Никитин хождение за три. Афанасий никитинхождение за три моря

Сведения об авторе "Хождения за три моря", Афанасии Никитине, скудны. Книжник, внесший «Хождение...» в летопись, записал, что "Офонас Тверитин купец" "был в Ындее 4 года", «Смоленьска не дошед умер». Купцы привезли его «тетрати» «к Мамыреву Василью, к дияку великого князя на Москву». Время, в которое происходило путешествие, по различным соображениям и деталям, датируют двояко: 1466—1472 гг. (И.И. Срезневский, Н.В. Водовозов, Н.И. Прокофьев) и 1471—1475 гг. (Л.С. Семенов, Я.С. Лурье). Летописец же сообщает, что ему неизвестно, когда путешествовал Афанасий, он знает только, что началось его путешествие одновременно с поездкой Василия Папина с кречетами послом от великого князя, причем он за год до казанского похода пришел из Орды. Иначе говоря, проблема хронологии путешествия до сих пор остается открытой. «Хождение за три моря» дошло в семи списках (один из которых содержит лишь отрывки из произведения) и трех редакциях.

"Хождение за три моря": краткое содержание

Произведение начинается кратким вступлением, упоминающим названия морей, через которые прошел повествователь. Если сравнивать его со вступлением к «Хождению игумена Даниила», сразу становится ясным различие двух разновидностей жанра. От авторского самоуничижения в тексте Афанасия остается лишь сочетание «грешное хождение», полностью отсутствуют рассуждения о цели произведения и ссылки на библейские тексты.

В структуре произведения выделяется несколько различных по объему повествовательных частей. Первая, следующая непосредственно за вступлением, — о путешествии Афанасия из Твери до Дербента. В ней необычайно подробно и живо рассказывается о трудностях, встретившихся путешественникам, многие из которых, как и сам автор, потеряли в пути все товары, приготовленные для торговли в Персии, поскольку суда были захвачены татарами. В деталях повествуется и о том, как ширваншах вызволил из плена людей, ехавших к нему. Эта часть отличается особой живостью рассказа благодаря перечислению действий всех персонажей и передаче их речи в формах как прямой, так и косвенной.

Вторая часть, рассказывающая о пути из Дербента в Индию, схематична. Главным образом ее содержание сводится к перечислению географических пунктов, через которые прошел Афанасий. Изредка в этот перечень вставляются краткие замечания о природных явлениях ("А в Гурмызе есть солнце варно, человека сожжет"), о бытовых объектах, удивляющих русского человека ("...а фуники кормять животину, батман по 4 алтыны"), о временных рамках путешествия ("А в Гурмызе был есми месяць").

Третья, центральная часть, самая пространная, посвящена странствию Афанасия Никитина по Индии. Здесь, как и в предыдущей части, автор приводит рассказы о городах, в которых он побывал, указывая время, необходимое для перехода от одного пункта до другого, и время, которое он провел в том или ином месте ("А от Пали до Умри 10 дни", "А зимовали есмя в Чюнере, жили есмя два месяца"). Путевые очерки, посвященные разным пунктам, неоднородны по составу и содержат впечатления путешественника от самых разнообразных явлений чужеземной жизни. Так, повествуя о Чюнере (Джуннаре), Афанасий упоминает о правителе Асатхане, его военной силе, обычаях, подробно рассказывает о зиме, прожитой им в этом городе, о земледельческих работах и особенностях скотоводства. Привлекли внимание путешественника обычай поселять купцов по подворьям и зимняя одежда жителей.

Самый драматичный эпизод этого очерка — рассказ о том, как у Афанасия хан забрал жеребца, которого тот хотел выгодно продать, и о чудесном спасении самого автора от перехода в мусульманство и возвращении ему жеребца на Спасов день.

Содержатся в очерке и сведения торгового характера: Афанасий, которого купцы в Персии уверяли, что в Индии есть что купить для продажи на Руси, убедился, что это неверно, все товары подходят только для местной торговли, возить их на Русь невыгодно и опасно. Состав очерка типичен для всей этой части. Из тех составляющих, которые не вошли в него, но есть в других очерках, нужно отметить рассказы о войске, его вооружении и средствах передвижения, об обычаях знатных людей, их жилищах, о кастах, существовавших в буддистской части Индии, о божествах и верованиях, о еде, о месторождениях драгоценных камней, полезных растениях, непривычных для Руси, о климате различных мест; легенды (их всего две, и связаны они с местными индийскими источниками).

Четвертую часть произведения "Хождение за три моря" (краткое содержание) составляет рассказ о пути Афанасия из Индии на родину. Он соединяет в себе особенности первой и второй частей. С одной стороны, здесь присутствует живой рассказ о длительном путешествии по морю до Эфиопии, а с другой — автор кратко упоминает основные пункты по дороге оттуда в Трапезунд, указывая время, которое затратил на переезды в них. Рассказ о путешествии из Трапезунда в Кафу наполнен бытовыми подробностями приключений многострадального автора, которого приняли за шпиона «из орды Асанбега» и «обыскали все — что мелочь добренкая, ини выграбили все».

В заключение «Хождения за три моря» следует упоминание о трех пройденных морях и молитва на смеси восточных языков. Таким образом произведение получает завершенную кольцевую композицию.

Преобладающим принципом повествования в «Хождении за три моря» становится хронологический: Афанасий указывает расстояние между пунктами в днях пути и по существу отказывается от строгого следования топографии, заметив еще во второй части: "А то есмы городы не все писал, много городов великих". Следовательно, тенденция, проявившаяся уже в «Хождении Игнатия Смольнянина», получила свое завершение в первом полностью светском купеческом «хождении».

Образ автора и героев "Хождения за три моря"

Образ повествователя в «Хождении...» также отличается новыми чертами. Круг предметов, интересующих путешественника, значительно расширяется, одновременно увеличивается количество людей, с которыми он встречается и о которых рассказывает читателю. Ему приходится приспосабливаться к условиям тех мест, где он проходит, иногда даже изменяя имя (в Индии он называл себя на мусульманский лад — «Хозя Исуф Хоросани»). При этом Афанасий проявляет удивительную терпимость к чужим обычаям и нравам, по большей части не осуждая и не восхваляя их. В отличие от паломников по святым местам, он находился в иноверческой среде, и это доставляло ему постоянные нравственные страдания. Хотя путешественник нигде не высказывал своего отрицательного отношения к иным верованиям и даже пристально наблюдал за религиозными обрядами мусульман и индуистов, все же эти верования оставались для него чужими. Ограбленный в самом начале своего пути, он утратил книги, которые помогли бы ему ориентироваться во времени христианских праздников, поэтому на протяжении всего произведения он сетует, что не вовремя исполняет обряды.

Глубокую печаль ощущает путешественник от сознания, что он отступил от правил своей веры, хотя в этом и не виноват, и неоднократно обращается с молитвами к Богу, прося простить его. Афанасию Никитину свойственна не только приверженность православию, но и гордость за него. Так, находясь на буддистской территории, он открыл индийцам, что он не мусульманин, а христианин, и они перестали скрывать от него свой быт.

Образ родины постоянно присутствует в размышлениях повествователя "Хождения за три моря". Он не только вспоминает о Руси, сравнивая обычаи чужестранцев со своими, но и думает о судьбе родной земли, записывая, например, на смеси восточных языков: «Русская земля да будет Богом хранима!»

Так повествователь в "Хождении за три моря" становится фактически главным героем произведения, предстающим перед читателем не просто как наблюдатель, как это было в паломнических «хождениях», но как самобытная личность, чей образ раскрывается не только в действиях и поступках, но и в молитвах и размышлениях. Такое изменение в изображении человека отвечает духу эпохи и сходно с теми процессами, которые происходили в других жанрах.

В произведении большое количество эпизодических персонажей: татары, встретившиеся купцам во время путешествия и обманувшие их; Василий Папин, посол ширвашпаха Хасанбек; сам Ширваншах; хан, забравший у Афанасия жеребца, и многие другие. Эти герои нарисованы отдельными штрихами через поступки или прямую речь, причем путешественник воздерживается от сколько-нибудь резких оценок, хотя по отношению к нему многие из упомянутых персонажей проявляют несправедливость. Рассказывая же о нравах, обычаях чужеземцев, автор чаще прибегает к обобщенным образам ("бесермены", «индеяне», «мужи», «жены»).

В целом можно говорить о том, что в первом дошедшем до нас купеческом "хождении" изменяется объект повествования по сравнению с паломнической разновидностью жанра: вместо определенных географических пунктов с их христианскими святынями главным предметом описания становится жизнь людей в ее многообразных повседневных проявлениях, увиденная и запечатленная путешественником-чужеземцем.

В лѣто 6983 <...>. Того же году обретох написание Офонаса тверитина купца, что былъ в Ындѣе 4 годы, а ходил, сказывает, с Васильемъ Папиным. Азъ же опытах, коли Василей ходил с кречаты послом от великого князя, и сказаша ми — за год до казанского похода пришел из Орды, коли князь Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили. Се же написано не обретох, в кое лѣто пошел или в кое лѣто пришел из Ындѣя, умер, а сказывают что, деи, Смоленьска не дошед, умеръ. А писание то своею рукою написал, иже его рукы тѣ тетрати привезли гости к Мамыреву Василью, к дияку к великого князя на Москву.

В год 6983 (1475) (...). В том же году получил записи Афанасия, купца тверского, был он в Индии четыре года, а пишет, что отправился в путь с Василием Папиным. Я же расспрашивал, когда Василий Папин послан был с кречетами послом от великого князя, и сказали мне — за год до Казанского похода вернулся он из Орды, а погиб под Казанью, стрелой простреленный, когда князь Юрий на Казань ходил. В записях же не нашел, в каком году Афанасий пошел или в каком году вернулся из Индии и умер, а говорят, что умер, до Смоленска не дойдя. А записи он своей рукой писал, и те тетради с его записями привезли купцы в Москву Василию Мамыреву, дьяку великого князя.

За молитву святыхъ отець на ших, Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, раба своего грѣшнаго Афонасъя Микитина сына .

За молитву святых отцов наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, раба своего грешного Афанасия Никитина сына.

Се написах свое грѣшное хожение за три моря: 1-е море Дербеньское, дориа Хвалитьс каа ; 2-е море Индѣйское, дорѣя Гундустанскаа, 3-е море Черное, дориа Стебольская.

Записал я здесь про свое грешное хождение за три моря: первое море — Дербентское, дарья Хвалисская, второе море — Индийское, дарья Гундустанская, третье море — Черное, дарья Стамбульская.

Поидох от Спаса святаго златоверхаго и сь его милостию, от государя своего от великаго князя Михаила Борисовича Тверскаго, и от владыкы Генадия Тверскаго, и Бориса Захарьича.

Пошел я от Спаса святого златоверхого с его милостью, от государя своего великого князя Михаила Борисовича Тверского, от владыки Геннадия Тверского и от Бориса Захарьича.

И поидох вниз Волгою. И приидох в манастырь Колязин ко святѣй Троицы живоначалной и къ святым мучеником Борису и Глѣбу. И у игумена ся благословив у Макария и у святыа братии. И ис Колязина поидох на Углеч, и с Углеча отпустили мя доброволно. И оттуду поидох, с Углеча, и приѣхалъ есми на Кострому ко князю Александру с ыною грамотою великого князя. И отпустил мя доброволно. И на Плесо приѣхая есми доброволно.

Поплыл я вниз Волгою. И пришел в монастырь калязинский к святой Троице живоначальной и святым мученикам Борису и Глебу. И у игумена Макария и святой братии получил благословение. Из Калягина плыл до Углича, и из Углича отпустили меня без препятствий. И, отплыв из Углича, приехал в Кострому и пришел к князю Александру с другой грамотой великого князя. И отпустил меня без препятствий. И в Плес приехал без препятствий.

И приѣхал есми в Новгород в Нижней к Михайло х Киселеву, к намѣстьнику , и к пошлиннику к Ывану к Сараеву, и они мя отпустили доброволно. А Василей Папин проѣхал мимо город двѣ недѣли, и яз ждал в Новѣгороде в Нижнем две недѣли посла татарскаго ширваншина Асанбега а ѣхал с кречаты от великого князя Ивана, а кречатов у него девяносто.

И приехал я в Нижний Новгород к Михаилу Киселеву, наместнику, и к пошленнику Ивану Сараеву, и отпустили они меня без препятствий. А Василий Папин, однако, город уже проехал, и я в Нижнем Новгороде две недели ждал Хасан-бека, посла ширваншаха татарского. А ехал он с кречетами от великого князя Ивана, и кречетов у него было девяносто.

И приѣхал есми с ними на низ Волгою. И Казань есмя проѣхали доброволно, не видали никого, и Орду есмя проѣхали, и Усланъ , и Сарай, и Берекезаны есмя проѣхали. И въѣхали есмя в Бузанъ. Ту наѣхали на нас три татарины поганые и сказали нам лживые вѣсти: «Кайсым салтан стережет гостей в Бузани, а с ним три тысящи татар». И посол ширваншин Асанбѣгъ дал имъ по однорятке да по полотну, чтобы провели мимо Хазтарахан. А оны, поганые татарове, по однорятке взяли, да вѣсть дали в Хазтараханъ царю. И яз свое судно покинул да полѣз есми на судно на послово и с товарищи своими.

Поплыл я с ними вниз по Волге. Казань прошли без препятствий, не видали никого, и Орду, и Услан, и Сарай, и Берекезан проплыли и вошли в Бузан. И тут встретили нас три татарина неверных да ложную весть нам передали: «Султан Касим подстерегает купцов на Бузане, а с ним три тысячи татар». Посол ширваншаха Хасан-бек дал им по кафтану-однорядке и по штуке полотна, чтобы провели нас мимо Астрахани. А они, неверные татары, по однорядке-то взяли, да в Астрахань царю весть подали. А я с товарищами свое судно покинул, перешел на посольское судно.

Поѣхали есмя мимо Хазтарахан, а мѣсяць свѣтит, и царь нас видел, и татарове к нам кликали: «Качма, не бѣгайте!» А мы того не слыхали ничего, а бежали есмя парусом. По нашим грехом царь послал за нами всю свою орду. Ини нас постигли на Богунѣ и учали нас стреляти. И у нас застрелили человѣка, а у них дву татаринов застрѣлили. И судно наше меншее стало на ѣзу, и они нас взяли да того часу разграбили, а моя была мѣлкая рухлядь вся в меншем судне.

Плывем мы мимо Астрахани, а месяц светит, и царь нас увидел, и татары нам кричали: «Качма — не бегите!» А мы этого ничего не слыхали и бежим себе под парусом. За грехи наши послал царь за нами всех своих людей. Настигли они нас на Богуне и начали в нас стрелять. У нас застрелили человека, и мы у них двух татар застрелили. А меньшее наше судно у еза застряло, и они его тут же взяли да разграбили, а моя вся поклажа была на том судне.

А в болшом суднѣ есмя дошли до моря, ино стало на усть Волги на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взад велѣли тянути вверхъ до ѣзу. И тут судно наше болшее пограбили и четыре головы взяли рускые, а нас отпустили голыми головами за море, а вверхъ нас не пропустили вѣсти дѣля.

Дошли мы до моря на большом судне, да стало оно на мели в устье Волги, и тут они нас настигли и велели судно тянуть вверх по реке до еза. И судно наше большое тут пограбили и четыре человека русских в плен взяли, а нас отпустили голыми головами за море, а назад, вверх по реке, не пропустили, чтобы вести не подали.

И пошли есмя в Дербенть, заплакавши, двема суды: в одном судне посол Асанбѣг, да тезикы, да русаков нас десеть головами; а в другом судне 6 москвич, да шесть тверич, да коровы, да кормъ нашь. А въстала фуртовина на море, да судно меншое разбило о берег. А ту есть городок Тархи, а люди вышли на берегъ, и пришли кайтакы да людей поимали всѣх.

И пошли мы, заплакав, на двух судах в Дербент: в одном судне посол Хасан-бек, да тезики, да нас, русских, десять человек; а в другом судне — шесть москвичей, да шесть тверичей, да коровы, да корм наш. И поднялась на море буря, и судно меньшее разбило о берег. И тут стоит городок Тарки, и вышли люди на берег, да пришли кайтаки и всех взяли в плен.

И пришли есмя в Дербенть, и ту Василей поздорову пришел, а мы пограблени. И билъ есми челом Василию Папину да послу ширваншину Асанбѣгу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловал о людех, что их поимали под Тархи кайтаки. И Асанбѣг печаловался и ѣздил на гору къ Булатубегу. И Булатбегъ послал скорохода ко шир ван шибегу, что: «господине, судно руское розбило под Тархи, и кайтаки, пришед, люди поимали, а товар их розграбили».

И пришли мы в Дербент, и Василий благополучно туда пришел, а мы ограблены. И я бил челом Василию Папину и послу ширваншаха Хасан-беку, с которым мы пришли, — чтоб похлопотал о людях, которых кайтаки под Тарками захватили. И Хасан-бек ездил на гору к Булат-беку просить. И Булат-бек послал скорохода к ширваншаху передать: «Господин! Судно русское разбилось под Тарками, а кайтаки, придя, людей в плен взяли, а товар их разграбили».

И ширваншабегъ того же часа послал посла к шурину своему Алиль-бегу, кайтачевскому князю, что: «судно ся мое разбило под Тархи, и твои люди, пришед, людей поимали, а товаръ их пограбили; и ты чтобы, меня дѣля, люди ко мнѣ прислал и товар их собрал, занже тѣ люди посланы на мое имя. А что будет тебѣ надобе у меня, и ты ко мнѣ пришли, и яз тебѣ, своему брату, не бороню. А тѣ люди пошли на мое имя, и ты бы их отпустил ко мнѣ доброволно, меня дѣля». И Алильбегъ того часа люди отслал всѣх в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их к ширванши в ърду его, коитулъ.

И ширваншах послал тотчас посла к шурину своему, князю кайтаков Халил-беку: «Судно мое разбилось под Тарками, и твои люди, придя, людей с него захватили, а товар их разграбили; и ты, меня ради, людей ко мне пришли и товар их собери, потому что те люди посланы ко мне. А что тебе от меня нужно будет, и ты ко мне присылай, и я тебе, брату своему, ни в чем перечить не стану. А те люди ко мне шли, и ты, меня ради, отпусти их ко мне без препятствий». И Халил-бек всех людей отпустил в Дербент тотчас без препятствий, а из Дербента отослали их к ширваншаху в ставку его — койтул.

А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челом, чтобы нас пожаловалъ, чѣм доити до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы, заплакавъ, да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли. А иные осталися в Шамахѣе, а иные пошли роботать к Бакѣ.

Поехали мы к ширваншаху в ставку его и били ему челом, чтоб нас пожаловал, чем дойти до Руси. И не дал он нам ничего: дескать, много нас. И разошлись мы, заплакав, кто куда: у кого что осталось на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен, тот пошел куда глаза глядят. А иные остались в Шемахе, иные же пошли в Баку работать.

А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербенти к Бакѣ, гдѣ огнь горить неугасимы, а изъ Баки пошелъ есми за море к Чебокару.

А я пошел в Дербент, а из Дербента в Баку, где огонь горит неугасимый; а из Баку пошел за море — в Чапакур.

Да тутъ есми жил в Чебокарѣ 6 мѣсяць, да в Сарѣ жил мѣсяць, в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми мѣсяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня, Алеевых детей и внучатъ Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило.

И прожил я в Чапакуре шесть месяцев, да в Сари жил месяц, в Мазандаранской земле. А оттуда пошел к Амолю и жил тут месяц. А оттуда пошел к Демавенду, а из Демавенда — к Рею. Тут убили шаха Хусейна, из детей Али, внуков Мухаммеда, и пало на убийц проклятие Мухаммеда — семьдесят городов разрушилось.

А из Дрѣя к Кашени, и тутъ есми был мѣсяць, а из Кашени к Наину, а из Наина ко Ездѣи, и тутъ жилъ есми мѣсяцъ. А из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны. А изъ Торома к Лару, а изъ Лара к Бендерю, и тутъ есть пристанище Гурмызьское. И тут есть море Индѣйское, а парьсѣйскым языкомъ и Гондустаньскаа дория; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили.

Из Рея пошел я к Кашану и жил тут месяц, а из Катана — к Наину, а из Наина к Йезду и тут жил месяц. А из Йезда пошел к Сирджану, а из Сирджана — к Тарому, домашний скот здесь кормят финиками, по четыре алтына продают батман фиников. А из Тарома пошел к Лару, а из Лара — к Бендеру — то пристань Ормузская. И тут море Индийское, по-персидски дарья Гундустанская; до Ормуза-града отсюда четыре мили идти.

А Гурмызъ есть на островѣ, а ежедень поимаеть его море по двожды на день. И тут есми взял первый Великъ день, а пришел есми в Гурмыз за четыре недѣли до Велика дни. А то есми городы не всѣ писал, много городов великих. А в Гурмызе есть солнце варно, человѣка сожжет. А в Гурмызе был есми мѣсяць, а из Гурмыза пошел есми за море Индѣйское по Велице дни в Радуницу, в таву с конми.

А Ормуз — на острове, и море наступает на него всякий день по два раза. Тут провел я первую Пасху, а пришел в Ормуз за четыре недели до Пасхи. И потому я города не все назвал, что много еще городов больших. Велик солнечный жар в Ормузе, человека сожжет. В Ормузе был я месяц, а из Ормуза после Пасхи в день Радуницы пошел я в таве с конями за море Индийское.

И шли есмя морем до Мошката 10 дни; а от Мошката до Дѣгу 4 дни; а от Дѣга Кузряту; а от Кузрята Конбаату. А тут ся родит краска да лекъ. А от Конбата к Чювилю, а от Чювиля есмя пошли въ 7-ую недѣлю по Велице дни, а шли в тавѣ есмя 6 недѣль морем до Чивиля.

И шли мы морем до Маската десять дней, а от Маската до Дега четыре дня, а от Дега до Гуджарата, а от Гуджарата до Камбея. Тут родится краска да лак. От Камбея поплыли к Чаулу, а из Чаула вышли в седьмую неделю после Пасхи, а морем шли шесть недель в таве до Чаула.

И тут есть Индийская страна, и люди ходят всѣ наги, а голова не покрыта, а груди голы, а власы в одну косу заплетены, а всѣ ходят брюхаты, а дѣти родятся на всякый год, а детей у них много. А мужики и жонкы всѣ нагы, а всѣ черны. Яз куды хожу, ино за мною людей много, да дивуются бѣлому человѣку. А князь ихъ — фота на головѣ, а другая на гузнѣ; а бояре у них — фота на плещѣ, а другаа на гузне, княини ходят фота на плещѣ обогнута, а другаа на гузне. А слуги княжие и боярьскые — фота на гузне обогнута, да щит, да меч в руках, а иные с сулицами, а иные с ножи, а иные с саблями, а иные с луки и стрелами; а всѣ наги, да босы, да болкаты, а волосовъ не бреют. А жонки ходят голова не покрыта, а сосцы голы; а паропки да девочки ходят наги до семи лѣт, сором не покрыт.

И тут Индийская страна, и люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. И мужчины, и женщины все нагие да все черные. Куда я ни иду, за мной людей много — дивятся белому человеку. У тамошнего князя — фата на голове, а другая на бедрах, а у бояр тамошних — фата через плечо, а другая на бедрах, а княгини ходят — фата через плечо перекинута, другая фата на бедрах. А у слуг княжеских и боярских одна фата на бедрах обернута, да щит, да меч в руках, иные с дротиками, другие с кинжалами, а иные с саблями, а другие с луками и стрелами; да все наги, да босы, да крепки, а волосы не бреют. А женщины ходят — голова не покрыта, а груди голы, а мальчики и девочки нагие ходят до семи лет, срам не прикрыт.

А ис Чювиля сухом пошли есмя до Пали 8 дни, до индѣйскыя горы . А от Пали до Умри 10 дни, и то есть город индѣскый. А от Умри до Чюнеря 7 дни.

Из Чаула пошли посуху, шли до Пали восемь дней, до Индийских гор. А от Пали шли десять дней до Умри, то город индийский. А от Умри семь дней пути до Джуннара.

Ту есть Асатхан Чюнерскыа индийскый, а холоп меликътучаровъ. А держит, сказывають , семь темъ от меликъточара. А меликътучар седит на 20 тмах; а бьется с кафары 20 лѣт есть, то его побивают, то он побивает ихъ многажды. Хан же Асъ ѣздит на людех. А слонов у него много, а коней у него много добрых, а людей у него много хоросанцев. А привозят ихъ из Хоросаньские земли, а иные из Орапской земли, а иные ис Туркменскые земли, а иные ис Чеботайские земли, а привозят все морем в тавах — индѣйские карабли.

Правит тут индийский хан — Асад-хан джуннарский, а служит он мелик-ат-туджару. Войска ему дано от мелик-ат-туджара, говорят, семьдесят тысяч. А у мелик-ат-туджара под началом двести тысяч войска, и воюет он с кафарами двадцать лет: и они его не раз побеждали, и он их много раз побеждал. Ездит же Асад-хан на людях. А слонов у него много, и коней у него много добрых, и воинов, хорасанцев, у него много. А коней привозят из Хорасанской земли, иных из Арабской земли, иных из Туркменской земли, иных из Чаготайской земли, а привозят их все морем в тавах — индийских кораблях.

И яз грѣшный привезлъ жеребца в Ындѣйскую землю, и дошелъ есми до Чюнеря: Богъ далъ поздорову все, а стал ми во сто рублев. Зима же у них стала с Троицына дни. А зимовали есмя в Чюнерѣ, жили есмя два мѣсяца. Ежедень и нощь 4 месяцы всюда вода да грязь. В тѣ же дни у них орют да сѣют пшеницу, да тутурган, да ногут, да все сьѣстное. Вино же у них чинят в великых орѣхех — кози гундустанская; а брагу чинят в татну. Кони же кормят нофутом, да варят кичирисъ с сахаром, да кормят кони, да с маслом, порану же дают имъ шешни. В Ындѣйской же земли кони ся у них не родят, вь их землѣ родятся волы да буйволы, на тѣх же ѣздят и товар, иное возят, все дѣлают.

И я, грешный, привез жеребца в Индийскую землю, и дошел с ним до Джуннара, с Божьей помощью, здоровым, и стал он мне во сто рублей. Зима у них началась с Троицына дня. Зимовал я в Джуннаре, жил тут два месяца. Каждый день и ночь — целых четыре месяца — всюду вода да грязь. В эти дни пашут у них и сеют пшеницу, да рис, да горох, да все съестное. Вино у них делают из больших орехов, кози гундустанские называются, а брагу — из татны. Коней тут кормят горохом, да варят кхичри с сахаром да с маслом, да кормят ими коней, а с утра дают шешни. В Индийской земле кони не водятся, в их земле родятся быки да буйволы — на них ездят и товар и иное возят, все делают.

Чюнерей же град есть на острову на каменом, не одѣланъ ничѣм, Богом сотворен. А ходят на гору день по одному человѣку: дорога тесна, а двема поити нелзѣ.

Джуннар-град стоит на скале каменной, не укреплен ничем, Богом огражден. И пути на ту гору день, ходят по одному человеку: дорога узка, двоим пройти нельзя.

В Ындѣйской земли гости ся ставят по подворьем, а ѣсти варят на гости господарыни, и постелю стелют на гости господарыни, и спят с гостми. Сикиш илиресен ду шитель бересин, сикиш илимесь екъ житель берсен, достур аврат чектур, а сикиш муфут; а любят бѣлых людей.

В Индийской земле купцов поселяют на подворьях. Варят гостям хозяйки, и постель стелют хозяйки, и спят с гостями. Если имеешь с ней тесную связь, давай два жителя, если не имеешь тесной связи, даешь один житель. Много тут жен по правилу временного брака, и тогда тесная связь даром; а любят белых людей.

Зимѣ же у них ходит люди фота на гузнѣ, а другая по плечем, а третья на головѣ; а князи и бояре толды на себя въздевают порткы , да сорочицу, да кафтан, да фота по плечем, да другою опояшет, а третьею голову увертит. А се оло, оло абрь, оло акъ, олло керем, олло рагим!

Зимой у них простые люди ходят — фата на бедрах, другая на плечах, а третья на голове; а князья да бояре надевают тогда на себя порты, да сорочку, да кафтан, да фата на плечах, другой фатой себя опояшет, а третьей фатой голову обернет. О Боже, Боже великий, Господь истинный, Бог великодушный, Бог милосердный!

А в том в Чюнерѣ ханъ у меня взял жеребца, а увѣдал, что яз не бесерменянин — русинъ. И он молвит: «Жеребца дам да тысящу златых дам, а стань в вѣру нашу — в Махмет дени; а не станеш в вѣру нашу, в Махмат дени, и жеребца возму и тысячю златых на головѣ твоей возму». А срок учинил на четыре дни, в Оспожино говѣйно на Спасов день. И Господь Богъ смиловался на свой честный праздникъ, не оставил милости своеа от меня грѣшнаго и не велѣлъ погибнути в Чюнерѣ с нечестивыми. И канун Спасова дни приѣхал хозяйочи Махмет хоросанець, и бил есми ему челом, чтобы ся о мнѣ печаловал. И он ѣздил к хану в город да меня отпросил, чтобы мя в вѣру не поставили, да и жеребца моего у него взял. Таково осподарево чюдо на Спасовъ день. Ино, братие рустии християня, кто хощет поити в Ындѣйскую землю, и ты остави вѣру свою на Руси, да воскликнув Махмета да поити в Гундустанскую землю.

И в том Джуннаре хан отобрал у меня жеребца, когда узнал, что я не бесерменин, а русин. И он сказал: «И жеребца верну, и тысячу золотых впридачу дам, только перейди в веру нашу — в Мухаммеддини. А не перейдешь в веру нашу, в Мухаммеддини, и жеребца возьму, и тысячу золотых с твоей головы возьму». И срок назначил — четыре дня, на Спасов день, на Успенский по.ст. Да Господь Бог сжалился на свой честной праздник, не оставил меня, грешного, милостью своей, не дал погибнуть в Джуннаре среди неверных. Накануне Спасова дня приехал казначей Мухаммед, хорасанец, и я бил ему челом, чтобы он за меня хлопотал. И он ездил в город к Асад-хану и просил обо мне, чтобы меня в их веру не обращали, да и жеребца моего взял у хана обратно. Таково Господне чудо на Спасов день. А так, братья русские христиане, захочет кто идти в Индийскую землю — оставь веру свою на Руси, да, призвав Мухаммеда, иди в Гундустанскую землю.

Мене залгали псы бесермены, а сказывали всего много нашего товара, ано нѣт ничего на нашу землю: все товаръ бѣлой на бесерменьскую землю, перец да краска, то и дешево. Ино возят ачеи морем, ини пошлины не дают. А люди иные намъ провести пошлины не дадут . А пошлин много, а на море разбойников много. А разбивают все кафары, ни крестияне, не бесермене; а молятся каменым болваном, а Христа не знают, ни Махмета не знают.

Солгали мне псы бесермены, говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец да краска, то дешево. Те, кто возят волов за море, те пошлин не платят. А нам провезти товар без пошлины не дадут. А пошлин много, и на море разбойников много. Разбойничают кафары, не христиане они и не бесермены: молятся каменным болванам и ни Христа, ни Мухаммеда не знают.

А ис Чюнеря есмя вышли на Оспожин день к Бедерю, к болшому их граду. А шли есмя мѣсяць до Бедеря; а от Бедеря до Кулонкеря 5 дни; а отъ Кулонгеря до Кольбергу 5 дни. Промежу тѣх великих градов много городов; на всяк день по три городы, а ино и по четыре городы; колко ковов, толко градов. От Чювиля до Чюнеря 20 ковов, а от Чюнеря до Бедеря 40 ковов, а от Бедеря до Кулонгеря 9 ковов, а отъ Бедеря до Колубергу 9 ковов .

А из Джуннара вышли на Успенье и пошли к Бидару, главному их городу. Шли до Бидара месяц, а от Бидара до Кулонгири — пять дней и от Кулонгири до Гулбарги пять дней. Между этими большими городами много других городов, всякий день проходили по три города, а иной день по четыре города: сколько ковов — столько и городов. От Чаула до Джуннара двадцать ковов, а от Джуннара до Бидара сорок ковов, от Бидара же до Кулонгири девять ковов, и от Бидара до Гулбарги девять ковов.

В Бедере же торгъ на кони, на товар, да на камки, да на шелкъ, на всей иной товар, да купити в нем люди черные; а иные в нем купли нѣт. Да все товар ихъ гундустанской, да сьестное все овощь, а на Рускую землю товару нѣт. А все черные люди, а все злодѣи, а жонки все бляди, да вѣди , да тати, да ложь, да зелие, осподарев морят зелиемъ.

В Бидаре на торгу продают коней, камку, шелк и всякий иной товар да рабов черных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а из съестного только овощи, а для Русской земли товара нет. А здесь люди все черные., все злодеи, а женки все гулящие, да колдуны, да тати, да обман, да яд, господ ядом морят.

В Ындѣйской земли княжат все хоросанцы, и бояре всѣ хоросанцы. А гундустанцы все пѣшеходы, а ходят перед хоросанцы на конех, а иные всѣ пѣши, ходятъ борзо, а все наги да боси, да щит в руцѣ, а в другой меч, а иные с луки великими с прямыми да стрелами. А бой их все слоны. Да пѣших пускают наперед, а хоросанцы на конех да в доспѣсех, и кони и сами. А к слоном вяжут к рылу да к зубом великие мечи по кентарю кованых, да оболочат ихъ в доспѣхи булатные, да на них учинены городкы, да в городкѣх по 12 человѣкъ в доспѣсех, да всѣ с пушками да с стрелами.

В Индийской земле княжат все хорасанцы, и бояре все хорасанцы. А гундустанцы все пешие и ходят перед хорасанцами, которые на конях; а остальные все пешие, ходят быстро, все наги да босы, в руке щит, в другой — меч, а иные с большими прямыми луками да со стрелами. Бой ведут все больше на слонах. Впереди идут пешие воины, за ними — хорасанцы в доспехах на конях, в доспехах и сами и кони. Слонам к голове и бивням привязывают большие кованые мечи, по кентарю весом, да облачают слонов в доспехи булатные, да на слонах сделаны башенки, и в тех башенках по двенадцать человек в доспехах, да все с пушками, да со стрелами.

Есть у них одно мѣсто, шихбъ Алудин пиръ ятыр базар Алядинандъ. На год единъ базаръ, съезжается вся страна Индийская торговати, да торгуют 10 дни; от Бедеря 12 ковов. Приводят кони, до 20 тысящь коней продавати, всякый товар свозят. В Гундустаньской земли тъй торгъ лучьший, всякый товар продают и купят на память шиха Аладина, а на русскый на Покров святыя Богородица. Есть в том Алянде птица гукукь, летает ночи, а кличет: «кукъ-кукъ», а на которой хоромине седит, то тут человѣкъ умрет; и кто хощет еа убити, ино у ней изо рта огонь выйдет. А мамоны ходят нощи, да имают куры, а живут в горѣ или в каменье. А обезьяны, то тѣ живут по лѣсу. А у них есть князь обезьяньскый, да ходит ратию своею. Да кто замает, и они ся жалуют князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать , и оны, пришед на град, дворы разваляют и людей побьют. А рати их, сказывают, велми много, а язык у них есть свой. А детей родят много; да которой родится ни в отца, ни в матерь, ини тѣх мечют по дорогам. Ины гундустаньцы тѣх имают, да учат ихъ всякому рукодѣлию, а иных продают ночи, чтобы взад не знали бежать, а иных учат базы миканет.

Есть тут одно место — аланд, где шейх Алаеддин, святой, лежит и ярмарка. Раз в год на ту ярмарку съезжается торговать вся страна Индийская, торгуют тут десять дней; от Бидара двенадцать ковов. Приводят сюда коней — до двадцати тысяч коней — продавать, да всякий товар привозят. В Гундустанской земле эта ярмарка лучшая, всякий товар продают и покупают в дни памяти шейха Алаеддина, а по-нашему на Покров святой Богородицы. А еще есть в том Аланде птица гукук, летает ночью, кричит: «кук-кук»; а на чьем доме сядет, там человек умрет, а захочет кто ее убить, она на того огонь изо рта пускает. Мамоны ходят ночью да хватают кур, а живут они на холмах или среди скал. А обезьяны, те живут в лесу. Есть у них князь обезьяний, ходит с ратью своей. Если кто обезьян обидит, они жалуются своему князю, и он посылает на обидчика свою рать, и они, к городу придя, дома разрушают и людей убивают. А рать обезьянья, сказывают, очень велика, и язык у них свой. Детенышей родится у них много, и если который из них родится ни в мать, ни в отца, таких бросают на дорогах. Иные гундустанцы подбирают их да учат всяким ремеслам; а если продают, то ночью, чтобы они дорогу назад не могли найти, а иных учат людей забавлять .

Весна же у них стала с Покрова святыа Богородица. А празднують шигу Аладину, веснѣ две недѣли по Покровѣ, а празднуют 8 дни. А весну дрьжат 3 мѣсяцы, а лѣто 3 мѣсяца, а зиму 3 мѣсяцы, а осень 3 мѣсяца .

Весна у них началась с Покрова святой Богородицы. А празднуют память шейха Алаеддина и начало весны через две недели после Покрова; восемь дней длится праздник. А весна у них длится три месяца, и лето три месяца, и зима три месяца, и осень три месяца.

В Бедери же их стол Гундустану бесерменьскому. А град есть великъ, а людей много велми. А салтан невелик — 20 лѣт, а держат бояре, а княжат хоросанцы, а воюют все хоросанцы.

Бидар — стольный город Гундустана бесерменского. Город большой, и людей в нем очень много. Султан молод, двадцати лет — бояре правят, а княжат хорасанцы и воюют все хорасанцы.

Есть хоросанець меликтучар боярин, ино у него двѣсте тысящь рати своей, а у Меликхана 100 тысячь , а у Фаратхана 20 тысяч, а много тѣхъ ханоз по 10 тысящь рати. А с салтаном выходят триста тысящь рати своей.

Живет здесь боярин-хорасанец, мелик-ат-туджар, так у него двести тысяч своей рати, а у Мелик-хана сто тысяч, а у Фарат-хана двадцать тысяч, и у многих ханов по десять тысяч войска. А с султаном выходит триста тысяч войска его.

А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добрѣ и пышны велми. А все их носят на кровати своеи на серебряных, да пред ними водят кони в снастех златых до 20; а на конех за ними 300 человѣкъ, а пѣших пятьсот человѣкъ, да трубников 10 человѣкъ, да нагарниковъ 10 человѣкъ, да свирѣлников 10 человѣкъ.

Земля многолюдна, да сельские люди очень бедны, а бояре власть большую имеют и очень богаты. Носят бояр на носилках серебряных, впереди коней ведут в золотой сбруе, до двадцати коней ведут, а за ними триста всадников, да пеших пятьсот воинов, да десять трубачей, да с барабанами десять человек, да дударей десять.

Салтан же выезжает на потѣху с матерью да з женою, ино с ним человѣкъ на конех 10 тысящь, а пѣших пятьдесят тысящь, а слонов выводят двѣсте, наряженых в доспѣсех золоченых, да пред ним трубников сто человѣкъ, да плясцов сто человѣкъ, да коней простых 300 в снастех золотых, да обезьян за ним сто, да блядей сто, а все гаурокы.

А когда султан выезжает на прогулку с матерью да с женою, то за ним всадников десять тысяч следует да пеших пятьдесят тысяч, а слонов выводят двести, и все в золоченых доспехах, и перед ним — трубачей сто человек, да плясунов сто человек, да ведут триста коней верховых в золотой сбруе, да сто обезьян, да сто наложниц, гаурыки называются.

В салтанове же дворѣ семеры ворота, а в воротех седит по сту сторожев да по сту писцов кафаров. Кто поидет, ини записывают, а кто выйдет, ини записывают. А гарипов не пускают въ град. А дворъ же его чюден велми, все на вырезе да на золоте, и послѣдний камень вырезан да златом описан велми чюцно. Да во дворѣ у него суды розные.

Во дворец султана ведет семь ворот, а в воротах сидят по сто стражей да по сто писцов-кафаров. Одни записывают, кто во дворец идет, другие — кто выходит. А чужестранцев во дворец не пускают. А дворец султана очень красив, по стенам резьба да золото, последний камень — и тот в резьбе да золотом расписан очень красиво. Да во дворце у султана сосуды разные.

Город же Бедерь стерегут в нощи тысяща человѣкъ кутоваловых, а ѣздят на конех в доспѣсех, да у всѣх по свѣтычю.

По ночам город Бидар охраняет тысяча стражей под начальством куттавала, на конях и в доспехах, да в руках у каждого по факелу.

А яз жеребца своего продал в Бедери. Да наложил есми у него шестьдесят да осмь футунов, а кормил есми его год. В Бедери же змеи ходят по улицам, а длина еѣ двѣ сажени. Приидох же в Бедерь о заговейнѣ о Филиповѣ ис Кулонгѣря, и продахъ жеребца своего о Рожествѣ.

Продал я своего жеребца в Бидаре. Издержал на него шестьдесят восемь футунов, кормил его год. В Бидаре по улицам змеи ползают, длиной по две сажени. Вернулся я в Бидар из Кулонгири на Филиппов пост, а жеребца своего продал на Рождество.

И тут бых до Великого заговейна в Бедери и познася со многыми индѣяны. И сказах имъ вѣру свою, что есми не бесерменинъ исаядениени есмь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани. И они же не учали ся от меня крыти ни о чемъ, ни о ѣствѣ, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учали крыти.

И жил я здесь, в Бидаре, до Великого поста и со многими индусами познакомился. Открыл им веру свою, сказал, что не бесерменин я, а веры Иисусовой христианин, и имя мое Афанасий, а бесерменское имя — ходжа Юсуф Хорасани. И индусы не стали от меня ничего скрывать, ни о еде своей, ни о торговле, ни о молитвах, ни о иных вещах, и жен своих не стали в доме скрывать.

Да о вѣрѣ же о их распытах все, и оны сказывают: вѣруем въ Адама, а буты, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А вѣръ въ Индѣи всѣх 80 и 4 вѣры, а все вѣрують в бута. А вѣра с вѣрою ни пиеть, ни ястъ, ни женится. А иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яица ядять, а воловины не ядять никакаа вѣра.

Расспрашивал я их о вере, и они говорили мне: веруем в Адама, а буты, говорят, и есть Адам и весь род его. А всех вер в Индии восемьдесят и четыре веры, и все веруют в бута. А разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся. Иные из них баранину, да кур, да рыбу, да яйца едят, но говядины никто не ест.

В Бедери же бых 4 мѣсяца и свѣщахся съ индѣяны поити к Первоти, то их Ерусалимъ, а по бесерменьскый Мягъкат, г дѣ их бутхана. Там же поидох съ индѣяны да будутханы мѣсяць. И торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть, с пол-Твѣри, камена, да рѣзаны по ней дѣяния бутовыя. Около ея всея 12 рѣзано вѣнцевъ, какъ бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое, человѣческым образомъ являлся; другое, человѣкъ, а носъ слоновъ; третье, человѣкъ, а виденье обезьанино; в четвертые, человѣкъ, а образом лютаго звѣря, а являся им все съ хвостомъ. А вырезан на камени, а хвостъ через него сажени.

Пробыл я в Бидаре четыре месяца и сговорился с индусами пойти в Парват, где у них бутхана — то их Иерусалим, то же, что для бесермен Мекка. Шел я с индусами до бутханы месяц. И у той бутханы ярмарка, пять дней длится. Велика бутхана, с пол-Твери, каменная, да вырезаны в камне деяния бута. Двенадцать венцов вырезано вкруг бутханы — как бут чудеса совершал, как являлся в разных образах: первый — в образе человека, второй — человек, но с хоботом слоновым, третий — человек, а лик обезьяний, четвертый — наполовину человек, наполовину лютый зверь, являлся все с хвостом. А вырезан на камне, а хвост с сажень, через него переброшен.

К бутхану же съезжается вся страна Индийская на чюдо бутово. Да у бутхана бреются старые и молодые, жонки и девочки. А бреют на себѣ всѣ волосы, — и бороды, и головы, и хвосты. Да поидут к бутхану. Да со всякие головы емлют по двѣ шешькѣни пошлины на бута, а с коней по четыре футы. А съезжается к бутхану всѣх людей бысты азаръ лекъ вах башет сат азаре лек.

На праздник бута съезжается к той бутхане вся страна Индийская. Да у бутханы бреются старые и молодые, женщины и девочки. А сбривают на себе все волосы, бреют и бороды, и головы. И идут к бутхане. С каждой головы берут по две шешкени для бута, а с коней — по четыре футы. А съезжается к бутхане всего людей двадцать тысяч лакхов, а бывает время и сто тысяч лакхов .

А с султаном вышло двадцать шесть везиров, и с каждым везиром по десять тысяч конной рати, да пеших по двадцать тысяч, а с иным визиром по пятнадцать тысяч конных людей и по тридцать тысяч пеших. А великих индийских везиров четыре, а с ними вышло конной рати сорок тысяч да сто тысяч пеших. И разгневался султан на индусов, что мало людей с ними вышло, и прибавили еще пеших двадцать тысяч, да две тысячи конных, да двадцать слонов. Такова сила султана индийского, бесерменского. Мухаммедова вера годится . А раст дени худо донот — а правую веру Бог ведает. А правая вера — единого Бога знать и имя его во всяком месте чистом в чистоте призывать.

В пятый же Велик день възмыслих ся на Русь. Идох из Бедеря града за мѣсяць до улу багряма бесерменьскаго Мамет дени розсулял . А Велика дни крестьянскаго не вѣдаю Христова въскресения, а говѣйно же ихъ говѣх з бесермены, и розговѣхся с ними, и Велик день взял в Кельбери от Бедери 10 ковов.

На пятую Пасху решился я на Русь идти. Вышел из Бидара за месяц до бесерменского улу байрама по вере Мухаммеда, посланника божья . А когда Пасха, Воскресение Христово, — не знаю, постился с бесерменами в их пост, с ними и разговелся, а Пасху отметил в Гулбарге, от Бидара в десяти ковах.

Султан пришол да меликътучаръ с ратию своею 15 день по улѣ багрямѣ, а в Келбергу. А война ся имъ не удала, один город взяли индийской, а людей их много изгибло, и казны много истеряли.

Султан пришел в Гулбаргу с мелик-ат-туджаром и с ратью своей на пятнадцатый день после улу байрама. Война им не удалась — один город взяли индийский, а людей много у них погибло и казны много поистратили.

А индийскый же салтан кадам велми силен, и рати у него много. А сидит в горѣ в Бичинѣгѣрѣ, а град же его велми велик. Около его три ровы, да сквозѣ его река течет. А с одну страну его женьгѣль злый, а з другую страну пришол долъ, и чюдна мѣста велми и угодна на все. На ону же страну приитти нѣкуды, сквозѣ градо дрога, а града же взяти нѣкуды, пришла гора велика да деберь зла тикень. Под городом же стаяла рать мѣсяць, и люди померли безводни, да голов велми много изгибло з голоду да с безводицы. А на воду смотрит, а взяти нѣкуды.

А индийский великий князь могуществен, и рати у него много. Крепость его на горе, и стольный город его Виджаянагар очень велик. Три рва у города, да река через него течет. По одну сторону города густые джунгли, а с другой стороны долина подходит — удивительное место, для всего пригодное. Та сторона не проходима — путь через город идет; ни с какой стороны город не взять: гора там огромная да чащоба злая, колючая. Стояла рать под городом месяц, и люди гибли от жажды, и очень много людей поумирало от голода да от жажды. Смотрели на воду, да не подойти к ней.

А град же взял индийской меликъчанъ хозя, а взял его силою, день и нощь бился з городомъ 20 дни, рать ни пила, ни ѣла, под городом стояла с пушками. А рати его изгибло пять тысяч люду добраго. А город взял, ини высѣкли 20 тысяч поголовья мужскаго и женьскаго, а 20 тысяч полону взял великаго и малаго. А продавали голову полону по 10 тенекъ, а иную по 5 тенекъ , а робята по две тенкы. А казны же не было ничего. А болшаго города не взял.

Ходжа мелик-ат-туджар взял другой город индийский, силой взял, день и ночь бился с городом, двадцать дней рать ни пила, ни ела, под городом с пушками стояла. И рати его погибло пять тысяч лучших воинов. А взял город — вырезали двадцать тысяч мужского полу и женского, а двадцать тысяч — и взрослых, и малых — в плен взяли. Продавали пленных по десять тенек за голову, а иных и по пять, а детей — по две тенки. Казны же совсем не взяли. И стольного города он не взял.

А отъ Кельбергу поидох до Кулури. А в Кулури же родится ахикь, и ту его дѣлают, на весь свѣт оттуду его розвозят. А в Курили же алмазников триста сулях микунѣ т . И ту же бых пять мѣсяць, а оттуду же поидох Калики. Ту же бозар велми великъ. А оттуду поидох Конаберга, а от Канаберга поидох к шиху Аладину. А от шиха Аладина поидох ко Аменьдрие, и от Камендрия к Нярясу, и от Кинаряса к Сури, а от Сури поидох к Дабыли — пристанище Индийскаго моря.

Из Гулбарги пошел я в Каллур. В Каллуре родится сердолик, и тут его обрабатывают, и отсюда по всему свету развозят. В Каллуре триста алмазников живут, оружье украшают . Пробыл я тут пять месяцев и пошел оттуда в Коилконду. Там базар очень большой. А оттуда пошел в Гулбаргу, а из Гулбарги к Аланду. А от Аланда пошел в Амендрие, а из Амендрие — к Нарясу, а из Наряса — в Сури, а из Сури пошел к Дабхолу — пристани моря Индийского.

Дабил же есть град велми велик, а к тому же Дабыли а сьѣзжается вся поморья Индийская и Ефиопская. Ту же и окаянный аз рабище Афонасей Бога вышняго, творца небу и земли, възмыслихся по вѣре по крестьяньской, и по крещении Христовѣ, и по говѣйнех святых отець устроеных, по заповедех апостольских и устремихся умом поитти на Русь. И внидох же в таву , и зговорих о налонѣ корабленем, а от своеа главы два златых до Гурмыза града дати . Внидох же в корабль из Дабыля града до Велика дни за три мѣсяцы бесерменьскаго говѣйна.

Большой город Дабхол — съезжаются сюда и с Индийского и с Эфиопского поморья. Тут я, окаянный Афанасий, рабище Бога вышнего, творца неба и земли, призадумался о вере христианской, и о Христовом крещении, о постах, святыми отцами устроенных, о заповедях апостольских и устремился мыслию на Русь пойти. Взошел в таву и сговорился о плате корабельной — со своей головы до Ормуза-града два золотых дал. Отплыл я на корабле из Дабхола-града на бесерменский пост, за три месяца до Пасхи.

Идох же в тавѣ по морю мѣсяць, а не видѣх ничего. На другий же мѣсяць увидѣх горы Ефиопскыа, ту же людие вси воскричаша: «Олло перводигер, олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти», а по-рускыи языком молвят: «Боже осподарю, Боже, Боже вышний, царю небесный, здѣ нам судил еси погибнути!»

Плыл я в таве по морю целый месяц, не видя ничего. А на другой месяц увидел горы Эфиопские, и все люди вскричали: «Олло перводигер, олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти », а по-русски это значит: «Боже, Господи, Боже, Боже вышний, царь небесный, здесь нам судил ты погибнуть!»

В той же землѣ Ефиопской бых пять дни. Божиею благодатию зло ся не учинило. Много раздаша брынцу, да перцу, да хлѣбы ефиопом, ини судна не пограбили .

В той земле Эфиопской были мы пять дней. Божией милостью зла не случилось. Много раздали рису, да перцу, да хлеба эфиопам. И они судна не пограбили.

А оттудова же идох 12 дни до Мошката. В Мошкате же шестой Велик день взял. И поидох до Гурмыза 9 дни, и в Гурмызе бых 20 дни. Из Гурмыза поидох к Лари, и в Лари бых три дни. Из Лари поидох к Ширязи 12 дни, а в Ширязе бых 7 дни. И из Ширяза поидох к Вергу 15 дни, а в Велергу бых 10 дни. А из Вергу поидох къ Езди 9 дни, а въ Езди бых 8 дни. А изь Езди поидох къ Спагани 5 дни, а въ Спагани 6 дни. А ис Пагани поидох Кашини, а в Кашини бых 5 дни. А ис Кашина поидох к Куму, а ис Кума поидох в Саву. А из Сава поидох к Султаню, а из Султания поидох до Тервизя, а ис Тервиза поидох в оръду Асанбѣгъ. В ордѣ же бых 10 дни, ано пути нѣт никуды. А на турскаго послал рати двора своего 40 тысяч. Ини Севасть взяли, а Тохат взяли да пожгли, Амасию взяли, и много пограбили сел, да пошли на караманского воюючи.

А оттуда шли двенадцать дней до Маската. В Маскате встретил я шестую Пасху. До Ормуза плыл девять дней, да в Ормузе был двадцать дней. А из Ормуза пошел в Лар, и в Ларе был три дня. От Лара до Шираза шел двенадцать дней, а в Ширазе был семь дней. Из Шираза пошел в Эберку, пятнадцать дней шел, и в Эберку был десять дней. Из Эберку до Йезда шел девять дней, и в Йезде был восемь дней, а из Йезда пошел в Исфахан, пять дней шел, и в Исфахане был шесть дней. А из Исфахана пошел в Кашан, да в Кашане был пять дней. А из Кашана пошел в Кум, а из Кума — в Савэ. А из Савэ пошел в Сольтание, а из Сольтание шел до Тебриза, а из Тебриза пошел в ставку Узун Хасан-бека. В ставке его был десять дней, потому что пути никуда не было. Узун Хасан-бек на турецкого султана послал двора своего сорок тысяч рати. Они Сивас взяли. А Токат взяли да пожгли, и Амасию взяли, да много сел пограбили и пошли войной на караманского правителя.

И яз из орды пошол ко Арцыцану, а из Орцыцана пошол есми в Трепизон.

А из ставки Узун Хасан-бека пошел я в Эрзинджан, а из Эрзинджана пошел в Трабзон.

В Трепизон же приидох на Покров святыя Богородица и приснодѣвы Мариа, и бых же въ Трапизоне 5 дни. И на корабль приидох и сговорил о налонѣ — дати золотой от своеа главы до Кафы; а золотой есми взял на харчь, а дати в Кафѣ.

В Трабзон же пришел на Покров святой Богородицы и приснодевы Марии и был в Трабзоне пять дней. Пришел на корабль и сговорился о плате — со своей головы золотой дать до Кафы, а на харч взял я золотой в долг — в Кафе отдать.

А в Трапизоне ми же шубаш да паша много зла учиниша. Хлам мой весь к себѣ възнесли в город на гору, да обыскали все — что мѣлочь добренкая, ини выграбили все. А обыскивают грамот, что есми пришол из орды Асанбега.

И в том Трабзоне субаши и паша много зла мне причинили. Добро мое все велели принести к себе в крепость, на гору, да обыскали все. И что было мелочи хорошей — все выграбили. А искали грамоты, потому что шел я из ставки Узун Хасан-бека.

Божиею милостию приидох до третьяго моря Чернаго , а парсийскимъ языкомъ дория Стимбольскаа. Идох же по морю вѣтром 10 дни, доидох до Вонады, и ту нас срѣтили великый вѣтръ полунощный, възврати нас къ Трапизону, и стояли есмя в Платанѣ 15 дний, вѣтру велику и злу бывшу. Ис Платаны есмя пошли на море двожды , и вѣтръ нас стрѣчает злый, не дастъ нам по морю ходити. Олло акь, олло худо перводигерь! Развие бо того иного Бога не знаю.

Божией милостью дошел я до третьего моря — Черного, что по-персидски дарья Стамбульская. С попутным ветром шли морем десять дней и дошли до Боны, и тут встретил нас сильный ветер северный и погнал корабль назад к Трабзону. Из-за ветра сильного, встречного, стояли мы пятнадцать дней в Платане. Из Платаны выходили в море дважды, но ветер дул нам навстречу злой, не давал по морю идти. Боже истинный, Боже покровитель! Кроме него — иного Бога не знаю.

И море же проидохъ, да занесе насъ сыс къ Баликаеѣ, а оттудова к Токорзову, и ту стояли есмя 5 дни. Божиею милостию приидох в Кафу за 9 дни до Филипова заговѣниа. Олло перводигер!

Море перешли, да занесло нас к Балаклаве, и оттуда пошли в Гурзуф, и стояли мы там пять дней. Божиею милостью пришел я в Кафу за девять дней до Филиппова поста. Бог творец!

Милостию Божиею преидох же три моря. Дигерь худо доно, олло перводигерь дано. Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши худо, илелло акшь ходо. Иса рухоало, ааликъсолом. Олло акьберь. А илягаиля илелло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукур худо афатад. Бисмилнаги размам ррагим. Хуво могу лези, ля лясаильля гуя алимуль гяиби ва шагадити. Хуя рахману рагиму, хубо могу лязи. Ля иляга иль ляхуя. Альмелику, алакудосу, асалому, альмумину, альмугамину, альазизу , алчебару, альмутаканъбиру, алхалику, альбариюу, альмусавирю , алькафару, алькалъхару, альвазаху, альрязаку, альфатагу, альалиму, алькабизу, альбасуту, альхафизу, алльрравию, алмавизу, алмузилю, альсемилю, албасирю, альакаму, альадюлю, алятуфу.

Милостию Божией прошел я три моря. Остальное Бог знает, Бог покровитель ведает. Аминь! Во имя Господа милостивого, милосердного. Господь велик, Боже благой, Господи благой. Иисус дух Божий, мир тебе. Бог велик. Нет Бога, кроме Господа. Господь промыслитель. Хвала Господу, благодарение Богу всепобеждающему. Во имя Бога милостивого, милосердного. Он Бог, кроме которого нет Бога, знающий все тайное и явное. Он милостивый, милосердный. Он не имеет себе подобных. Нет Бога, кроме Господа. Он царь, святость, мир, хранитель, оценивающий добро и зло, всемогущий, исцеляющий, возвеличивающий, творец, создатель, изобразитель, он разрешитель грехов, каратель, разрешающий все затруднения, питающий, победоносный, всеведущий, карающий, исправляющий, сохраняющий, возвышающий, прощающий, низвергающий, всеслышащий, всевидящий, правый, справедливый, благой.

Того же году обретох написание Офонаса тверитина купца... — Запись эта, относящаяся к 1474—1475 гг., скорее всего принадлежит составителю независимого летописного свода 80-х гг. XV в.

...в Ындѣе 4 годы... — Афанасий Никитин пробыл в Индии, как мы можем полагать, с середины 1471 до начала 1474 г.; см. приведенные далее известия индийских хроник ο времени взятия городов, упоминаемых Никитиным, и указания на соотношения между датами русского календаря и мусульманского лунного календаря.

...коли князь Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили . — Речь идет, очевидно, ο походе на Казань русских войск под предводительством брата Ивана III князя Юрия Васильевича Дмитровского, закончившемся в сентябре 6978 (1469) г.; вне комментируемого памятника сведений ο после Ивана III в Ширван Василии Папине нет.

...Смоленьска не дошед, умеръ. — Смоленск до 1514 г. входил в состав Литовского государства.

Василий Мамырев (1430—1490) — великокняжеский дьяк, оставленный Иваном III вместе с И. Ю. Ряполовским в Москве во время нашествия хана Ахмата в 1480 г. и руководивший в 1485 г. строительством укреплений во Владимире.

За молитву... Афонасья Микитина сына . — Отчество («фамилия») автора «Хождения за три моря» упоминается только в начальной фразе памятника, восполненной в издании по Троицкому списку (в летописном изводе ее нет).

...море Дербеньское, дориа Хвалитьскаа... — Каспийское море; дарья (перс.) — море.

...море Индѣйское, дорѣя Гундустанскаа... — Индийский океан.

...дориа Стебольская . — Черное море именуется также Стебольским (Стамбульским) по греческому народному и турецкому названию Константинополя — Истимполи, Стамбул.

...от Спаса святаго златоверхаго... — Главный собор Твери (XII в.), по которому и Тверская земля именовалась часто «домом святого Спаса».

Михаил Борисович — великий князь тверской в 1461—1485 гг.

Владыка Геннадий — епископ тверской в 1461—1477 гг., бывший московский боярин Геннадий Кожа.

Борис Захарьич — воевода, возглавлявший тверские войска, помогавшие Василию Темному в борьбе с его противником Дмитрием Шемякой, представитель рода Бороздиных, перешедших впоследствии на московскую службу.

...монастырь Колязин ко святѣй Троицы... Борису и Глѣбу . — Троицкий монастырь в тверском городе Калязине на Волге был основан игуменом Макарием, упоминаемым у Никитина; церковь Бориса и Глеба находилась в Макарьевском Троицком монастыре.

...на Углеч... — Углич — город и удел великого княжества московского.

...приѣхалъ... на Кострому ко князю Александру... — Кострома на Волге входила в число непосредственных владений великого князя московского.

...в Новгород в Нижней... — Нижний Новгород с 1392 г. входил в состав владений великого князя московского; наместник Михаил Киселев — видимо, отец Φ. Μ. Киселева, получившего жалованную грамоту Ивана III до 1485 г.

... двѣ недѣли... — Очевидно, ошибка переписчика; эти слова (в Троицкой редакции их нет) повторяются далее в той же фразе.

...ширваншина... — Ширваншах Фаррух Ясар правил в Ширванском государстве в 1462—1500 гг.

...Кайсымъ салтан... — Хан Касим, второй по времени правитель Астраханского ханства.

...на ѣзу... — Ез (закол) — деревянное заграждение на реке для рыбной ловли.

...тезикы... — Так обычно называли купцов из Ирана.

...кайтакы... — Кайтак — горная область в Дагестане.

...к Бакѣ, гдѣ огнь горить неугасимы... — Вероятно, речь идет ο пламени в местах выхода нефти или ο храме огнепоклонников.

Α ту убили Шаусеня... — Β дни памяти имама Хусейна (погиб в Месопотамии в VII в.) участники процессии восклицают: «Шахсей! Вахсей!» (Шах Хусейн! Вах Хусейн!); эти дни отмечаются шиитами в начале года по мусульманскому лунному календарю (в 1469 г. ошур байрам приходился на конец июня—начало июля). Запустение округа Рея связано с войнами XIII в.

...батманъ по 4 алтыны... — Батман (перс.) — мера веса, достигавшая нескольких пудов; алтын — денежная счетная единица, заключавшая в себе шесть денег.

...а ежедень поимаеть его море по двожды на день. — Морские приливы в Персидском заливе имеют полусуточный характер.

И тут есми взял первый Великъ день... — Из дальнейшего изложения следует, что в Ормузе Никитин отметил третью Пасху за пределами Руси. Возможно, путешественник хотел сказать, что это первый праздник, который он встретил, придя к Индийскому океану.

...в Радуницу. — Радуница — девятый день после Пасхи.

...в таву с конми . — Тава (маратск. даба) — парусное судно без верхней палубы. Массовый завоз лошадей в Индию осуществлялся для пополнения конницы и нужд местной знати в течение многих веков.

...краска да лекъ. — Речь идет ο синей краске индиго (ср. далее «да чинят краску нил») и приготовлении лака.

...фота на головѣ, а другая на гузнѣ... — Путешественник говорит ο чалме (перс. фота) и дхоти (инд.), которые, так же как и женская одежда сари, изготовлялись из несшитой ткани.

...Асатхан Чюнерскыа индийскый, а холоп меликътучаровъ . — Асадхан Джуннарский, выходец из Гиляна, упоминается в индийских хрониках как лицо, близкое великому везиру, Махмуду Гавану, носившему титул мелик-аттуджар (повелитель купцов).

...кафары... — Кафир (арабск.) — неверный, так сначала Никитин называл индусов, пользуясь термином, принятным среди мусульман; позднее он называл их «гундустанцы» и «индѣяны».

Зима же у них стала с Троицына дни . — Имеется в виду период муссонных ливней, длящийся в Индии с июня по сентябрь. Троица — пятидесятый день после Пасхи; приходится на май-июнь. — Неясно, какой именно город имеет в виду А. Никитин. Весна же у них стала с Покрова... — Имеется в виду начало нового сезона в октябре после периода муссонных ливней.

Α салтан невелик — 20 лѣ т... — Β год приезда Никитина в Индию султану Мухаммеду III было семнадцать лет, в год отъезда — двадцать.

Есть хоросанець меликтучар боярин... — Так Никитин называет великого везира Махмуда Гавана, выходца из Гиляна.

...тысяща человѣкъ кутоваловых... — Кутувал (перс.) — комендант крепости.

...футунов... — Возможно, что Никитин так называет золотую монету фанам.

...о заговѣйне ο Филиповѣ ... — Филиппов пост длится с 14 ноября до Рождества, которое приходится на 25 декабря.

...до Великого заговейна... — Великий пост начинается за семь недель до Пасхи, т. е. в феврале—начале марта.

...аки Устенеянъ царь Цареградскый... — Статуя в Константинополе Юстиниана I (527—565 гг.).

...стоит волъ велми велик, а вырѣзан ис камени... — Статуя быка Нанди, спутника Шивы.

...сыты. — Сыта — медовый напиток.

...жител... — Житель — медная монета.

...до бесерменьскаго улу багря . — Улу байрам — великий праздник, то же, что курбан байрам (праздник жертвоприношения) — один из главных праздников в исламе, отмечается 10—13 числа месяца зу-ль-хиджжа по мусульманскому лунному календарю, соотношение которого с солнечным календарем меняется ежегодно. Далее Никитин указывает, что праздник состоялся в середине мая; это позволяет установить год — 1472 г.

...а от Мошката... — По-видимому, вставка летописца; эти слова противоречат указанному времени пути; в Троицком списке они отсутствуют. ...маникъ, да яхут, да кирпук... — Мани (санскр.) — рубин; якут (арабск.) — яхонт, чаще сапфир (синий яхонт), реже рубин (лал); кирпук (искаж. карбункул) — рубин.

...родится аммоны... — Аммон — драгоценный камень, возможно алмаз.

Продают почку по пяти рублев... — Почка — мера веса для драгоценных камней («тяжелая» — одна двадцатая и «легкая» — одна двадцать пятая золотника, соответственно: 0.21 г и 0.17 г).

...аукыиков (в Троицком списке: аукыковъ) — текст неясен. Предполагают указание на а) тип кораблей (арабск. — гунук); б) расстояние.

Мѣсяца маиа 1 день Велик день взял есми в Бедере... — Четвертую Пасху за пределами Руси Никитин отметил не в положенный срок; Пасха не бывает позже 25 апреля (по юлианскому календарю).

...а бесермена баграм в зяли в середу мѣ сяца... — Курбан байрам в 1472 г. приходился на 19 мая.

Первый же Велик день взял есми в Каинѣ , а другый Велик день въ Чебокару... — Относительно этого места высказаны предположения, что Каин либо искаженное название какого-то пункта в Закавказье, либо Наин в Иране; но Никитин посетил Наин после Чапакура, в таком случае следует, что первую за пределами Руси Пасху Никитин встретил в Чапакуре, а вторую — в Наине.

...да к рылу привязаны великыа желѣзныа гири . — Никитин принял за гири большие колокольцы, которые вешали на шею слону.

Да коней простых тысяща в снастѣ хъ златых... — При выезде знатных особ было принято выводить верховых лошадей в полном конском уборе, демонстрируя богатство и знатность владельца.

Саадак — набор вооружения: лук в чехле и колчан со стрелами.

...играет теремцомъ... — Имеется в виду парадный зонт чхатра (инд.), символ власти.

...махтумъ... — Махдум (арабск.) — господин. Почетный титул, который великий везир Махмуд Гаван получил в мае 1472 г. после взятия Гоа.

...бегляри. — Беги (тюрк., ч. от бег, бей) — представители феодальной знати (арабск. синоним — эмир).

Яишу мырзу убил Узоасанбѣгъ... —Джеханшах Кара-Коюнлу, правивший в Иране и ряде соседних областей, был убит в ноябре 1467 г. в сражении с войсками своего соперника Узуна Хасана Ак-Коюнлу.

...а султан Мусяитя окормыли... — Султан Абу-Саид, правивший в Средней Азии, вторгся в Закавказье. Окруженный войсками Узуна Хасана и его союзника Фаррух Ясара попал в плен и в феврале 1469 г. был казнен.

...а Едигерь Махмет... — Мухаммед Ядигар — соперник Абу-Саида, временно захвативший власть после его гибели.

...два города взял индийскых... — Согласно индийским хроникам во время войны 1469—1472 гг. были взяты два прибрежных города Сангамешвар и Гоа; последний, как видно из переписки Махмуда Гавана, был занят 1 февраля 1472 г.

...стоял под городом два года... — Речь идет об осаде крепости Келна во время той же войны.

...взяли три городы великие. — Согласно индийским хроникам во время похода в Телингану в 1471—1472 гг. были заняты три важные крепости — Варангал, Кондапалли, Раджамандри. Войсками командовал Малик Хасан, носивший титул низам-ал-мульк.

...пришли... — Ошибка переписчика: в Летописном изводе — пришие; в следующей фразе содержится правильно написанное слово «пришли».

...у бинедарьскаго князя... — Вирупакша II, махараджа Виджаянагара, правил в 1465—1485 гг. Далее Никитин называет его «индийский авдоном» и «индийский султан кадам».

Султан выѣхал из града Бедеря восмой мѣсяць по Велице дни . — Султан Мухаммед III, как устанавливается из переписки Махмуда Гавана, выступил в поход на Белгаон 15 марта 1473 г.

...а прав ую вѣ ру Богъ вѣ дает. Α праваа вѣра Бога единаго знати, и имя его призывати на всяком мѣсте чисте чисто . — Это высказывание Афанасия Никитина, непосредственно примыкающее к написанной по-персидски фразе: «А Мухаммедова вера годится», свидетельствует ο своеобразии его мировоззрения. Оно не может быть сведено к простой идее веротерпимости: слова «Бог ведает» в другом месте у Никитина означают неуверенность — «дале Богь вѣдает, что будет». Никитин считает обязательным свойством «правой веры» только единобожие и моральную чистоту. Β этом отношении его мировоззрение сближается со взглядами русских еретиков конца XV в., утверждавших, что «приятным Богу» может стать представитель любого «языка», лишь бы он «творил правду».

...за мѣсяць до улу багряма... — Β 1473 г. начало этого праздника приходилось на 8 мая.

...и розговѣхся с ними, и Велик день взял в Кельбери... — Следовательно, шестую Пасху Никитин отметил в мае, т. е. не в срок, так же как и предыдущую.

...один город взяли индийской... — Город Белгаон, осада и взятие которого в 1473 г. подробно описаны в индийских хрониках.

Под городом же стояла рать мѣсяць... — Речь идет ο неудачной осаде города Виджая-нагар.

...поидох ко Аменьдрие, и от Камендрия к Нярясу, и от Кинаряса к Сури... — Неясно, ο каких именно городах между Аландом и Дабхолом говорит путешественник.

...до Велика дни за три мѣсяцы бесерменьскаго говѣйна . — Никитин указывает здесь на соотношение в данном году двух переходящих дат мусульманского и православного календаря. Β 1474 г. начало поста Рамазан приходилось на 20 января, а Пасха на 10 апреля.

Α на турскаго... — Турецкий султан Мехмед II правил в 1451—1481 гг.

...на караманского... — Власть в Карамане в эти годы несколько раз переходила из рук в руки. Наместником султана был Мустафа, сын Мехмеда II. Наследственным правителем Карамана был Пир Ахмед (ум. в 1474 г.), союзник Узуна Хасана.

...шубаш да паша... — Су-баши — начальник охраны города; паша — наместник султана.

Эпоха рубежа XV-XVI веков — время великих географических открытий Христофора Колумба и Васко да Гама. Тот же интерес к открытию еще неизведанных стран был характерен для России.

Особенно интересны были в конце XV века поиски торгового пути в Индию — центр средневековой торговли. В Западной Европе и на Руси существовало много сказаний об Индии и ее богатствах. Десятки предприимчивых людей пытались найти путь туда.

Тверской купец Афанасий Никитин в 1466-1472 годах кратчайшим путем по суше прошел в Индию и оставил обстоятельные записки — "Хождение за три моря".

Хождения относятся к жанру путешествий, путевых заметок, которые пользовались в Древней Руси большой популярностью. В самом раннем произведении этого жанра — "Хождении игумена Даниила", упомянуто, что писать надо о том, что видел и слышал сам: "не хитро, но просто". Хождение обычно состоит из отдельных новелл-очерков, написанных простым, лаконичным, порой ярким образным языком, объединенных образом главного героя путешественника-христианина.

Записки Афанасия Никитина не отличаются изысканным литературным стилем, как отмечают исследователи. Он пишет совершенно просто, и в этой простоте особое очарование его труда.

История путешествия Афанасия Никитина такова: в 1466 году с русским послом он выехал из Москвы в Шемаху. Они спустились вниз по Волге до Астрахани, где один из кораблей путешественника был захвачен разбойниками, а другой у берегов Каспия разбила буря. Несмотря на потерю кораблей и товаров, Никитин с товарищами продолжил путешествие. По суше они добрались до Дербента, затем попали в Персию и морем в Индию. В Индии Афанасий Никитин пробыл три года и через турецкие земли, по Черному морю вернулся в 1472 году в Россию, но, не доезжая Смоленска, умер. Его записки были доставлены в Москву и включены в летопись.

"Хождение" — это исторический документ, живое слово человека XV столетия. В нем проявилась незаурядная личность, патриот своей родины, прокладывающий пути в неведомые страны "ради пользы русской земли".

В Индии путешественник присматривается к нравам и обычаям чужой страны. Он замечает: люди там ходят нагие, не покрывая ни головы, ни груди, волосы заплетают в одну косу, князь их носит покрывало на голове и на бедрах.

Афанасий Никитин объездил всю Индию. Он побывал и в священном городе Парвате, описал местные религиозные обычаи. Во время посещения столицы, города Бедера, он обратил внимание на развитие торговли. Интерес Никитина вызвала пышная церемония выезда султана с двенадцатью великими визирями на трехстах слонах на прогулку. На каждом слоне были размещены по шесть человек в доспехах с пушками и пищалями, а на "великом" слоне — двенадцать человек. Кроме слонов выехали тысяча коней без всадников, сто верблюдов, триста трубачей, триста плясунов, триста невольниц. Султан ехал на коне, убранном золотом, в золотом седле.

Также подробно и точно описаны путешественником и другие выезды султана и его братьев.

Русского человека интересуют быт и нравы чужой страны, особенности пищи, способы ее употребления (едят правою рукою, а ложки и ножа не знают), социальное неравенство, религиозная рознь. Купца привлекает грандиозный ежегодный базар. На этот базар съезжается "вся страна Индейская торговати", "да торгують десять дней".

Он отмечает и особенности климата Индии: "Зима у них стала с троицына дни, а всюду вода, да грязь и тогда пашут и сеют пшеницу, просо, горох и все съестное. Весна же наступает с Покрова дня, когда на Руси начинаются первые зазимки" 1 .

Описание Индии строго реально, однако он приводит и местные легенды. Вглядываясь в чужую землю, Афанасий Никитин свято хранит в своем сердце образ Русской земли. Ему дорога его отчизна: "Русская земля, да будет Богом хранима!.. На этом свете нет страны, подобной ей... Да станет Русская земля благоустроенной и да будет в ней справедливость!"

Разносторонней наблюдательностью записки Афанасия Никитина выделяются среди европейских географических сочинений XV-XVI веков.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

1. Приведите историческую справку о путешествии А. Никитина.
2. Перечитайте "Хождение". Как оно построено?
3. Покажите, что перед нами жанр путевых записок и очерков.
4. Почему записки представляют собой драгоценный исторический документ XV века?
5. Какова цель поездки Никитина и чем отличается его произведение от путешествий и хождений XII-XIII веков (с религиозными целями и проповедями)?
6. Что увидел путешественник в Индии, что поразило его (обычаи, одежда, торговля, быт и нравы народа, климат)? Приведите примеры.
7. Как отразилась личность русского купца, его патриотические чувства в "Хождении"?
8. Автобиографический материал в "Хождении" (подробное описание переживаний и фактическая точность рассказа). Приведите примеры.

От издательства

И мя тверского купца Афанасия Никитина (ок. 1433–1472) у всех на слуху. Всем известно, что он ходил в Индию и оставил «Хождение за три моря», и, если заглянуть в карту, можно даже догадаться, что три моря – это Черное, Каспийское и Аравийское. Но многие ли имели удовольствие наслодиться этим замечательным повествованием?

Путешествие за три моря не было первым для Афанасия. Скорее всего, к своим 33 годам, когда он отправился в Персию с посольством Ивана III, этот предприимчивый человек успел немало побродить по свету. Много знал, много повидал. Может быть, в те времена не так уж далеки друг от друга были Запад и Восток? Может быть, в Средние века не было такой уж пропасти между Европой и Азией, между западными и восточными верованиями и обычаями? Может быть, мы отгородились друг от друга позднее?

Как бы там ни было можно смело утверждать, что именно купцы, а не ученые, завоеватели и авантюристы, с таким упорством расширяли пределы известного мира, искали – и находили новые земли, устанавливали связи с новыми народами. А этого не достичь одной отвагой и бесшабашностью, не обойтись без способности к компромиссам, уважения к новому и дружелюбия. Жаль только, что следом, по проложенным торговыми людьми путям шли орды безжалостных кочевников и жадных правителей, каленым железом выжигая робкие ростки взаимопонимания и веротерпимости. Купец же ищет выгоды, а не ссоры: война – саван торговли.

Среди тысяч купцов, пускавшихся в полные опасностей путешествия в отчаянной решимости подороже сбыть, подешевле купить, можно по пальцам перечесть тех, кто оставил по себе путевые записи. И Афанасий Никитин – среди них. Более того, ему удалось посетить страну, куда, кажется, до него не ступала нога европейца, – удивительную, вожделенную Индию. Его немногословное «Хоженiе за трi моря Афонасья Микитина» вместило целую россыпь драгоценных сведений о староиндийской жизни, до сих пор не утративших своей ценности. Чего стоит одно только описание торжественного выезда индийского султана в окружении 12 визирей и в сопровождении 300 слонов, 1000 всадников, 100 верблюдов, 600 трубачей и плясунов и 300 наложниц!

Весьма поучительно узнать и о тех трудностях, с которыми христианин Афанасий столкнулся в чужой стране. Конечно, не он первый мучительно искал способ сохранить свою веру среди иноверцев. Но именно его повествование – ценнейший европейский документ, являющий пример не только духовной стойкости, но также веротерпимости и умения отстоять свои взгляды без ложного героизма и пустых оскорблений. И можно до хрипоты спорить, принял ли Афанасий Никитин мусульманство. Но разве сам факт того, что он всеми силами стремился вернуться на Родину, не доказывает, что он остался христианином?..

Внятное и размеренное, лишенное всяких литературных излишеств и при этом очень личное повествование Афанасия Никитина читается одним духом, но… ставит перед читателем множество вопросов.

Как этот человек, лишившись всего своего имущества, добрался до Персии, а оттуда в Индию? Знал ли он заранее заморские языки, или выучил их по дороге (ведь он так точно передает русскими буквами татарскую, персидскую и арабскую речь)? Было ли среди русских купцов обыкновенным умение ориентироваться по звездам? Как он добывал себе пропитание? Как собрал деньги, чтобы возвращаться в Россию?

Разобраться во всем этом Вам помогут повествования других путешественников – купцов и послов, составившие приложение к этой книги. Познакомьтесь с записками францисканца Гийома де Рубрука (ок. 1220 – ок. 1293), изо всех сил пытающегося выполнить свою миссию и постоянно сетующего на нерадивость толмачей; русского купца Федота Котова, который отправился в Персию около 1623 г. и для которого на первом, на втором да и на третьем месте торговые выгоды и состояние торговых путей; и венецианцев Амброджо Контарини и Иосафата Барбаро, посла и купца, побывавших в России по дороге в Восточные страны в 1436–1479 гг. Сравните их впечатления. Оцените, как изменился мир за четыре столетия. И может быть именно вам откроется истина…

Афанасий Никитин. ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ

Древнерусский текст Троицкий список XVI в.

З а молитву святыхъ отець наших, господи Ісусе Христе, сыне божій, помилуй мя раба своего гр?шнаго Афонасья Микитина сына. Се написах гр?шьное свое хоженіе за трі моря: прьвое море Дербеньское, дорія Хвалитьскаа; второе море Инд?йское, дорія Гондустаньскаа; третье море Черное, дорія Стемъбольскаа. Поидохъ отъ святаго Спаса златоверхаго съ его милостью, от великого князя Михаила Борисовичя и от владыкы Генадія Тв?рьскыхъ, поидох на низъ Волгою и приидохъ в манастырь къ свят?й живоначалной Троици и святымъ мученикомъ Борису и Гл?бу; и у игумена ся благословивъ у Макарія братьи; и с Колязина поидох на Углечь, со Углеча на Кострому ко князю Александру, с ыною Грамотою. И князь великі отпустилъ мя всея Руси доброволно. И на Елесо, въ Новъгородъ Нижней к Михаилу къ Киселеву к нам?стьнику и къ пошьлиннику Ивану Сараеву пропустили доброволно. А Василей Папин проехалъ въ городъ, а язъ ждалъ в хіовъ город? дв? недели посла татарьскаго ширвашина Асамъб?га, а ехал с кречаты от великаго князя Ивана, а кречатовъ у него девяносто. И поехал есми с нимъ на низъ Волгою. И Казань есмя, и Орду, и Усланъ, и Сарай, и Верекезаны проехали есмя доброволно. И въехали есмя въ Вузанъ р?ку.

И ту наехали нас три татарины поганыи и сказали нам лживыя в?сти: Каисымъ солтанъ стережет гостей въ Бузані, а с нимъ три тысячи тотаръ. И посолъ ширвашин Асанб?гъ далъ имъ по однорядкы да по полотну, чтобы провели мимо Азътарханъ. И они по одноряткы взяли, да в?сть дали в Хазъторохани царю. И язъ свое судно покинулъ да пол?зъ есми на судно на послово и с товарищи. Азътарханъ по м?сяцу ночи парусом, царь насъ вид?л и татаров? намъ кликалі: «Качьма, не б?гайте!» И царь послалъ за нами всю свою орду. И по нашим гр?хомъ нас постигли на Бугун?, застрелили у нас челов?ка, а мы у нихъ дву застрелили; и судно наше меншее стало на езу, и оны его взяли часа того да розграбили, а моя рухлядь вся в меншемъ судн?. А болшимъ есмя судном дошли до моря, ино стало на усть Волгы на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взадъ тянули до езу. И тутъ судно наше болшее взяли, и 4 головы взяли русскые, а нас отпустили голими головами за море, а вверьх насъ не пропустили в?сти д?ля. И пошли есмя к Дербеньти дв?ма суды: в одномъ судн? посол Асамъб?гъ, да тезикы, да русаковъ насъ 10 головами; а в другомъ судн? 6 москвичь да 6 тверичь.

И въстала фуръстовина на мор?, да судно меншее разбило о берегъ, и пришли каитаки да людей поимали вс?хъ. И пришлі есмя в Дерьбенть. И ту Василей поздорову пришелъ, а мы пограблены. И билъ есми челом Василью Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловалъ о людех, что ихъ поимали под Тархы кайтаки. И Осанб?гъ печаловался и ездилъ на гору к Бултаб?гу. И Булатъб?гъ послалъ скоро да къ ширванш?б?гу: что судно руское разбило под Тархи, и кайтакы пришедъ людей поимали, а товаръ их розъграбили. А ширваншаб?гъ того часа послалъ посла к шурину своему Алильбегу кайтаческому князю, что судно ся мое разбило подъ Тархы, и твои люди пришед, людей поимали, а товаръ ихъ пограбили; и ты бы мене д?ля люди ко мн? прислалъ и товаръ их собралъ, занеже т? люди посланы на мое имя; а что тоб? будет надобетъ б? у меня, и ты ко мне пришли, и язъ тоб?, своему брату, за то не стою и ты бы их отпустилъ доброволно меня д?ля. И Алильб?гъ того часа отослалъ людей вс?х в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их къ ширванши въ-рду его коитулъ. А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челомъ, чтобы нас пожаловалъ, ч?м доити до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы заплакавъ да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли, а иные осталися в Шамах?е, а иные пошли работать к Бак?.

А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербенти к Бак?, гд? огнь горить неугасимы; а изъ Бакі пошелъ есми за море к Чебокару, да тутъ есми жил въ Чебокар? 6 м?сяць, да в Сар? жил м?сяць в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми м?сяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня Алеевых детей и внучатъ Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило. А из Др?я к Кашени, и тутъ есми былъ м?сяць. А изъ Кашени к Наину, а из Наина ко Езд?и, и тутъ жилъ есми м?сяць. А из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны. А изъ Торома къ Лару, а изъ Лара к Бендерю. И тутъ есть пристанище Гурмызьское, и тутъ есть море Индейское, а парьсейскым языкомъ и Гондустаньскаа дорія; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили. А Гурмызъ есть на остров?, а ежедень поимаеть его море по двожды на день. И тутъ есми взялъ 1 Великъ день, а пришел есми в Гурмызъ за четыре нед?ли до Велика дни. А то есми городы не вс? писалъ, много городовъ великих. А в Гурмыз? есть варное солнце, челов?ка съжжеть. А въ Гурмыз? былъ есми м?сяцъ, а изъ Гурмыза пошелъ есми за море Инд?йское, по Велице дни в Фомину нед?лю, в таву, с коньми.

И шли?емя морем Д?гу 4 дни; от Д?га Кузряту; а от Кузрята Конбату, а тутъ ся родить краска да лекъ. А отъ Канбата к Чивилю, а от Чивиля есмя пошли в семую нед?лю по Велиц? дни, а шли есмя в тав? 6 нед?ль моремъ до Чивиля. И тутъ есть Инд?йскаа страна, и люди ходять нагы вс?, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу плетены, а вс? ходят брюхаты, д?ти родять на всякый год, а детей у нихъ много, а мужы и жены вс? черны; язъ хожу куды, ино за мною людей много, дивятся б?лому челов?ку. А князь их – фота на голов?, а другаа, на бедрах; а бояре у них ходять – фота на плещ?, а другыя на бедрах, а княгыни ходять – фота на плечемъ обогнута, а другаа на бедрах; а слугы княжия и боярьскыя – фота на бедрахъ обогнута, да щит да меч в руках, а иныя с сулицами, а ины с ножи, а иныя с саблями, а иныи с лукы и стрелами; а вс? нагы, да босы, да болкаты; а жонки ходят голова не покрыта, а груди голы; а паропкы да девочкы ходят нагы до 7 л?тъ, а сором не покрытъ. А изъ Чювиля пошли есмя сухомъ до Пали 8 дни до инд?йскыя горы. А отъ Пали до Умри 10 дни, то есть городъ инд?йскый. А отъ Умри до Чюнейря 6 дний, и тут есть Асатъхан Чюнерьскыя инд?йскыя, а холопъ Меликътучяровъ, а держить, сказывають, седмь темь отъ Меликтучара.

А Меликтучаръ с?дит на 20 тмахъ; а бьется с кафары 20 л?т есть то его побиють то онъ побивает ихъ многажды. Ханъ же езди на людех, а слоновъ у него и коний много добрых, а людей у него много хорозанцевъ; а привозять их изъ Хоросаньскыя земли, а иныя из Орабаньскыя земли, а иныя ис Тукърмескыя земли, а иныя ис Чеготаньскыя земли, а привозять все моремъ въ тавах, Инд?йскыя земли корабли. И язъ гр?шный привезлъ жеребьца в Ынд?йскую землю, дошел есми до Чюнеря богъ дал поздорову все, а стал ми сто рублевъ. Зима же у них стала с Троицина дни. А зимовали есмя в Чюн?йр?, жили есмя два м?сяца; ежедень и нощь 4 м?сяца, а всюда вода да грязь. В т? же дни у них орють да с?ють пшеницу, да тутурганъ, да ногут, да все съястное. Вино же у нихъ чинять в великых ор?сех кози гундустаньскаа; а брагу чинят въ татну, кони кормять нохотом, да варять кичирисъ с сахаромъ да кормять кони, да с масломъ, порану же дають шьшени. Во Инд?йской же земли кони ся у нихъ не родят, въ ихъ земли родятся волы да буволы, на т?хъ же?зд?ть и товаръ иное возять, все д?лають. Чюнеръ же град есть на острову на каменомъ, не д?ланъ ничим, богомь сътворенъ; а ходять на гору день по единому челов?ку, дорога т?сна, поити нелзя.

Во Инд?йской земли гости ся ставять по подворьемь, а?сти варять на гости господарыни, и постелю стелять, и спять с гостьми, сикишь илересънь ду житель берсень, достурь авратъ чектуръ а сикишь муфутъ любять б?лых людей. Зим? же у них ходять люди фота на бедрах, а другаа на плещем, а третья на голов?; а князи и бояря тогда въздевають на собя порткы, да сорочицу, да кавтанъ, да фота по плечемъ, да другою ся опояшеть, а третьею фотою главу обертить; а се оло, оло, абрь оло акъ, оло керимъ, оло рагымъ. А в томъ Чюнер? ханъ у меня взял жерепца, а ув?дал, что яз не бесерменинъ, русинъ, и онъ молвит: «И жерепца дам да тысячю золотых дам, а стань в в?ру нашу в Махм?т дени; а не станешь в в?ру нашу в Махмет дени, и жерепца возму и тысячю золотыхъ на глав? твоей возму». А срокъ учинил на 4 дни, въ гов?йно успении на Спасовъ день. И господь богъ смиловася на свой честный праздникъ, не отстави от меня милости своея грешнаго и не повел? погыбнути въ Чюнер? с нечестивымі; в канун Спасова дни при?хал хозяйочи Махмет хоросанец билъ есми челомъ ему, чтобы ся о мн? печаловалъ; и он?здилъ к хану в город, да мене отпросил, чтобы мя в в?ру не поставили, да и жерепца моего у него взялъ.

Таково господарево чюдо на Спасовъ день! Ино, братья русьскіи християне, кто хочеть поити в Ынд?йскую землю, и ты остави в?ру свою на Руси, да въскликну Махмета, да поиди в Густаньскую землю. Мене залгали псы бесермена, а сказывали всего много нашего товару, ано н?тъ ничего на нашу землю; все товаръ б?ло на бесермьньскую землю, перець да краска, то дешево; ино возят аче моремъ, иныи пошлины не дають. А люди иные намъ провести пошлины не дадут, и пошлины много, а разбойников на море много. А розбивають все кофары, ни крестіяне, ни бесерьмена; а молятся каменнымъ болваномъ, а Христа не знають. А ис Чюнеря есмя вышли на Успение Пречистые к Бедерю к большему ихъ граду. А шли есмя м?сяць; а отъ Бедеря до Кулонкеря 5 дний; а отъ Кулонгеря до Кельбергу 5 дни. Промежю т?хъ великых градовъ много градовъ; на всякъ день по три грады, а на иной день и 4 грады; колко ковъвъ, толко градов. А отъ Чювиля до Чюнейря 20 кововъ, а отъ Чюнеря до Бедеря 40 кововъ, а отъ Бедеря до Колуньгоря 9 кововъ, а отъ Бедеря до Колубергу 9 ковов. В Бедери же торгъ на кони, да на товаръ, да камкы, на шелкъ и на всякой иной товаръ, да купити в нем люди черныя; а иныя в немъ купли н?тъ. Да все товаръ их гундостаньской, да соястной все овощь, а на Русьскую землю товара н?тъ.

А все черныя, а все злод?и, а жонки все бляди, да в?дь, да тать, да ложь, да зельи, господаря морять. Во Инд?йской земли княжать все хоросанци, и бояре все хоросанци; а гундустанци все п?шиходы, а ходят борзо, а все нагы да босы, да щитъ в руц?, а в другой мечь, а иныя слугы с великими с прямимы лукы да стрелами. А бой их все слоны, да п?шихъ пускають наперед, хоросанци на конехь да в досп?сехъ, и кони и сами; а къ слономъ вяжуть к рылу да к зубомъ великия мечи по кендарю кованы, да оболочат ихъ в досп?хъ булатный, да на них учинены городъкы, да и в горотък? по 12 челов?къ в досп?сех, да все с пушками да стрелами. Есть у них одно м?сто, шихбъ Алудинъ піръ атыръ бозаръ алядинандъ, на год единъ бозаръ, съ?ждается вся страна Инд?йская торговати, да торгують 10 дний; от Бедеря 12 кововъ, приводять коней до 20 тысящь продають, всякый товаръ свозять; во Гондустаньской земли той торгъ лучшій, всякый товаръ продають, купят, на память шиха Аладина, на руськый праздникъ на Покровъ святыя богородица. Есть в томъ Алянде и птица гукукъ, летает ночи, а кличеть «гукукъ».

А на которой хоромин? с?дить, то тут челов?къ умреть; а къто ея хочеть убити, ино у нея изо рта огнь выйдеть. А мамонь ходят ночи да имають куры, а живуть въ гор? или в каменье. А обезьяны то т? живуть по лесу, да у них есть князь обезьяньскый, да ходіи ратию своею, да кто их заимаеть и они ся жалують князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать, и они, пришедъ на град, и дворы разволяють и людей побьють. А рати ихъ, сказывають, велми много, и языкы их есть свои, а детей родять много; да которой родится не в отца, не в матерь, они т?х мечють по дорогамъ; ины гондустанци т?х имают да учать их всякому рукод?лью, а иных продають ночи, чтоб взад не знали поб?жати, а иных учат базы миканетъ. Весна же у них стала с Покрова святыя богородица; а празднують шиху Аладину и весн? дв? нед?ли по Покров?, а празднують 8 дни; а весну держать 3 м?сяца, а л?то 3 месяца, а зиму 3 м?сяца, а осень 3 м?сяца. В Бедери же их столъ Гундустану бесерменьскому. А град есть в?ликъ, а людей много велмии; а салтан великъ 20 л?т, а держать бояре, а княжат фарасанци, а воюють все хоросанци. Есть хоросанець Меликтучаръ бояринъ, ино у него рати дв?сте тысячь, а у Мелик хана 100 тысячь, а у Харат-хана 20 тысячь; а много тех хановъ по 10 тысячь рати.

А с салтаном выходят 300 тысяч рати своей. А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добр? и пышны велми; а все их носять на кровати своеих на сребряных, да пред ними водят кони въ снастех золотых до 20; а на конехъ за ними 300 челов?къ, а п?ших 500 челов?къ, да трубниковъ 10, да нагарниковъ 10 человекъ, да свир?лниковъ 10 челов?къ. Султан же выещаеть на пот?ху с матерью да с женою, ино с ним челов?ковъ на конех 10 тысящь, а п?шихъ 50 тысящь, а слоновъ водят 200 наряженых в досп?с?х золочоных, да пред ним 100 человекъ трубниковъ, да плясцевъ 100 челов?къ, да коней простых 300 въ снастех золотых, да обезьянъ за ним 100, да блядей 100, а все гаурыкы. В султанов же дворъ 7-ры ворота, а в ворот?х с?дят по 100 cторожевъ да по 100 писцевъ кофаровъ; кто поидеть, ини записывають, а кто выйдет, ини записывають; а гариповъ не пускають въ град. А дворъ же его чюденъ велми, все на вырез? да на золот?, и посл?дний камень выр?занъ да золотомъ описанъ велми чюдно; да во двор? у него суды розныя. Городъ же Бедерь стерегутъ в нощи тысяча челов?къ кутоваловых, а?здять на конех да в досп?сех, да у вс?х по св?тычю. А язъ жерепца своего продал в Бедери, да наложилъ есми у него 60 да и 8 футуновъ, а кормилъ есми его годъ.

В Бедери же змии ходят по улицам, а длина ея дв? сажени. Приидох же в Бедерь о загов?йне о Филипов? ис Кулонг?ря и продал жеребца своего о Рожеств?, и тут бых до великого заговейна в Бедери и познася со многыми инд?яны и сказах имъ в?ру свою, что есми не бесерменинъ исаяденіені есмь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани. И они же не учали ся отъ меня крыти ни о чемъ, ни о?ств?, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учали крыти. Да о в?р? же о их распытах все, і оны сказывают: в?руем въ Адама, а Буты, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А в?ръ въ Инд?и вс?х 80 и 4 в?ры, а все в?рують в Бута; а в?ра с в?рою ни пиеть ни ястъ, ни женится, а иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яица ядять а воловины не ядять никакаа в?ра. В Бедери же бых 4 м?сяца и св?щахся съ инд?яны поити к Первоти, то их Ерусалимъ, а по бесерменьскыи Мягъкат, д? их бутхана. Там же поидох съ инд?яны да будутханы м?сяць, и торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть с пол-Тв?ри, камена, да р?заны по ней д?яния Бутовыя, около ея всея 12 р?зано в?нцевъ, какъ Бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое челов?ческым образомъ являлся; другое челов?къ, а носъ слоновъ; третье челов?къ, а виденье обезьанино; въ четвертые челов?къ, а образомъ лютаго зв?ря, являлся имъ все съ хвостом, а вырезанъ на камени, а хвостъ черезъ него сажень.

К бухану же съеждается вся страна Инд?йскаа на чюдо Бутово; да у бутханы бреются старыя жонкы и д?вки, а бреють на соб? вс? волосы, и бороды, и головы, да поидуть к бутхану; да со всякыя головы емлють по дв? шекшени пошлини на Бута, а с коней по четыре футы; а съ?жшается к бухану вс?хъ людей бысть азаръ лекъ вахтъ башетъ сат азаре лекъ. В бухан? же Бутъ выр?занъ ис камени, велми великъ, да хвостъ у него черезъ него, да руку правую поднялъ высоко да простеръ, акы Устьянъ царь Царяградскы, а в л?вой руц? у него копіе, а на немъ н?тъ ничево, а гузно у него обязано ширинкою, а виденье обезьянино, а иныя Буты нагы, н?т ничево, кот ачюк, а жонкы Бутавы нагы вырезаны и с соромомъ, и з детми, а перет Бутом же стоитъ волъ велми великъ, а вырезанъ ис камени ис чернаго, а весь позолочен, а ц?лують его въ копыто, а сыплют на него цв?ты, и на Бута сыплют цв?ты.

Инд?яне же не ядят никоторого мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы ни свинины, а свиней же у них велми много; а ядят же днем двожды, а ночи не ядять, а вина не пиють, ни сыдны; а с бесермены не піють, ни ядять. А?ства же их плоха, а одинъ съ дним ни піеть ни ястъ, ни с женою; а ядят брынець, да кичири с маслом, да травы розныя ядят, все рукою правою, а левою не приимется ни за что; а ножа не держать, а лъжици не знають; а на дороз? кто же соб? варит кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермян скрыются, чтобы не посмотрилъ ни в горнець, ни вь яству; а посмотрил бесерменинъ на?ству, і онъ не ястъ, а ядять иные, покрываются платомъ, чтобы никто не вид?лъ его. А намазъ же их на востокъ по-руськы, обе рукы подымають высоко, да кладуть на т?мя, да ложатся ниць на земли, да все ся истягнеть по земли, то их поклоны. А ясти же садятся, ини омывають рукы да и ногы, да и ротъ пополаскывають. А бутуханы же их безъ дверей, а ставлены на востокъ, а буты стоятъ на востокъ. А кто у нихъ умреть, и они т?х жгут да пепел сыплють на воду. А у жены дитя родится, ино бабить мужь, а имя сыну даеть отець а дочери мати; а добровтра у них н?тъ, а сорома не знають. Или пришел, ины ся кланяють по чернечьскы, обе рукы дотычють до земли, а не говорить ничево.

К Первот? же яздять о Великомъ загов?йне, къ своему буту, тотъ их Іерусалимъ, а по-бесерменьскыи Мякъка, а по-рускы Ерусалимъ, а по-инд?йскый Парватъ. А съеждаются вс? нагы, только на гузне платъ; а жонкы вс? нагы, толко на гузне фота, а иныя в фотах, да на шиях жемчюгъ, много яхонтовъ, да на рукахъ обручи да перстьни златы олло оакъ, а внутрь к бутхану яздять на волех, да у вола рога окованы м?дью, да на шие колоколцевъ 300, да копыта подкованы; а т? волы ачьче зовут. Инд?яне же вола зовуть отцемъ, а корову матерью, а каломъ ихъ пекут хл?бы и?ству варять соб?, а попеломъ т?мъ мажуться по лицу, и по челу, и по всему т?лу ихъ знамя. В нед?лю же да в понед?лникъ ядять единожды днемъ. В Ынд?е же какъ пачекъ-туръ, а учюзе-дерь: сикишь иларсень ики шитель; акечаны иля атырьсеньатле жетель берь; булара досторъ: а кулъ каравашь учюзъ чар фуна хубъ бемъ фуна хубесия; капкара амь чюкъ кичи хошь. От Первати же приехал есми в Бедерь, за 15 дни и до бесерменьскаго улубагря. А Великого дни въскресения Христова не в?даю, а по прим?тамъ гадаю – Великый день бываеть хрестьяньскы первие бесерьменьскаго багрима за 9-ть день или за 10 дни.

Аудио-версия:

Историки нам рисуют вот такой маршрут хождения Афанасия:

По морям, по горам… С товаром, который постоянно грабили, брали людей в плен и т.д. Странный маршрут, не правда ли? Кто в здравом уме поплывет, бросит корабли и полезет с товаром через горы и перевалы? Даже сейчас такой дороги в Индию не существует.

И не совсем обычное слово: «хождение». Но кто у нас еще ходит кроме современных пешеходов? Моряки на судах! По морю и по рекам и озерам моряки именно ходят, а не плавают в их терминологии. Так может быть, Афанасий все это время плыл без сухопутных перемещений?

Отрывки из описаний Афанасия Никитина «Хождение за три моря»:

Се написах свое грешное хожение за три моря: 1-е море Дербеньское, дориа Хвалитьскаа; 2-е море Индейское, дорея Гундустанскаа; 3-е море Черное, дориа Стебольская
(дориа - море)
*
В той же земли Ефиопской бых пять дни. ... Много раздаша брынцу, да перцу, да хлебы ефиопом, ини судна не пограбили. А оттудова же идох 12 дни до Мошката. ... а из Султания придох до Тервизя, а ис Тервиза поидох в оръду Асанбегъ. В орде же бых 10 дни, ано пути нет никуды. А на турскаго... а из Орцыцана пошол семи в Трепизон. ... Божиею милостию приидох до третьяго моря Черного, а парсийскимъ языкомъ дория Стимбольскаа...

bskamalov :
Ну значит обратно свернул в Черное море... из Каспия... а в Каспий прибыл на корабле без пересадки аж из Эфиопии...

Если Афанасий шел все время морем, то тогда эта карта верна:

И мы имеем в средние века совсем другую географию.

bskamalov :
Тогда логически правильно деление Азии и Европы на континенты. Тогда реально их граница должна быть по морю в районе Вост. Сибирской равнины и Уральские горы реально конец Европы, а Кавказ реально где то в... маленькой Азии. А малая Азия не просто реально малая Азия и стоит перед большой Азией. Крым становится островом и "мимо острова Буяна в царство славного Салтана" потащились корабли...

Есть еще одно подтверждение этой карты, которой поделился wakeuphuman :

Древняя карта. Отмечены каналы соединяющие Черное море, Каспий и Персидский залив. Один канал сквозь горы Кавказские проходит. Возможно это еще было наследие от прошлой цивилизации, которое нанесли на карту наши дикие предки.
Север слева получается на карте. Ходить - это плыть на языке моряков до сих пор. Значит, Афанасий Никитин плавал по этим каналам? Или это упрощенное обозначение проливов, морей из вышеприведенной карты?