку. Алексей решил отомстить ему за бабушку. Взяв святцы деда, которые были ему очень дороги, он начал «отстригать головы святым». Увидев это, дед очень разозлился, хотел избить Алешу, но мать смогла отстоять его и не дала в обиду.

Дед и бабушка хотели выдать замуж Варвару. Она была против и всячески сопротивлялась.

Учеба в школе

Поведение деда поменялось, он стал спокойнее, а Варвара стала хозяйкой в доме. Алексей вместе с Сашей начали ходить в школу. Но учеба не понравилась Алеше, а потом Саша начал прогуливать уроки. Через месяц после начала учебы Алексей заболел оспой и проводил дни в постели. Однажды он в бреду спрыгнул с чердака и повредил ноги и на три месяца оказался в постели.

Бабушка приходила к нему и рассказывала сказки, истории. Она рассказала Алеше историю знакомства его родителей. Максим и Варвара поженились в тайне от деда. Дед долго сердился, но потом смирился с выбором дочери.

Мама Алеши готовилась к замужеству, мальчик злился, что взрослые скрывали от него это. Дед собирался продать дом, чтобы дать денег Варваре на приданное. Свадьба прошла тихо, а на следующий день мать с отчимом уехали в Москву.

Вскоре дед продал дом и они сняли две комнаты в подвале. Когда мать с отчимом приехали, выяснилось что он проиграл все имущество в карты. После ссоры Алексей с отчимом и матерью съехали от деда. Отчим часто ссорится с беременной Варварой.

Алексея отправили к деду, но вскоре к нему переезжает все семейство, включая новорожденного брата Алеши. Отчима выгнали с работы из-за каких-то махинаций.

Алексей вернулся в школу, но учеба вызывала у него только отвращение. Алексей учился хорошо, хоть учителя и жаловались на его поведение.

Однажды во время ссоры отчим избил Варвару . Увидев это, Алексей схватил нож и хотел зарезать его, но Варвара успела оттолкнуть мужа. Младший брат Алеши умер в два года, вскоре родился еще один ребенок - Николай.

Смерть матери

Навещая деда, Алексей узнал, что у них с бабушкой теперь отдельное хозяйство. Дед начал ходить к состоятельным людям и просил денег, жалуясь на то, что разорен собственными детьми. Алеша начал зарабатывать деньги, собирая по дворам тряпки, гвозди и бумагу. Заработанные деньги он отдавал бабушке.

После тяжелой болезни Варвара умерла . Дед сказал внуку, что он не медаль, чтобы быть у него на шее, «Иди-ка ты в люди… и я пошел в люди», этими словами заканчивается повесть М. Горького «Детство».

Похожие публикации