Любовная лирика юлии жадовской. Жадовская юлия валериановна

Будучи от рождения калекой (у нее не было левой руки, а на правой не доставало двух пальцев), она очень тяжело переносила свою участь и обостренно, порой болезненно воспринимала окружающее. В юности на ее долю выпало еще одно нелегкое душевное испытание.

Юлия Валериановна Жадовская родилась 29 июня (11 июля) 1824 г. в с. Субботине, Любимского уезда, Ярославской губернии в семье чиновника особых поручений при ярославском губернаторе.

Девочка родилась с плохим зрением, без левой руки, на короткой правой было всего три пальца. А на четвертом году она осталась еще и сиротой. Овдовевший отец отдал ее на воспитание в с. Панфилово Буйского уезда Костромской губернии к бабушке Н.Л. Готовцевой, которая очень полюбила внучку и создала хорошие условия для ее развития. Трех лет девочка научилась читать, а с пяти лет книги стали настоящим ее увлечением. "Она поглощала все то, что заключала в себе небольшая библиотека бабушки, - рассказывает ее брат Л.В. Жадовский в своих воспоминаниях. - Так росла она, пользуясь деревенской полной свободой, на лоне природы, под благотворным влиянием которой складывался характер девушки, мечтательный, вдумчивый, терпеливый". Для получения образования тринадцатилетнюю девочку отправили в Кострому к тетке А.И. Готовцевой - Корниловой, которая сама писала стихи, печатала их в "Сыне Отечества", "Московском телеграфе", "Галатее". Она приветствовала Пушкина стихами "О, Пушкин! Слава наших дней", а он ответил ей мадригалом "И недоверчиво и жадно смотрю я на твои цветы".

А.И. Готовцева очень серьезно отнеслась к воспитанию племянницы, обучала ее французскому языку, истории, географии и знакомила с русской и зарубежной литературой. Через год она определила племянницу в пансион Прево-де-Люмен. Здесь девушка с увлечением занималась русским языком, литературой под руководством учителя А.Ф. Акатова, но в целом преподавание в пансионе ее не удовлетворяло, о чем она и сообщила своему отцу.

Отец вызвал дочь в Ярославль, пригласил в качестве домашнего учителя молодого, талантливого преподавателя ярославской гимназии Л.М. Перевлесского, который и сам увлекался литературой и уже опубликовал в "Москвитянине" статью "Свадебные обряды и обыкновенная у крестьян Ярославской губернии" (1842, No.8). Он был доволен успехами своей ученицы, особенно по сочинениям, и по его совету она тайно от отца начала писать стихи. Некоторые первые опыты были неудачными, но среди них было и стихотворение "Лучший перл таится", которое позже высоко оценил Добролюбов. Тайно от ученицы Перевлесский отправил в Москву ее стихотворение "Водяной", которое в 1844 г. было напечатано в "Москвитянине".

Молодые люди, объединенные общими интересами и увлечениями, полюбили друг друга. Но когда они заявили о своем желании пожениться, грубый и деспотичный отец и слышать не захотел о браке своей дочери с сыном рязанского дьячка. Он принял меры, чтобы Перевлесский был переведен в Москву, где впоследствии стал профессором Александровского (бывшего Царскосельского) лицея и опубликовал рад интересных работ по русской литературе.

А Юлия Валериановна, примирившаяся с суровым решением отца, на всю жизнь осталась со своими воспоминаниями о большой и несчастной любви. Много горя и душевных страданий выпало на долю молодой девушки. Но ни слабое здоровье, ни деспотизм отца, ни трагедия несостоявшейся любви не сломили воли к жизни и творчеству этой прекрасной русской женщины. В письме к Ю.Н. Бартеневу она писала: "Дай бог всякой женщине выбиться из-под гнета сердечных страданий, несчастий, неудач и горя, не утратя сил и бодрости духа. Любовь для женщины, особенно первая (а первой я называю и последнюю, то есть ту, которая всех сильней), есть проба сил и сердца. Только после такой любви формируется характер женщины, крепнет воля, является опытность и способность размышлять".

Чтобы заглушить боль утраты и сгладить одиночество, Юлия Валериановна взяла на воспитание сироту, двоюродную сестру А.Л. Готовцеву, вышедшую впоследствии замуж за профессора Демидовского лицея Федорова В.Л. Интересные воспоминания Федоровой А.П. раскрывают многие стороны личности Жадовской.

Отец, узнавший о таланте дочери, чтобы несколько искупить вину перед ней, личное счастье которой он так грубо разрушил, стал способствовать ее поэтическим занятиям, выписывать все, что появлялось тогда значительного в литературе, а потом, несмотря на ограниченные средства, повез в Москву, Петербург, где она познакомилась с Тургеневым, Вяземским, Аксаковым, Погодиным и другими известными писателями.

Ее стихи стали печататься в "Москвитянине", "Русском Вестнике", "Библиотеке для чтения". В 1846 г. в Петербурге вышел первый сборник ее стихотворений, благосклонно встреченный читателями и критикой. Белинский в статье "Взгляд на русскую литературу 1846 года", отмечая бесспорный поэтический талант поэтессы, выражал сожаление, что источник вдохновения этого таланта не жизнь, а мечта. Анализируя ее стихотворение "Меня гнетет тоски недуг", в котором надоевшему этому миру с его сплетнями, нелепым вздором, смешным и ничтожным разговором, накладной красотой женщин, "ума и сердца пустотой" поэтесса противопоставляет мир красивой и чарующей природы, великий критик, указывая истинный путь творчества, писал: "Но нужно слишком много смелости и героизма, чтобы женщина, таким образом отстраненная или отстранившаяся от общества, не заключилась в ограниченный круг мечтаний, но ринулась бы в жизнь для борьбы с нею". Суровая критика Белинского имела очень большое значение для дальнейшего идейного и творческого развития Жадовской. Она с благодарностью вспоминала: "Он один умел, хотя и резко, но верно обозначить достоинство того или другого произведения. Его сухая правда ценилась мною дорого". Ее творчество приобретает гражданский, социальный характер.

При ее активном участии в Ярославле в 1849 и 1850 годах выходят Ярославские литературные сборники. Ее глубоко волнует положение крестьян, и она пишет профессору И.Н. Шиплю: "Отчего так долго тянется крестьянский вопрос и будет ли конец? Будет ли конец этой истоме, этому лихорадочному ожиданию бедных людей?" В 1858 г. выходит второй сборник ее стихотворений, встреченный похвальными рецензиями Добролюбова и Писарева. Указывая на отдельные недостатки, Добролюбов отмечал наличие подлинной поэтичности, народолюбие поэтессы, ее искреннее стремление отразить в своих стихах тяжелую, полную лишений и страданий крестьянскую жизнь: "Ее сердце, ее ум действительно наполнены горькими думами, которых не хочет или не умеет разделять современное общество. Ее стремления, ее требования слишком обширны и высоки, и немудрено, что многие бегут от поэтического призыва души, страдающей не только за себя, но и за других". Он делал решительный, определенный вывод: "Но мы, нимало не задумываясь, решаемся причислить эту книжку стихотворений к лучшим явлениям нашей поэтической литературы последнего времени". А Писарев утверждал, что в ее стихах отразилась мягкая нежная душа женщины, которая понимает несовершенство жизни, что многие из ее стихотворений стоят наряду с лучшими созданиями русской поэзии. Жадовская - чуткий и задушевный лирик. "Я не сочиняю стихи, - писала она, - а выбрасываю на бумагу, потому что эти образы, эти мысли не дают мне покоя, преследуют и мучают меня до тех пор, пока я не отвяжусь от них, перенеся их на бумагу". Может быть, они оттого и носят печать той задушевной искренности, которая нравится многим. Об этом же она говорила и в стихотворении "Лучший перл":

Надо сильно чувству

Душу потрясти,

Чтоб она, в восторге,

Выразила мысль.

Большое место в творчестве Жадовской занимает любовная лирика. Основными мотивами ее являются желание любви, разлука и ожидание, тоска одиночества, горькое сознание пустоты жизни. "Я помню взгляд, мне не забыть тот взгляд", "Я все еще его, безумная, люблю", "В сердце стало грустно и уныло", "Мне грустно", "Я плачу", "Боролась я долго с судьбою", - рассказывает поэтесса о своих чувствах в различных стихотворениях. В ее стихах чувствуется сознание общности своей женской доли с судьбами многих русских женщин, обусловленными всем образом жизни того времени. Глядя на играющую девочку, она предвидит ее трагическое будущее ("Дума"):

Оскорбят тебя люди жестоко,

Опозорят святыню души;

Будешь, друг мой, страдать одиноко,

Лить горячие слезы в тиши.

А. Скабичевский писал, что в самой судьбе Жадовской. очень много типичного для образованных, обыкновенных женщин своего времени. Многие стихи Жадовской были положены на музыку и стали популярными романсами ("Ты скоро меня позабудешь" Глинки, "Я все еще его, безумная, люблю" Даргомыжского, "Я плачу", "Сила звуков" и другие), а стихотворение "Я люблю смотреть в ясну ноченьку" стало народной песней. С той же задушевностью, искренностью рисовала Жадовская картины нашей северной природы, которую она самозабвенно любила. Ее радует наступающая весна ("Скоро весна"), угрюмое осеннее небо навевает грустные размышления ("Мне грустно"), тихий вечер напоминает о погибшем счастье ("Вечер... Этот вечер чудным негой дышит"), бабушкин сад возвращает ее к далеким и счастливым воспоминаниям детства (Бабушкин сад), особенно любит она ночные пейзажи ("Ночь", "Звезды", "Впереди темнеет", "Все спит кругом"). Природа в ее стихах живая, одухотворенная.

Особое место в творчестве Жадовской занимают малоизученные ее прозаические произведения ("Простой случай", "В стороне от большого света", "Житье-бытье на Кореге", "Записки Гульпинской Авдотьи Степановны", "Неумышленное зло", Ни тьма, ни свет", "Не принятая жертва", "Сила прошедшего", "Отрывки из дневника молодой женщины", "Женская история", "Отсталая"). Хотя проза ее была слабее поэзии и критики почти ничего о ней не писали, за исключением А. Скабичевского, ее повести и романы пользовались большой популярностью среди читателей.

Федорова вспоминает, что писательница получала много взволнованных и похвальных писем от своих почитателей. А Добролюбов в статье о поэзии Жадовской замечает: В последнее время г-жа Жадовская обратила на себя внимание публики замечательным романом "В стороне от большого света". Проза Жадовской носит автобиографический характер. Все, о чем она пишет, близко ей, знакомо до мелочей, пережито и перечувствовано. В основе ранних произведений (повести "Простой случай" - 1847 г., романа "В стороне от большого света" - 1857 г.) - трагическая любовь, определяющаяся сословным неравенством. Обычно героиней является дворянская девушка, которая стремится вырваться из душной и затхлой обстановки дворянской усадьбы чтобы выйти на самостоятельный путь творческого труда. Проблема женской эмансипации была весьма актуальна для того времени. В последующих прозаических произведениях Жадовская далеко ушла от эмансипированных романов гр. Растопчиной, Евг. Тур и даже "Полиньки Сакс" Дружинина. В них она ставит глубокие социальные проблемы, создает оригинальные образы новых, передовых людей, которые не покоряются судьбе, а отстаивают свои права на независимость и на борьбу за облегчение участи трудового народа.

Романом Жадовской "Женская история" еще в рукописи заинтересовался Достоевский, и в 1861 г. опубликовал его в своем журнале "Время". Он более сложен по композиции и сюжету. Повествование ведется от имени бедной девушки Лизы, дочери передового учителя, рано умершего и оставившего дочь сиротой. Она воспитывается в чуждой ей дворянской семье Кринельских. Интересен образ брата помещицы - Перадова, напоминающий новых людей из романов 60-х годов. Он умен, образован, прост и чистосердечен, увлечен и деятелен. У него есть какие-то свои дела, о которых никто ничего не знает, он часто куда-то уезжал, не велел писать писем, сам подавая о себе вести из разных мест. Лиза полюбила этого особенного человека. Она страстно мечтала ни от кого не зависеть, своим трудом зарабатывать себе кусок хлеба, как простая крестьянская девушка Аленушка. "Бог дал мне молодость, силу, здоровье, образование, - записывает она в дневнике, - а я с беспечностью, терпеливо, даже с каким-то удовольствием выношу положение дармоедки. За дело, за труд!" Лиза, нарушая сословные традиции, выходит замуж за Перадова, чтобы вместе работать во имя блага общества. Но самым значительным человеком и даже новым героем для литературы того времени является Ольга Васильевна Мартова. Она нарушает веками освященный образ жизни: уговаривает Кринельских отпустить крестьян на оброк на выгодных для них условиях, посещает иногда крестьянские посиделки, лечит простой народ и принимает участие в его нуждах и горе. Ольга Васильевна заявляет: "Мне совестно быть счастливой... совестно пользоваться всеми этими удобствами... Мне везде и всюду слышатся страдания. Они отравляют мне жизнь.

В 50-60-е годы под влиянием революционно-демократического движения, статей Чернышевского, Добролюбова, поэзии Некрасова происходит дальнейшая эволюция мировоззрения Жадовской. В Ярославле она познакомилась с сыном декабриста, членом "Земли и Воли" Е. И. Якушкиным и восхищалась этим рыцарем без пятна и упрека. Поэт-демократ Л.Н. Трефолев в своих воспоминаниях рассказывает, что она оказала на него большое влияние, заклинала... именем святой поэзии изучать как можно более Белинского и читать Добролюбова. Юлия Валериановна убеждала его, что кроме книжной, так сказать, идеальной любви к народу, не мешает выражать ее практически, хотя бы только при помощи одной книги, самой легкой и вместе с тем самой трудной: русского букваря. Она снова и снова вспоминает Белинского и его великие заветы.

Не твердил он мне льстивых речей,

Не смущал похвалою медовой,

Но запало мне в душу навек

Его резко-правдивое слово...

Жадовская протестует против чистого искусства, отрешенного от общественных интересов. В стихотворении Н.Ф. Щербине она обвиняет поэта в том, что, боясь житейских бурь и смут, он бежит от людей и ищет сладостных минут под небом Греции:

Но верь, и там тебя найдут

Людские ропот, плач и стон;

От них поэта не спасут

Громады храмам и колонн.

В поэзии Жадовской все сильнее начинают звучать гражданские мотивы. В своем поэтическом памятнике-стихотворении "Нет, никогда" - поэтесса гордо заявляет:

Пред тем, что я всегда глубоко презирала,

Пред чем, порой, дрожат достойные - увы! -

Пред знатью гордою, пред роскошью нахала

Я не склоню свободной головы.

Пройду своим путем, хоть горестно, но честно,

Любя свою страну, любя родной народ;

И, может быть, к моей могиле неизвестной

Бедняк иль друг со вздохом подойдет...

В последние годы жизни Жадовская отошла от активной творческой деятельности. Это объясняется не тем, что она была противницей некрасовского направления в литературе и не могла насиловать свой талант, заставляя себя писать на злобу дня, как утверждал ее биограф Л.В. Быков и вслед за ним - советский литературовед И. Айзеншток, считавший, что поэтесса испугалась революционной ситуации 1856-61 гг. (это время ее активной поэтической деятельности!) и уединилась в своем родовом имении (которого у нее не было!), а тяжелыми и сложными семейно-бытовыми условиями.

Когда у друга их семьи ярославского доктора К.И. Севена умерла жена, Жадовская пожертвовала собой ради благополучия других, вышла за него замуж, чтобы воспитать осиротевших детей и окружить заботой и вниманием старого доктора. Кроме того, в течение пяти лет она ухаживала за тяжело больным отцом. Вскоре после смерти отца заболел и умер муж, оставив на ее попечение большую семью. А в последние годы значительно ухудшилось ее зрение. Все это, как справедливо писал Л.Ф. Лосев, мало способствовало плодотворной творческой деятельности. Последние годы она жила в небольшой усадьбе, в селе Толстикове, Буйского уезда, Костромской губернии. Жадовская всю свою жизнь страстно желала дождаться "утра мира, когда заря с зарей сойдется".

К сожалению, она не дожила до этого времени. 28 июля (9 августа) 1883 года Ю.В. Жадовская умерла. И хотя ее лира не достигла тех высот, на которые поднялась зовущая муза поэта труда и борьбы Некрасова, имя Жадовской и лучшие ее стихи сохраняются в памяти искренних любителей и ценителей поэзии.

20.03.2001. Светлана Макаренко.

В качестве исходного использован и отредактирован материал интернет-публикации под одноименным названием.

1:502 1:512

2:1017 2:1027

Считается, что женская поэзия - почти целиком явление эмансипированного двадцатого века. Анна Ахматова, Марина Цветаева, Зинаида Гиппиус… их громкие имена заслонили от нас "и многое и многих" - и не всегда заслуженно.

2:1437 2:1447

Меж тем и в патриархальном девятнадцатом были свои поэтессы - Анна Бунина (родственница "того самого" Нобелевского лауреата и автора "Темных аллей), Евдокия Ростопчина… или почти забытая ныне Юлия Жадовская.

2:1841

2:9

Родилась она 11 июля 1824 года; отец ее, отставной капитан-лейтенант флота, был человеком, мягко говоря, с причудами, и ярославское свое имение обустроил по собственному вкусу. Обыкновенные лестницы ему, привыкшему к морю, показались чересчур пологими - и в результате его переделок жена, уже носившая ребенка, однажды упала и расшиблась. А ребенок - девочка - родился инвалидом, без кисти одной руки.

2:745

Годом позже Юлия потеряла мать, умершую от чахотки, и отец, справедливо решив, что порядочного образования он девочке дать не может, позволил увезти ее к бабушке в деревню Панфилово. А оттуда она попала к тетке, любившей литературу и печатавшей стихи и статьи в солидных журналах - таких как “Сын Отечества” и “Московский Телеграф”.

2:1379 2:1389

Получив "изрядное", как тогда говорили, домашнее образование, Юлия некоторое время училась в костромских и ярославских пансионах, но кончилось все домашним репетитором - и первой любовью.

2:1741

Петр Миронович Перевлесский, окончивший Московский университет, преподавал русскую словесность и поощрял опыты своей ученицы. Он отослал два стихотворения Юлии в журнал “Москвитянин” - и они были напечатаны, а критика отозвалась о стихах с похвалой.

2:478 2:488

Наконец молодые люди решили объясниться с отцом, но тот, кичась дворянским происхождением, и слушать ничего не желал. Петру Мироновичу пришлось оставить дом Жадовских, и эту любовь Юлия сохранила в душе навсегда.

2:880

Любовь усыплю я, пока еще время холодной рукою

Не вырвало чувство из трепетной груди,

Любовь усыплю я, покуда безумно своей клеветою

Святыню ея не унизили люди…

2:1211

Стихи продолжали писаться, и имя Юлии мало-помалу становилось известным. Отец, узнавший о таланте дочери, неожиданно стал способствовать ее поэтическим занятиям, выписывать все, что появлялось тогда значительного в литературе, а потом, несмотря на ограниченные средства, повез в Москву и Петербург, где она познакомилась с Тургеневым, Вяземским, Аксаковым, Погодиным и другими известными писателями.

2:1948

Ее стихи стали печататься в "Москвитянине", "Русском Вестнике", "Библиотеке для чтения". В 1846 году в Петербурге вышел первый сборник ее стихотворений, благосклонно встреченный читателями и критикой. Многие стихи Жадовской были положены на музыку и стали популярными романсами ("Ты скоро меня позабудешь" Глинки, "Я все еще его, безумная, люблю" Даргомыжского, "Я плачу", "Сила звуков" и другие), а стихотворение "Я люблю смотреть в ясну ноченьку" стало народной песней.

2:846 2:856 2:1277 2:1287

В те времена она стала прихварывать, и лечивший ее старый ярославский доктор Карл Богданович Севен однажды предложил ей руку и сердце. Это был скорее брак из жалости, нежели по любви - надзор отца стал для поэтессы мучением, и выносить его она более не могла.

2:1766 2:9

Карл Богданович, воспитанный в романтическом духе, и Юлия Валериановна прожили вместе двадцать лет - и хотя "новобрачный" искренне любил жену, истинное счастье для нее осталось позади.

2:355 2:365

Скончалась она в 1883 году, на два года пережив мужа, - и когда через несколько лет одна из наследниц решила опубликовать ее стихи, в редакции газеты их назвали старомодными - но все же напечатали. А ведь когда-то о них с похвалой отозвался Добролюбов, ценивший в стихах Жадовской "задушевность, полную искренность чувства и спокойную простоту его выражения".

2:1028 2:1038

Видимо, эти качества в полной мере оценил и писатель Иван Кондратьев, поставивший строки Жадовской эпиграфом к своей книге "Седая старина Москвы":

2:1309

Старине седой невольно Поклоняется душа... Ах, Москва родная, больно Ты мила и хороша.

И автор предисловия к "Седой старине", переизданной к 850-летию Москвы, замечает: "Сегодня о Москве редко кто так напишет. Я имею в виду не поэтическую форму, а душевность. Напишут либо будничное, либо выспреннее. А от души — что-то не встречал".

2:1922

2:9

Сейчас стихи Жадовской могут и впрямь показаться наивными… но, наверное, за те сто с лишним лет, что минули с тех пор, ушло от нас вместе с наивностью что-то еще, чего не заменишь никаким знанием жизни…

2:389 2:399

При имени его душа моя трепещет;
Тоска по-прежнему сжимает грудь мою,
И взор горячею слезой невольно блещет.
Я все еще его, безумная, люблю!
Отрада тихая мне в душу проникает,
И радость ясная на сердце низлетает,
Когда я за него создателя молю.

русская поэтесса и писательница XIX в.

Надо сильно чувству

Душу потрясти,

Чтоб она, в восторге,

Выразила мысль.

Оскорбят тебя люди жестоко,

Опозорят святыню души;

Будешь, друг мой, страдать одиноко,

Лить горячие слезы в тиши.

Не твердил он мне льстивых речей,

Не смущал похвалою медовой,

Но запало мне в душу навек

Его резко-правдивое слово...

Но верь, и там тебя найдут

Людские ропот, плач и стон;

От них поэта не спасут

Громады храмам и колонн.

Пред тем, что я всегда глубоко презирала,

Пред чем, порой, дрожат достойные - увы! -

Пред знатью гордою, пред роскошью нахала

Я не склоню свободной головы.

Пройду своим путем, хоть горестно, но честно,

Любя свою страну, любя родной народ;

И, может быть, к моей могиле неизвестной

Бедняк иль друг со вздохом подойдет...

20.03.2001. Светлана Макаренко.

В качестве исходного использован и отредактирован материал интернет-публикации под одноименным названием.

Использованы также материалы "Словаря русских писателей до 1917 года". Т. 2.

Юлия Валериановна Жадовская - русская писательница. Сестра писателя Павла Жадовского.

Родилась с физическим недостатком - без кисти левой руки и только с тремя пальцами на правой. Рано потеряв мать, воспитывалась у бабушки, потом у тётки, А. И. Корниловой, женщины образованной, страстно любившей литературу и помещавшей статьи и стихотворения в изданиях двадцатых годов XIX века. Поступив в пансион Прибытковой (в Костроме), Жадовская успехами в русской словесности обратила на себя особое внимание преподававшего этот предмет П. М. Перевлесского (впоследствии профессора Александровского лицея). Он стал руководить её занятиями и развивать её эстетический вкус. Молодой учитель и его ученица влюбились друг в друга, но отец Жадовской не хотел и слышать о браке дочери с бывшим семинаристом. Кроткая девушка беспрекословно покорилась воле отца и, расставшись с любимым человеком, до конца жизни осталась верна его памяти. Она переехала к отцу в Ярославль, и для неё наступили годы тяжкой домашней неволи. Учиться, читать, писать приходилось тайком. Узнав, однако, о поэтических опытах дочери, отец повез её в Москву и в Петербург, чтобы дать ход её дарованию.

В Москве Жадовская познакомилась с М. П. Погодиным, напечатавшим в «Москвитянине» несколько её стихотворений. В Петербурге она познакомилась с князем П. А. Вяземским, Э. И. Губером, А. В. Дружининым, И. С. Тургеневым, М. П. Розенгеймом и другими писателями. В 1846 году Жадовская издала свои стихотворения, давшие ей известность. Позже, во время вторичного пребывания в Москве, она познакомилась с А. С. Хомяковым, М. Н. Загоскиным, И. С. Аксаковым и другими славянофилами, однако сама славянофилкой не стала.

В 1862 году она решилась выйти замуж за старика доктора К. Б. Севена, чтобы избавиться от невыносимой опеки отца.

Ах, бабушкин сад!...

Ах, бабушкин сад!

Как счастлив, как рад

Тогда я бывал,

Как в нем я гулял,

Срывая цветы

В высокой траве,

Лелея мечты

В моей голове...

Ах, бабушкин сад!

Живой аромат

Цветущих кустов;

Прохладная тень

Высоких дерев,

Где вечер и день

Просиживал я,

Где сладко меня

Лелеяла тень...

Ах, бабушкин сад!

Как был бы я рад

Опять погулять

Опять помечтать

В заветной тени,

В отрадной тиши -

Все скорбные дни,

Все горе души

На миг позабыть,

И жизнь полюбить

Вечер

Повсюду тишина: природа засыпает

И звезды в высоте так сладостно горят!

Заря на западе далеком потухает,

По небу облачка едва-едва скользят.

О, пусть душа моя больная насладится

Такою же отрадной тишиной!

Пусть чувство в ней святое загорится

Вечернею блестящею звездой!

Но отчего я так тоскую и страдаю?

Кто, кто печаль мою поймет и усладит?

Я ничего теперь не жду, не вспоминаю;

Так что ж в моей душе?.. Вокруг меня всё спит;

Ни в чем ответа нет... лишь огненной чертою

Звезда падучая блеснула предо мною.

Взгляд

Я помню взгляд, мне не забыть тот взгляд! -

Он предо мной горит неотразимо:

В нем счастья блеск, в нем чудной страсти яд,

Огонь тоски, любви невыразимой.

Он душу мне так сильно волновал,

Он новых чувств родил во мне так много,

Он сердце мне надолго оковал

Неведомой и сладостной тревогой!

Возврат весны

Что в душу мне так дивно льется?

Кто шепчет сладкие слова?

Зачем, как прежде, сердце бьется,

Невольно никнет голова?..

Зачем отрадою нежданной

Опять я, грустная, полна?

Зачем весной благоуханной

В сны счастия погружена?

Надежд, уснувших так глубоко,

Кто разбудил кипучий рой?

Прекрасно, вольно и широко

Кто жизнь раскинул предо мной?

Или еще не отжила я

Моей весны всех лучших дней?

Или еще не отцвела я

Душой тревожною моей?

Возрождение

Во мгле печальных заблуждений,

В тяжелом сне душа была,

Полна обманчивых видений;

Ее тоска сомненья жгла.

Но ты явился мне: сурово

С очей души завесу снял,

И вещее промолвил слово,

И мрак сомненья разогнал.

Явился ты, мой гений грозный,

Разоблачил добро и зло,

И стало на душе светло -

Как в ясный день... зимы морозной...

...

Всё бы я теперь сидела да глядела!

Я глядела бы всё на ясное небо,

На ясное небо да на вечернюю зорю, -

Как заря на западе потухает,

Как на небе зажигаются звезды,

Как вдали собираются тучи

И по ним молнья пробегает...

Всё бы я теперь сидела да глядела!

Я глядела бы всё в чистое поле, -

Там, вдали, чернеет лес дремучий,

А в лесу гуляет вольный ветер,

Деревам чудные речи шепчет...

Эти речи для нас непонятны;

Эти речи цветы понимают, -

Им внимая, головки склоняют,

Раскрывая душистые листочки...

Всё бы я теперь сидела да глядела!..

А на сердце тоска, будто камень,

На глазах пробиваются слезы...

Как, бывало, глядела я другу в очи, -

Вся душа моя счастьем трепетала,

В моем сердце весна расцветала,

Вместо солнца любовь светила...

Век бы целый на него я глядела!..

Всё ты уносишь, нещадное время...

Всё ты уносишь, нещадное время, -

Горе и радость, дружбу и злобу;

Всё забираешь всесильным полетом;

Что же мою ты любовь не умчало?

Знать, позабыло о ней ты, седое;

Или уж слишком глубоко мне в душу

Чувство святое запало, что взор твой,

Видящий всё, до него не проникнул?

Говорят - придет пора...

Говорят - придет пора,

Будет легче человеку,

Много пользы и добра

Светит будущему веку.

Но до них нам не дожить

И не зреть поры счастливой,

Горько дни свои влачить

И томиться терпеливо...

Что ж? Закат печальных дней

Пусть надеждой озарится,

Что и ярче и светлей

Утро мира загорится.

А быть может, - как узнать? -

Луч его и нас коснется,

И придется увидать,

Как заря с зарей сойдется...

Грустная картина!...

Грустная картина!

Облаком густым

Вьется из овина

За деревней дым.

Незавидна местность:

Скудная земля,

Плоская окрестность,

Выжаты поля.

Всё как бы в тумане,

Всё как будто спит...

В худеньком кафтане

Мужичок стоит,

Головой качает -

Умолот плохой,

Думает-гадает:

Как-то быть зимой?

Так вся жизнь проходит

С горем пополам;

Там и смерть приходит,

С ней конец трудам.

Причастит больного

Деревенский поп,

Принесут сосновый

От соседа гроб,

Отпоют уныло...

И старуха мать

Да, я вижу, - безумство то было...

Да, я вижу, - безумство то было:

В наше время грешно так любить

И души благодатные силы

Об единое чувство разбить.

Но, быть может, с тобой мы и правы:

Увлеклися в недобрый мы час,

Пылкой юности демон лукавый

Отуманил неопытных нас.

Думал ты, что любил меня страстно,

По тебе я сходила с ума;

Наша встреча могла быть опасна,

Я теперь это вижу сама.

Но едва очарованной чаши

Мы коснулись устами с тобой,

Как уж души разрознились наши

И пошел ты дорогой иной.

Горько было, я много страдала,

И в любовь моя вера прошла,

Но в то время я духом не пала -

Гордо, смело удар приняла.

А теперь уж и чувство погасло,

Стала жизнь и пуста, и темна;

И душа - как лампада без масла,

Догоревшая ярко до дна.

Заколдованное сердце

Что тебя обманывать напрасно:

Нет, не верь волненью моему!

Если взор порою вспыхнет страстно,

Если руку я тебе пожму, -

Знай: то прежних дней очарованье

Ты во мне искусно пробудил;

То другой любви воспоминанье

Взор мой вдруг невольно отразил.

Друг мой! Я больна неизлечимо -

Не тебе недуг мой исцелить!

может быть, могу я быть любима,

Но сама уж не могу любить!

Говорят, есть в свете злые люди,

Колдовства имеют страшный дар;

Никогда не вырвать уж из груди

Силы их неотвратимых чар;

Говорят, что есть слова и речи -

В них таится чудный заговор:

Говорят, есть роковые встречи,

Есть тяжелый и недобрый взор...

Видно, в пору молодости страстной,

В самом лучшем цвете бытия,

Я сошлась с волшебником опасным, -

Той порою сглазил он меня...

Произнес таинственное слово,

Сердце мне навек заговорил,

И недугом тяжким и суровым

Жизнь мою жестоко отравил...

Лучший перл таится...

Лучший перл таится

В глубине морской;

Зреет мысль святая

В глубине души.

Надо сильно буре

Море взволновать,

Чтоб оно, в бореньи,

Выбросило перл;

Надо сильно чувству

Душу потрясти,

Чтоб она, в восторге,

Выразила мысль.

Любви не может быть меж нами...

Любви не может быть меж нами:

Ее мы оба далеки;

Зачем же взглядами, речами

Ты льешь мне в сердце яд тоски?

Зачем тревогою, заботой

С тобой полна душа моя?

Да, есть в тебе такое что-то,

Чего забыть не в силах я;

Что в день печали, в день разлуки

В душе откликнется не раз,

И старые пробудит муки,

И слезы вызовет из глаз.

Люди много мне болтали...

Люди много мне болтали

О тебе добра и худа;

Но на все пустые толки

Я с презреньем отвечала.

пусть кричат, что им угодно,

Про себя я говорила,

Мне всю правду сердце скажет:

Лучше всех оно сумеет

Различить добро и худо.

И с тех пор, как полюбила

Я тебя, прошло не мало

Дней веселых и печальных;

Разгадать же и теперь я

Не могу, как ни стараюсь,

Что в тебе я так любила;

То ли, что хвалили люди,

Или то, что осуждали?..

Меня гнетёт тоски недуг...

Меня гнетёт тоски недуг;

Мне скучно в этом мире, друг;

Мне надоели сплетни, вздор -

Мужчин ничтожный разговор.

Смешной, нелепый женщин толк,

Их выписные бархат, шёлк, -

Ума и сердца пустота

И накладная красота.

Мирских сует я не терплю,

Но божий мир душой люблю,

Но вечно будут милы мне -

И звёзд мерцанье в вышине,

И шум развесистых дерёв,

И зелень бархатных лугов,

И вод прозрачная струя,

И в роще песни соловья.

Милосердный самарянин

Покрытый ранами, поверженный во прах,

Лежал я при пути в томленье и слезах

И думал про себя в тоске невыразимой;

«О, где моя родня? Где близкий? Где любимый? о

И много мимо шло... Но что ж? Никто из них

Не думал облегчить тяжёлых ран моих.

Иной бы и желал, да в даль его манила

Житейской суеты губительная сила,

Иных пугал вид ран и мой тяжёлый стон.

Уж мной овладевал холодный смерти сон,

Уж на устах моих стенанья замирали.

В тускнеющих очах уж слёзы застывали...

Но вот пришёл один, склонился надо мной

И слёзы мне отёр спасительной рукой;

Он был неведом мне, но полн святой любовью -

Текущею из ран не погнушался кровью:

Он взял меня с собой и помогал мне сам,

И лил на раны мне целительный бальзам, -

«Вот кто родня тебе, кто близкий, кто любимый!»

Много капель светлых...

Много капель светлых

В сине море падает;

Много искр небесных

Людям посылается.

Не из каждой капли

Чудно образуется

Светлая жемчужина,

И не в каждом сердце

Искра разгорается

Пламенем живительным!

Много лет ладью мою носило...

Много лет ладью мою носило

Всё в виду цветущих берегов...

Сердце их и звало, и манило,

И неслась по прихоти валов.

А потом, в пространстве беспредметном,

Поплыла в неведомую даль.

Милый край мелькал едва заметно,

И кругом всё было безответно

На мои моленья и печаль.

Облака мне звезды застилали;

Моря шум был грозен и суров;

И порой громады выступали

Голых скал, - они меня пугали

Мрачным видом чуждых берегов.

Наконец ко пристани бесплодной

Принесло убогую ладью,

Где душе, печальной и холодной,

Не развиться мыслию свободной,

Где я жизнь и силы погублю!

Молитва к Божией Матери

Мира заступница, Матерь всепетая!

Я пред Тобою с мольбой:

Бедную грешницу, мраком одетую,

Ты благодатью прикрой!

Если постигнут меня испытания,

Скорби, утраты, враги,

В трудный час жизни, в минуту страдания,

Ты мне, молю, помоги!

Радость духовную, жажду спасения

В сердце мое положи:

В царство Небесное, в мир утешения

Путь мне прямой укажи!

Н. А. Некрасову

Стих твой звучит непритворным страданьем,

Будто из крови и слез он восстал!

Полный ко благу могучим призваньем,

Многим глубоко он в сердце запал.

Он неприятно счастливцев смущает

Гордость и спесь восстают из него;

Он эгоизм глубоко потрясает, -

Верь мне - не скоро забудут его!

Льнут к нему чутким, внимательным ухом

Души, измятые жизни грозой;

Внемлют ему все, скорбящие духом,

Все, угнетенные сильной рукой...

Н. Ф. Щербине

Боясь житейских бурь и смут,

Бежишь ты, грустный, от людей.

Ты ищешь сладостных минут

Под небом Греции твоей.

Но верь, и там тебя найдут

Людские ропот, плач и стон;

От них поэта не спасут

Громады храмин и колонн.

Себялюбиво увлечен

Ты блеском чувственной мечты, -

Прерви эпикурейский сон,

Оставь служенье красоты -

И скорбным братьям послужи.

За нас люби, за нас страдай...

И духа гордости и лжи

Стихом могучим поражай.

На пути

Я гляжу на дорогу уныло,

Незавиден и тесен мой путь!

Я теряю и бодрость, и силу,

Мне пора бы давно отдохнуть.

Даль не манит уж больше надеждой,

Мало радостных встреч на пути,

Часто об руку с грубой невеждой,

С глупой спесью случалось идти.

И нередко меня нагоняли

Пошлость, зависть и яд клеветы,

Утомленную душу терзали,

Мяли лучшие жизни цветы.

Было добрых сопутников мало,

Да и те отошли далеко...

Я осталась одна, я устала, -

Этот путь перейти не легко!

Не зови меня бесстрастной...

Не зови меня бесстрастной

И холодной не зови -

У меня в душе немало

И страданья и любви.

Проходя перед толпою,

сердце я хочу закрыть

Равнодушием наружным

Чтоб себе не изменить.

Так идет пред господином

Затая невольный страх,

Раб, ступая осторожно,

С чашей полною в руках.

Не твердил он мне льстивых речей...

Не смущал похвалою медовой

Но запало мне в душу навек

Его резко-правдивое слово...

Он по-своему как-то любил,

Но любил он глубоко и страстно!

Жизни он не считал никогда

Глупой шуткой иди даром напрасным.

Он порой предрассудки бранил,

Но в душе его не было злобы;

Слову честному, дружбе, любви

Он был верен и предан до гроба.

И хоть часто терзали его

Неудачи, враги и сомненья,

Но он умер с надеждой святой,

Что настанет пора обновленья.

Что поймет, наконец, человек

Что идет он дорогой лукавой,

И сознает неправду душой,

И воротит на счастие право...

Не твердил он мне льстивых речей,

Не смущал похвалою медовой

Но запало мне в душу навек

Его резко-правдивое слово...

Нет, никогда поклонничеством низким...

Нет, никогда поклонничеством низким

Я покровительства и славы не куплю,

И лести я ни дальним и ни близким

Пред тем, что я всегда глубоко презирала,

Пред чем, порой, дрожат достойные, - увы! -

Пред знатью гордою, пред роскошью нахала

Я не склоню свободной головы.

Пройду своим путем, хоть горестно, но честно,

Любя свою страну, любя родной народ:

И, может быть, к моей могиле неизвестной

Бедняк иль друг со вздохом подойдет;

На то, что скажет он, на то, о чем помыслить,

Я, верно, отзовусь бессмертною душой...

Нет, верьте, лживый свет не знает и не смыслит,

Какое счастье быть всегда самим собой!..

Нива

Нива, моя нива,

Нива золотая!

Зреешь ты на солнце,

Колос наливая,

По тебе от ветру, -

Словно в синем море, -

Волны так и ходят,

Ходят на просторе.

Над тобою с песней

Жаворонок вьется;

Над тобою и туча

Грозно пронесется.

Зреешь ты и спеешь,

Колос наливая, -

О людских заботах

Ничего не зная.

Уноси ты ветер,

Тучу градовую;

Сбереги нам, боже,

Ниву трудовую!..

Ночь. Всё тихо. Только звезды...

Ночь. Всё тихо. Только звёзды

Неусыпные блестят

И в струях реки зеркальной

И мелькают, и дрожат;

Да порою пробегает

Лёгкий трепет по листам

Или сонный жук лениво

Прожужжит привет цветам.

Полно нам с тобой так поздно

Под деревьями сидеть

И с мечтой неисполнимой

Грустно на небо смотреть

И, как детям, любоваться

И звездами, и рекой:

О другом давно пора уж

Нам подумать бы с тобой.

Посмотри, ведь ты седеешь,

Да и я уж не дитя;

Путь далек, притом не гладок, -

Не пройдёшь его шутя!

И не вечно будут звёзды

Нам так ласково сверкать:

То и жди, беда, как туча,

Набежит на нас опять...

Вот и надобно подумать,

Чтобы нас она врасплох

Не застала, чтоб рассудок

Силы нам собрать помог,

Чтоб взглянуть в глаза несчастью

С думой смелой и прямой,

Чтоб не пасть нам перед горем,

А возвыситься душой...

Напрасно ты сулишь так жарко славу мне:

Предчувствие мое, я знаю, не обманет,

И на меня она, безвестную, не взглянет.

Зачем будить мечты в душевной глубине?

На бедный, грустный стих мне люди не ответят,

И, с многодумною и странною душой,

Я в мире промелькну падучею звездой,

Которую, поверь, не многие заметят.

Посев

Сеятель вышел с кошницею в поле,

Семя бросает направо, налево;

Тучная пашня его принимает;

Падают зёрна куда ни попало:

Много их пало на добрую землю,

Много в глубокие борозды пало,

Многие ветер отнёс на дорогу,

Много под глыбы заброшено было.

Сеятель, труд свой окончив, оставил

Поле, и ждал изобильной он жатвы.

Зёрна почуяли жизнь и стремленье;

Быстро явились зелёные всходы,

К солнцу тянулися гибкие стебли

И достигали назначенной цели -

Плод принести и обильный, и зрелый.

Те же, что в борозды, иль на дорогу,

Или под глыбы заброшены были,

Тщетно стремяся к назначенной цели,

Сгибли, завяли в борьбе безысходной...

Солнце и влага им были не в пользу!

Жатва меж тем налилась и созрела;

Жатели вышли весёлой толпою,

Сноп за снопом набирают ретиво;

Радостно смотрит хозяин на ниву,

Видит созревшие в меру колосья

И золотистые, полные зёрна;

Тех же, что пали в бесплодную землю,

Тех, что увяли в тяжёлой истоме,

Он и не ведает, он и не помнит!..

После долгой тяжёлой разлуки

После долгой тяжёлой разлуки,

При последнем печальном свиданьи,

Не сказала я другу ни слова

О моём безутешном страданьи;

Ни о том, сколько вынесла горя,

Ни и том, сколько слёз пролила я,

Как безрадостно целые годы

Понапрасну его всё ждала я

Нет, лишь только его увидала,

Обо всём, обо всём позабыла;

Не могла одного позабыть я -

Что его беспредельно любила...

Приближающаяся туча

Как хорошо! В безмерной высоте

Летят рядами облака, чернея...

И свежий ветер дует мне в лицо,

Перед окном цветы мои качая;

Вдали гремит, и туча, приближаясь,

Торжественно и медленно несется...

Как хорошо! Перед величьем бури

Души моей тревога утихает.

Признание

Когда б ты знал, как больно мне

Всегда в душевной глубине

Таить и радость и печаль,

Всё, что люблю, чего мне жаль!

Как больно мне перед тобой

Не сметь поникнуть головой,

Шутить, смеяться и болтать!

Как часто я хотела дать

Свободу сдержанным речам,

Движенью сердца и слезам...

Но ложный стыд и ложный страх

Сушили слезы на глазах,

Но глупого приличья крик

Оковывал мне мой язык...

И долго я боролась с ней,

С печальной участью моей...

Но полно! Больше нету сил!

Мне мой рассудок изменил!

Мой час настал... теперь узнай,

Что я люблю тебя! Один

Всех дум моих ты властелин,

В тебе мой мир, в тебе мой рай!

Себя и исповедь мою

В твою я волю предаю, -

Люби, жалей иль осуждай!

Прочтя стихотворения молодой женщины

Опять отзыв печальной сказки,

Нам всем знакомой с давних пор,

Надежд бессмысленные ласки

И жизни строгий приговор.

Увы! души пустые думы!

Младых восторгов плен и прах!

Любили все одну звезду мы

В непостижимых небесах!

И все, волнуяся, искали

Мы сновиденья своего;

И нам, утихшим, жаль едва ли,

Что ужились мы без него.

Ноябрь 1846

Прощай

Прощай! Не нужно мне участья:

Не жалуюсь, не плачу я,

Тебе - вся прелесть бытия,

Тебе - весь блеск земного счастья,

Тебе - любовь, тебе - цветы,

Тебе - все жизни наслажденья; -

Мне - сердца тайные мученья

Да безотрадные мечты.

Прощай! Пришла пора разлуки...

Иду в печальный долгий путь...

Бог весть, придется ль отдохнуть

Мне здесь от холода и скуки!

Сила звуков

Из ума у меня не выходит

Всё та песня, что пели вчера;

Всё мне грустные думы наводит,

Всё звучит мне страданьем она.

Я сегодня работать хотела,

Но лишь только иголку взяла,

Как в глазах у меня потемнело

И склонилась на грудь голова;

Как недугом лихим охватило

Теми звуками душу мою,