Булгаков белая гвардия краткое содержание по главам. Белая гвардия

Часть вторая

В пятнадцати верстах от Города проснулся пол­ковник Козырь-Лешко. Многие годы проработав сельским учителем, в 1914 г. Козырь попал на вой­ну. Оказалось, что это его призвание, поэтому уже в 1917 г. он был произведен в офицеры, а в 1918 г. являлся полковником петлюровской армии. Он при­казал своим хлопцам выбираться из хат. Вскоре полк качался в седлах. Прошли Белый Гай, про­пустив вперед себя полторы тысячи пехоты. У под­ступах к Городу собирались военные силы. Озябшие цепи юнкеров переходили ближе к сердцевине Го­рода.

Поезд еще одного петлюровского командира Торопца стоял под Городом, обложенным со всех сторон. Торопец сам разработал план, согласно которому городская армия должна была быть от­тянута в предместье Куреневки. Тогда сам коман­дир мог бы ударить в Город в лоб. С левого флан­га на правый передвигался черношлычный полк Козыря-Лешко. С правой стороны от него уже за­вязался бой.

Полковника Щеткина уже с утра не было в шта­бе, поскольку и штаба как такового уже не суще­ствовало. Сначала исчезли двое адьютантов пол­ковника. Затем и сам Щеткин вышел в штатском мохнатом пальто и в шляпе пирожком. Он прие­хал в Липки, в маленькую, хорошо обставленную квартирку, поцеловался с полной золотистой блон­динкой и отправился спать. Никто ничего не пони­мал в Городе. Здесь одновременно были и гетман (никто еще не знал о таинственном его исчезнове­нии), и его сиятельство князь Белоруков, и гене­рал Картузов, формирующий дружины для за­щиты Города. Люди не понимали, почему эшелон за эшелоном к Городу подходили петлюровские части. Может быть с Петлюрой соглашение? Тогда почему белые офицерские пушки стреляли по под­ступающим к Городу? Полная неразбериха цари­ла в Городе днем четырнадцатого декабря. Все ре­же раздавались звонки в штабах. Наконец зазву­чали пулеметы прямо на улицах Города.

Полковник Болботун, уставший ожидать указа­ний полковника Торопца, приказал своему подмерз­шему конному полку двигаться к железнодорожно­му полотну, опоясывающему город. Он остановил пассажирский поезд, привезший в Город новую партию москвичей и петербуржцев со сдобными бабами и лохматыми собачками. Болботуна не жда­ли, поэтому он беспрепятственно вошел в Город, встретив сопротивление только у колонного учи­лища. Полковник остановился, думая, что ему про­тивостоят большие силы. Однако защитников все­го оказалось тридцать человек юнкеров и четыре офицера с одним пулеметом. Центр Города момен­тально опустел.

Полковник прошел полверсты от Печерской площади до Резниковой улицы, пока к отступаю­щим юнкерам не подоспела немногочисленная под­мога в лице четырнадцати офицеров, трех юнкеров, одного студента, одного актера и одной черепахи. Они не смогли противостоять Болботуну. Должны были подойти четыре машины, однако из-за Ми­хаила Семеновича Шполянского, командира вто­рой машины, этого не произошло. Шполянский был превосходным оратором, чтецом. Рассуждая о том, зачем им защищать гетмана, Михаил Семе­нович постепенно завоевал любовь двух шоферов и механиков. В результате они подготовили три машины к бою таким образом, что ни одна из них не могла двинуться с места. Утром капитан Плешко потребовал механика, но тот исчез. Пронесся слух, что тот заболел сыпным тифом. Прапорщик Шполянский, как и Щур, тоже бесследно пропал. Еще через некоторое время из дивизиона исчезли артиллеристы Дуван и Мальцев и еще парочка пу­леметчиков. В полдень исчез и сам командир диви­зиона капитан Плешко.

Часть полковника Най-Турса трое суток бро­дила по сугробам под Городом, пока наконец не вернулась в город. Полковник заботился о своих подчиненных, поэтому сто пятьдесят юнкеров и три прапорщика были одеты в валенки и папа­хи. В ночь на четырнадцатое Най-Турс рассмат­ривал карту Города. Штаб не беспокоил, только днем приехал юнкер и привез записку, в которой приказывалось охранять Политехническое шос­се. Именно на часть полковника вышел Козырь-Ляшко. По цепям юнкеров прокатился грохот за­творов: по приказу командира они приняли бой. Силы были нервны, и Най-Турса стал отступать в город. Оказавшись в Брест-Литовском переулке, полковник выслал разведку узнать, где находят­ся расположения других частей, защищающих Го­род. Юнкера вернулись, не обнаружив никаких час­тей. Командир повернулся лицом к цепям и зычно отдал необычную команду.

В это время в бывших казармах на Львовской улице томились двадцать восемь юнкеров из пе­хотной дружины под командованием старшего по званию - Николки Турбина. Командир отдела, штабс-капитан Безруков и два прапорщика, еще утром отправившись в штаб, не вернулись. Около трех часов раздался телефонный звонок и прика­зал вывести команду по маршруту.

Алексей Турбин проспал мертвым сном до двух часов дня. Молодой человек заметался по комнате. В спешке забыв свой гражданский паспорт на сто­ле и попрощавшись с Еленой, он выскочил из дома. Сестра осталась дома с несчастным лицом.

Врач сел на извозчика и поехал по направле­нию к музею. Доехав до места, он увидел воору­женную толпу. Алексей испугался, что опоздал. Он побежал к Анжу и застал там полковника Ма­лышева, который зачем-то сбрил усы. Военный преобразился и походил на довольно плотного студента. Полковник объяснил ничего не подозре­вавшему Алексею, что штабы их предали и он распустил дивизион, Петлюра в городе. Военный посоветовал ему поскорее снять погоны и бежать через черный ход. Затем он развернулся и скрыл­ся. Турбин снял свои погоны, сунул их в печь, под­жег, а затем последовал за своим бывшим коман­диром.

Николка провел своих бойцов через весь Город по маршруту и остановился в одном из переулков. Вдруг загремели выстрелы, и юноша увидел, как такие же юнкера в бешеном беге посыпались по переулку. Вскоре Николка столкнулся с Най-Турсом, который сорвал с него погоны и приказал бросить оружие и спасаться по домам. Через не­сколько минут переулок опустел. Николка отка­зался, намереваясь пустить в ход пулемет. Пол­ковник ругал кого-то за то, что чуть не погубили ребят. Он опять обратился к юноше, приказывая ему бежать. Николка не успел спросить команди­ра, что все это значит, как того убило осколками. Молодой человек почувствовал страх, он сунул кольт в карман и помчался по переулку. В одном из дворов его схватил дворник, крича, что нужно держать «юнкерей». Николка вырвался и достал кольт. Дворник пал на колени и взвыл диким голо­сом. Юноша хотел выстрелить, однако оружие оказалось разряженным. Тогда он ударил вопя­щего мужика кольтом. Тот побежал в переулок, из которого вбежал Николка. Молодой человек оказался в ловушке, он знал, что дворник сию же минуту созовет сюда петлюровцев. Кое-как, рас- кровив руки, он перелетел через стену, попав в та­кой же двор.

С трудом добравшись до дома, Николка узнал у Елены, что Алексей еще не возвращался. Сест­ра сильно беспокоилась за старшего брата и нику­да не отпускала младшего. Наконец Николка вышел во двор, борясь с желанием влезть на снежные вы­соты, посмотреть, что делается в Городе. Вернув­шись домой, юноша уснул как убитый. Елена про­ждала Алексея всю ночь.

Николка проснулся оттого, что какой-то неиз­вестный жаловался на свою неверную любовницу. Он приехал из Житомира и сообщил юноше, что его брат приехал вместе с ним. Николка услышал голос Елены и побежал в столовую. Там на диванчике под часами в чужом пальто и черных чужих брюках ле­жал Алексей Турбин, которого привезла какая-то дама. Он был ранен. Николка сбегал за врачом.

Через час в комнате везде валялись красные обрывки бинтов, на полу стоял таз, полный крас­ной воды. Алексей уже пришел в сознание и пы­тался что-то сказать. Врач заверил родственни­ков, что кость и большие кровеносные сосуды не задеты, однако предупредил, что может быть на­гноение из-за обрывков шинели, попавших в рану. Турбина раздели и перенесли на кровать.

Неизвестный никак не принимал участия в хло­потах, только смотрел то на разбитые тарелки, то на Елену. Денег врач не взял. Пообещав зайти ве­чером и молчать обо всем произошедшем, доктор ушел.

4 (80%) 16 votes

Здесь искали:

• краткое содержание белая гвардия
• белая гвардия 2 часть краткое содержание

Пошел мелкий снег и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло.
- Ну, барин, - закричал ямщик, - беда: буран!
«Капитанская дочка»

И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими...

Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская - вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс.

Но дни и в мирные и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь. О, елочный дед наш, сверкающий снегом и счастьем! Мама, светлая королева, где же ты?

Через год после того, как дочь Елена повенчалась с капитаном Сергеем Ивановичем Тальбергом, и в ту неделю, когда старший сын, Алексей Васильевич Турбин, после тяжких походов, службы и бед вернулся на Украину в Город, в родное гнездо, белый гроб с телом матери снесли по крутому Алексеевскому спуску на Подол, в маленькую церковь Николая Доброго, что на Взвозе.

Когда отпевали мать, был май, вишневые деревья и акации наглухо залепили стрельчатые окна. Отец Александр, от печали и смущения спотыкающийся, блестел и искрился у золотеньких огней, и дьякон, лиловый лицом и шеей, весь ковано-золотой до самых носков сапог, скрипящих на ранту, мрачно рокотал слова церковного прощания маме, покидающей своих детей.

Алексей, Елена, Тальберг и Анюта, выросшая в доме Турбиной, и Николка, оглушенный смертью, с вихром, нависшим на правую бровь, стояли у ног старого коричневого святителя Николы. Николкины голубые глаза, посаженные по бокам длинного птичьего носа, смотрели растерянно, убито. Изредка он возводил их на иконостас, на тонущий в полумраке свод алтаря, где возносился печальный и загадочный старик бог, моргал. За что такая обида? Несправедливость? Зачем понадобилось отнять мать, когда все съехались, когда наступило облегчение?

Улетающий в черное, потрескавшееся небо бог ответа не давал, а сам Николка еще не знал, что все, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему.

Отпели, вышли на гулкие плиты паперти и проводили мать через весь громадный город на кладбище, где под черным мраморным крестом давно уже лежал отец. И маму закопали. Эх... эх...

Много лет до смерти, в доме № 13 по Алексеевскому спуску, изразцовая печка в столовой грела и растила Еленку маленькую, Алексея старшего и совсем крошечного Николку. Как часто читался у пышущей жаром изразцовой площади «Саардамский Плотник», часы играли гавот, и всегда в конце декабря пахло хвоей, и разноцветный парафин горел на зеленых ветвях. В ответ бронзовым, с гавотом, что стоят в спальне матери, а ныне Еленки, били в столовой черные стенные башенным боем. Покупал их отец давно, когда женщины носили смешные, пузырчатые у плеч рукава. Такие рукава исчезли, время мелькнуло, как искра, умер отец-профессор, все выросли, а часы остались прежними и били башенным боем. К ним все так привыкли, что, если бы они пропали как-нибудь чудом со стены, грустно было бы, словно умер родной голос и ничем пустого места не заткнешь. Но часы, по счастью, совершенно бессмертны, бессмертен и Саардамский Плотник, и голландский изразец, как мудрая скала, в самое тяжкое время живительный и жаркий.

Вот этот изразец, и мебель старого красного бархата, и кровати с блестящими шишечками, потертые ковры, пестрые и малиновые, с соколом на руке Алексея Михайловича, с Людовиком XIV, нежащимся на берегу шелкового озера в райском саду, ковры турецкие с чудными завитушками на восточном поле, что мерещились маленькому Николке в бреду скарлатины, бронзовая лампа под абажуром, лучшие на свете шкапы с книгами, пахнущими таинственным старинным шоколадом, с Наташей Ростовой, Капитанской Дочкой, золоченые чашки, серебро, портреты, портьеры, - все семь пыльных и полных комнат, вырастивших молодых Турбиных, все это мать в самое трудное время оставила детям и, уже задыхаясь и слабея, цепляясь за руку Елены плачущей, молвила:

Дружно... живите.

Но как жить? Как же жить?

Алексею Васильевичу Турбину, старшему - молодому врачу - двадцать восемь лет. Елене - двадцать четыре. Мужу ее, капитану Тальбергу - тридцать один, а Николке - семнадцать с половиной. Жизнь-то им как раз перебило на самом рассвете. Давно уже начало мести с севера, и метет, и метет, и не перестает, и чем дальше, тем хуже. Вернулся старший Турбин в родной город после первого удара, потрясшего горы над Днепром. Ну, думается, вот перестанет, начнется та жизнь, о которой пишется в шоколадных книгах, но она не только не начинается, а кругом становится все страшнее и страшнее. На севере воет и воет вьюга, а здесь под ногами глухо погромыхивает, ворчит встревоженная утроба земли. Восемнадцатый год летит к концу и день ото дня глядит все грознее и щетинистей.

Упадут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а Капитанскую Дочку сожгут в печи. Мать сказала детям:

А им придется мучиться и умирать...

Итак, был белый, мохнатый декабрь. Он стремительно подходил к половине. Уже отсвет рождества чувствовался на снежных улицах. Восемнадцатому году скоро конец.

Над двухэтажным домом № 13, постройки изумительной (на улицу квартира Турбиных была на втором этаже, а маленький, покатый, уютный дворик - в первом), в саду, что лепился под крутейшей горой, все ветки на деревьях стали лапчаты и обвисли. Гору замело, засыпало сарайчики во дворе - и стала гигантская сахарная голова. Дом накрыло шапкой белого генерала, и в нижнем этаже (на улицу - первый, во двор под верандой Турбиных - подвальный) засветился слабенькими желтенькими огнями инженер и трус, буржуй и несимпатичный, Василий Иванович Лисович, а в верхнем - сильно и весело загорелись турбинские окна.

В сумерки Алексей и Николка пошли за дровами в сарай.

Эх, эх, а дров до черта мало. Опять сегодня вытащили, смотри.

Из Николкиного электрического фонарика ударил голубой конус, а в нем видно, что обшивка со стены явно содрана и снаружи наскоро прибита.

Вот бы подстрелить чертей! Ей-богу. Знаешь что: сядем на эту ночь в караул? Я знаю - это сапожники из одиннадцатого номера. И ведь какие негодяи! Дров у них больше, чем у нас.

А ну их... Идем. Бери.

Ржавый замок запел, осыпался на братьев пласт, поволокли дрова. К девяти часам вечера к изразцам Саардама нельзя было притронуться.

Замечательная печь на своей ослепительной поверхности несла следующие исторические записи и рисунки, сделанные в разное время восемнадцатого года рукою Николки тушью и полные самого глубокого смысла и значения:

Если тебе скажут, что союзники спешат к нам на выручку, - не верь. Союзники - сволочи. Он сочувствует большевикам.

Рисунок: рожа Момуса.

Рисунок красками: голова с отвисшими усами, в папахе с синим хвостом.

«Бей Петлюру!»

Руками Елены и нежных и старинных турбинских друзей детства - Мышлаевского, Карася, Шервинского - красками, тушью, чернилами, вишневым соком записано:

Елена Васильевна любит нас сильно. Кому - на, а кому - не. Леночка, я взял билет на Аиду. Бельэтаж № 8, правая сторона. 1918 года, мая 12 дня я влюбился. Вы толстый и некрасивый. После таких слов я застрелюсь...

Старший Турбин, светловолосый молодой человек, заметно постаревший и помрачневший после 25 октября 1917 года, в синих рейтузах и мягких новых туфлях сидел в кресле. У его ног на скамейке разместился Николка с любимой подругой - гитарой, издававшей только один звук: «трень». Только «трень», потому что дальше была неизвестность. В Городе было «тревожно, туманно и плохо»... Плечи Николки украшали унтер-офицерские погоны с белыми нашивками, а на рукаве красовался остроуглый трехцветный шеврон. Младший Турбин входил в третий отдел первой пехотной дружины, которая вот уже четвертый день продолжала формироваться в связи с предстоящими событиями.

Но, несмотря на все эти события, в столовой, в сущности говоря, прекрасно. Жарко, уютно, кремовые шторы задернуты. И жар согревает братьев, рождает истому.

Старший бросает книгу, тянется.

А ну-ка, сыграй «Съемки»...

Трень-та-там... Трень-та-там...

Старший начинает подпевать. Глаза мрачны, но в них зажигается огонек, в жилах - жар. Но тихонько, господа, тихонько, тихонечко...

Елена раздвинула портьеры, и в черном просвете показалась ее рыжеватая голова. Братьям послала взгляд мягкий, а на часы очень и очень тревожный. Оно и понятно. Где же, в самом деле, Тальберг? Волнуется сестра.

Хотела, чтобы это скрыть, подпеть братьям, но вдруг остановилась и подняла палец.

Погодите. Слышите?

Оборвала рота шаг на всех семи струнах: сто-ой! Все трое прислушались и убедились - пушки. Тяжело, далеко и глухо. Вот еще раз: бу-у... Николка положил гитару и быстро встал, за ним, кряхтя, поднялся Алексей.

В гостиной-приемной совершенно темно. Николка наткнулся на стул. В окнах настоящая опера «Ночь под рождество» - снег и огонечки. Дрожат и мерцают. Николка прильнул к окошку. Из глаз исчез зной и училище, в глазах - напряженнейший слух. Где? Пожал унтер-офицерскими плечами.

Черт его знает. Впечатление такое, что будто под Святошиным стреляют. Странно, не может быть так близко.

Алексей во тьме, а Елена ближе к окошку, и видно, что глаза ее черно-испуганны. Что же значит, что Тальберга до сих пор нет? Старший чувствует ее волнение и поэтому не говорит ни слова, хоть сказать ему и очень хочется. В Святошине. Сомнений в этом никаких быть не может. Стреляют в двенадцати верстах от города, не дальше. Что за штука?

Николка взялся за шпингалет, другой рукой прижал стекло, будто хочет выдавить его и вылезть, и нос расплющил.

Хочется мне туда поехать. Узнать, в чем дело...

Ну да, тебя там не хватало...

Елена говорит в тревоге. Вот несчастье. Муж должен был вернуться самое позднее, слышите ли, - самое позднее, сегодня в три часа дня, а сейчас уже десять.

В молчании вернулись в столовую. Гитара мрачно молчит. Николка из кухни тащит самовар, и тот поет зловеще и плюется. На столе чашки с нежными цветами снаружи и золотые внутри, особенные, в виде фигурных колонок. При матери, Анне Владимировне, это был праздничный сервиз в семействе, а теперь у детей пошел на каждый день. Скатерть, несмотря на пушки и на все это томление, тревогу и чепуху, бела и крахмальна. Это от Елены, которая не может иначе, это от Анюты, выросшей в доме Турбиных. Полы лоснятся, и в декабре, теперь, на столе, в матовой, колонной, вазе голубые гортензии и две мрачных и знойных розы, утверждающие красоту и прочность жизни, несмотря на то, что на подступах к Городу - коварный враг, который, пожалуй, может разбить снежный, прекрасный Город и осколки покоя растоптать каблуками. Цветы. Цветы - приношение верного Елениного поклонника, гвардии поручика Леонида Юрьевича Шервинского, друга продавщицы в конфетной знаменитой «Маркизе», друга продавщицы в уютном цветочном магазине «Ниццкая флора». Под тенью гортензий тарелочка с синими узорами, несколько ломтиков колбасы, масло в прозрачной масленке, в сухарнице пила-фраже и белый продолговатый хлеб. Прекрасно можно было бы закусить и выпить чайку, если б не все эти мрачные обстоятельства... Эх... эх...

На чайнике верхом едет гарусный пестрый петух, и в блестящем боку самовара отражаются три изуродованных турбинских лица, и щеки Николкины в нем, как у Момуса...

В глазах Елены тоска, и пряди, подернутые рыжеватым огнем, уныло обвисли.

Застрял где-то Тальберг со своим денежным гетманским поездом и погубил вечер. Черт его знает, уж не случилось ли, чего доброго, что-нибудь с ним?.. Братья вяло жуют бутерброды. Перед Еленою остывающая чашка и «Господин из Сан-Франциско»...

Николка наконец не выдерживает:

Желал бы я знать, почему так близко стреляют? Ведь не может же быть...

Сам себя прервал и исказился при движении в самоваре. Пауза. Стрелка переползает десятую минуту и - тонк-танк - идет к четверти одиннадцатого.

Потому стреляют, что немцы - мерзавцы, - неожиданно бурчит старший.

Елена поднимает голову на часы и спрашивает:

Неужели, неужели они оставят нас на произвол судьбы? - Голос ее тосклив.

Братья, словно по команде, поворачивают головы и начинают лгать.

Ничего не известно, - говорит Николка и обкусывает ломтик.

Это я так сказал, гм... предположительно. Слухи.

Нет, не слухи, - упрямо отвечает Елена, - это не слух, а верно; сегодня видела Щеглову, и она сказала, что из-под Бородянки вернули два немецких полка.

Подумай сама, - начинает старший, - мыслимое ли дело, чтобы немцы подпустили этого прохвоста близко к городу? Подумай, а? Я лично решительно не представляю, как они с ним уживутся хотя бы одну минуту. Полнейший абсурд. Немцы и Петлюра. Сами же они его называют не иначе, как бандит. Смешно.

Ах, что ты говоришь. Знаю я теперь немцев. Сама уже видела нескольких с красными бантами. И унтер-офицер пьяный с бабой какой-то. И баба пьяная.

Ну мало ли что? Отдельные случаи разложения могут быть даже и в германской армии...

Стрелка остановилась на четверти, часы солидно хрипнули и пробили - раз, и тотчас же часам ответил заливистый, тонкий звон под потолком в передней.

Слава богу, вот и Сергей, - радостно сказал старший.

Это Тальберг, - подтвердил Николка и побежал отворять.

Елена порозовела, встала.

Но это оказался вовсе не Тальберг. Три двери прогремели, и глухо на лестнице прозвучал Николкин удивленный голос. Голос в ответ. За голосами по лестнице стали переваливаться кованые сапоги и приклад. Дверь в переднюю впустила холод, и перед Алексеем и Еленой очутилась высокая, широкоплечая фигура в шинели до пят и в защитных погонах с тремя поручичьими звездами химическим карандашом. Башлык заиндевел, а тяжелая винтовка с коричневым штыком заняла всю переднюю.

Здравствуйте, - пропела фигура хриплым тенором и закоченевшими пальцами ухватилась за башлык.

Николка помог фигуре распутать концы, капюшон слез, за капюшоном блин офицерской фуражки с потемневшей кокардой, и оказалась над громадными плечами голова поручика Виктора Викторовича Мышлаевского. Голова эта была очень красива, странной и печальной и привлекательной красотой давней, настоящей породы и вырождения. Красота в разных по цвету, смелых глазах, в длинных ресницах. Нос с горбинкой, губы гордые, лоб бел и чист, без особых примет. Но вот один уголок рта приспущен печально, и подбородок косовато срезан так, словно у скульптора, лепившего дворянское лицо, родилась дикая фантазия откусить пласт глины и оставить мужественному лицу маленький и неправильный женский подбородок.

Откуда ты?

Осторожнее, - слабо ответил Мышлаевский, - не разбей. Там бутылка водки.

Николка бережно повесил тяжелую шинель, из кармана которой выглядывало горлышко в обрывке газеты. Затем повесил тяжелый маузер в деревянной кобуре, покачнув стойку с оленьими рогами. Тогда лишь Мышлаевский повернулся к Елене, руку поцеловал и сказал:

Из-под Красного Трактира. Позволь, Лена, ночевать. Не дойду домой.

Ах, боже мой, конечно.

Мышлаевский вдруг застонал, пытался подуть на пальцы, но губы его не слушались. Белые брови и поседевшая инеем бархатка подстриженных усов начали таять, лицо намокло. Турбин-старший расстегнул френч, прошелся по шву, вытягивая грязную рубашку.

Ну, конечно... Полно. Кишат.

С приходом Мышлаевского все в доме оживились. Елена попросила Николку зажечь колонку, сама забегала и зазвенела ключами. Турбин и Николка стащили с Мышлаевского узкие сапоги с пряжками на икрах, развернули портки. Френч, для устранения вшей, был вывешен на веранду. Мышлаевский, в одной грязной сорочке, выглядел больным и жалким.

Что же это за подлецы! - закричал Турбин. - Неужели же они не могли дать вам валенки и полушубки?

Ва...аленки, - плача, передразнил Мышлаевский, - вален...

Руки и ноги в тепле взрезала нестерпимая боль. Услыхав, что Еленины шаги стихли в кухне, Мышлаевский яростно и слезливо крикнул:

Сипя и корчась, повалился и, тыча пальцем в носки, простонал:

Снимите, снимите, снимите...

Пахло противным денатуратом, в тазу таяла снежная гора, от винного стаканчика водки поручик Мышлаевский опьянел мгновенно до мути в глазах.

Неужели же отрезать придется? Господи... - Он горько закачался в кресле.

Ну, что ты, погоди. Ничего... Так. Приморозил большой. Так... отойдет. И этот отойдет.

Николка присел на корточки и стал натягивать чистые черные носки, а деревянные, негнущиеся руки Мышлаевского полезли в рукава купального мохнатого халата. На щеках расцвели алые пятна, и, скорчившись, в чистом белье, в халате, смягчился и ожил помороженный поручик Мышлаевский. Грозные матерные слова запрыгали в комнате, как град по подоконнику. Скосив глаза к носу, ругал похабными словами штаб в вагонах первого класса, какого-то пол- ковника Щеткина, мороз, Петлюру, и немцев, и метель и кончил тем, что самого гетмана всея Украины обложил гнуснейшими площадными словами...

Алексей и Николка смотрели на согревающегося поручика. Мышлаевский возмущенно рассказывал о последних событиях. В то время как гетман отсиживался во дворце, взвод, в который он входил, почти сутки провел на морозе, в снегу, расположившись цепью: «на сто саженей - офицер от офицера». Турбин прервал поручика, спросив, кто находится под Трактиром. Мышлаевский махнул рукой и ответил, что он все равно ничего не поймет. Всего под Трактиром было сорок человек. Приехал полковник Щепкин и объявил, что вся надежда Города на офицеров. По- просил оправдать доверие родины и в случае появления неприятеля приказал переходить в наступление, пообещав при этом через шесть часов прислать смену. После этого полковник уехал на машине со своим адъютантом, а офицеры остались на морозе. Едва выдержали до утра - обещанная смена не появилась. Костры разжечь не могли - поблизости находилась деревушка. Ночью чудилось - ползком приближается неприятель. Мышлаевский зарылся в снег, стараясь не заснуть. Под утро не выдержал и задремал. Спасли пулеметы. Когда послышались звуки орудий, поручик поднялся. Офицеры подумали, что пожаловал Петлюра, стянули цепь и начали перекликаться. В случае приближения неприятеля решили сбиться в кучу, отстреливаться и отходить на Город. Но вскоре наступила тишина. Офицеры по три человека стали бегать в Трактир греться. Смена - две тысячи хорошо одетых юнкеров с пулеметной командой - пришла только сегодня в два часа дня. Привел их полковник Най-Турс.

При упоминании имени полковника Николка вскричал: «Наш, наш!». А Мышлаевский продолжал рассказ. Глянули юнкера на офицеров и ужаснулись - думали здесь стоит две роты с пулеметами. Позднее выяснилось, что под утро на Серебрянку наступала банда в тысячу человек, но батарея с Поста-Волынского обстреляла их, и они, не доведя наступление до конца, удалились в неизвестном направлении. Сменившись, офицеры не досчитались четырех человек: двое замерзли, а двое отморозили ноги. Мышлаевского с поручиком Красиным послали в Попелюху, что под Тракти- ром, за санями, чтобы перевезти обмороженных. В деревне не было ни единой души. Навстречу им вышел лишь какой-то дед с клюкой. Посмотрел он на поручиков и обрадовался. Но сани давать отказался, сказал, что офицеры все сани угнали их на фронт, а «хлопцы» все убежали к Петлюре. Оказывается, он принял поручиков за петлюровцев. Мышлаевский схватил деда, тряхнул его со словами: «Сейчас ты узнаешь, как до Петлюры бегают!» и пригрозил расстрелять. Дед сразу же прозрел и быстро нашел поручикам лошадей и повозку.

На Пост Мышлаевский с Красиным попали, когда уже начало смеркаться. Там творилось что-то невообразимое: на путях стояли четыре неразвернутые батареи, снарядов не было, никто ничего не знал, а главное, не хотели брать мертвых, говорили, чтобы их везли в Город. Поручики рассвирепели, Красин чуть не застрелил какого-то штабного. К вечеру удалось найти вагон Щепкина. Но «холуй денщицкого типа» отказался пропустить их, сказал, что начальство спит и никого не принимает. Мышлаевский и Красин подняли грохот, что из всех купе вылезли люди. Среди них был и Щепкин. Он сразу же «заегозил», велел принести щей и коньяку, пообещал разместить их на отдых. На этом месте рассказ Мышлаевского прервался, он сонно пробормотал, что отряду дали теплушку и печку; его (Мышлаевского) Щеткин пообещал откомандировать в Город, в штаб генерала Картузова. После этого поручик выронил папиросу изо рта, откинулся и сразу заснул.

Вот так здорово, - сказал растерянный Николка.

Где Елена? - озабоченно спросил старший. - Нужно будет ему простыню дать, ты веди его мыться.

Елена же в это время плакала в комнате за кухней, где за ситцевой занавеской, в колонке, у цинковой ванны, металось пламя сухой наколотой березы. Хриплые кухонные часишки настучали один- надцать. И представился убитый Тальберг. Конечно, на поезд с деньгами напали, конвой перебили, и на снегу кровь и мозг. Елена сидела в полумгле, смятый венец волос пронизало пламя, по щекам текли слезы. Убит. Убит...

И вот тоненький звоночек затрепетал, наполнил всю квартиру. Елена бурей через кухню, через темную книжную, в столовую. Огни ярче. Черные часы забили, затикали, пошли ходуном.

Но Николка со старшим угасли очень быстро после первого взрыва радости. Да и радость-то была больше за Елену. Скверно действовали на братьев клиновидные, гетманского военного министерства погоны на плечах Тальберга. Впрочем, и до погон еще, чуть ли не с самого дня свадьбы Елены, образовалась какая-то трещина в вазе турбинской жизни, и добрая вода уходила через нее незаметно. Сух сосуд. Пожалуй, главная причина этому в двухслойных глазах капитана генерального штаба Тальберга, Сергея Ивановича...

Эх-эх... Как бы там ни было, сейчас первый слой можно было читать ясно. В верхнем слое простая человеческая радость от тепла, света и безопасности. А вот поглубже - ясная тревога, и привез ее Тальберг с собою только что. Самое же глубокое было, конечно, скрыто, как всегда. Во всяком случае, на фигуре Сергея Ивановича ничего не отразилось. Пояс широк и тверд. Оба значка - академии и университета - белыми головками сияют ровно. Поджарая фигура поворачивается под черными часами, как автомат. Тальберг очень озяб, но улыбается всем благосклонно. И в благосклонности тоже сказалась тревога. Николка, шмыгнув длинным носом, первый заметил это. Тальберг, вытягивая слова, медленно и весело рассказал, как на поезд, который вез деньги в провинцию и который он конвоировал, у Бородянки, в сорока верстах от Города, напали - неизвестно кто! Елена в ужасе жмурилась, жалась к значкам, братья опять вскрикивали «ну-ну», а Мышлаевский мертво храпел, показывая три золотых коронки.

Кто ж такие? Петлюра?

Елена торопливо ушла вслед за ним на половину Тальбергов в спальню, где на стене над кроватью сидел сокол на белой рукавице, где мягко горела зеленая лампа на письменном столе Елены и стояли на тумбе красного дерева бронзовые пастушки на фронтоне часов, играющих каждые три часа гавот.

Неимоверных усилий стоило Николке разбудить Мышлаевского. Тот по дороге шатался, два раза с грохотом зацепился за двери и в ванне заснул. Николка дежурил возле него, чтобы он не утонул. Турбин же старший, сам не зная зачем, прошел в темную гостиную, прижался к окну и слушал: опять далеко, глухо, как в вату, и безобидно бухали пушки, редко и далеко.

Елена рыжеватая сразу постарела и подурнела. Глаза красные. Свесив руки, печально она слушала Тальберга. А он сухой штабной колонной возвышался над ней и говорил неумолимо:

Елена, никак иначе поступить нельзя.

Тогда Елена, помирившись с неизбежным, сказала так:

Что ж, я понимаю. Ты, конечно, прав. Через дней пять-шесть, а? Может, положение еще изменится к лучшему?

Тут Тальбергу пришлось трудно. И даже свою вечную патентованную улыбку он убрал с лица. Оно постарело, и в каждой точке была совершенно решенная дума. Елена... Елена. Ах, неверная, зыбкая надежда... Дней пять... шесть...

И Тальберг сказал:

Нужно ехать сию минуту. Поезд идет в час ночи...

Через полчаса все в комнате с соколом было разорено. Чемодан на полу, и внутренняя матросская крышка его дыбом. Елена, похудевшая и строгая, со складками у губ, молча вкладывала в чемодан сорочки, кальсоны, простыни. Тальберг, на коленях у нижнего ящика шкафа, ковырял в нем ключом. А потом... потом в комнате противно, как во всякой комнате, где хаос укладки, и еще хуже, ко- гда абажур сдернут с лампы. Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте - пусть воет вьюга, - ждите, пока к вам придут.

Тальберг же бежал...

Да, Елена знала, что в первых числах марта 1917 года Тальберг первым пришел в военное училище с широченной красной повязкой на рукаве. Тогда еще все офицеры в Городе старались не слышать и не думать об известиях из Петербурга. Тальберг, как член революционного военного комитета, арестовал знаменитого генерала Петрова. К концу этого же года в Городе появились люди в широких шароварах, выгля- дывающих из-под серых шинелей, заявлявшие, что на фронт они идти не собираются, потому что там им делать нечего, а останутся в Городе. С появлением этих людей Тальберг стал раздражительным и заявил, что сложившаяся ситуация - это «пошлая оперетка». Это действительно была оперетка, но с большим кровопролитием. Людей в шароварах в скором времени выгнали из города полки, пришедшие с равнины, ведущей к Москве. По мнению Тальберга, люди в шароварах были авантюристами, настоящие же «корни» - в Москве.

Но в один из мартовских дней в Город пришли немцы. А по улицам Города в мохнатых шапках разъезжали гусары, взглянув на которых Тальберг сразу понял, где «корни». После нескольких тяжелых ударов германских пушек под Городом полки, пришедшие из Москвы, скрылись в лесах, а в Город снова пришли люди в белых шароварах, но при немцах они вели себя тихо, как гости, и никого не убивали. Тальберг месяца два нигде не служил, сел за учебники по украинской грамматике. В апреле 1918 года, на Пасху, в Городе выбирали гетмана «всея Украины». Теперь Тальберг говорил: «Мы отгорожены от кровавой московской оперетки», а Алексею и Николке не о чем было с ним говорить. Когда же Николка напоминал, что в марте Сергей придерживался другой позиции, Тальберг начинал волноваться. Таким образом, разговоры «вышли из моды» сами собой. Теперь же та самая оперетка, о которой еще не так давно насмешливо отзывался Тальберг, представляла для него опасность.

Тальбергу было бы хорошо, если бы все шло прямо, по одной определенной линии, но события в это время в Городе не шли по прямой, они проделывали причудливые зигзаги, и тщетно Сергей Иванович старался угадать, что будет. Он не угадал. Далеко еще, верст сто пятьдесят, а может быть и двести, от Города, на путях, освещенных белым светом, - салон-вагон. В вагоне, как зерно в стручке, болтался бритый человек, диктуя своим писарям и адъютантам. Горе Тальбергу, если этот человек придет в Город, а он может прийти! Горе. Номер газеты «Вести» всем известен, имя капитана Тальберга, выбиравшего гетмана, также. В газете статья, принадлежавшая перу Сергея Ивановича, а в статье слова:

Петлюра - авантюрист, грозящий своею опереткой гибелью краю...

Тебя, Елена, ты сама понимаешь, я взять не могу на скитанья и неизвестность. Не правда ли?

Ни звука не ответила Елена, потому что была горда.

Я думаю, что мне беспрепятственно удастся пробраться через Румынию в Крым и на Дон. Фон Буссов обещал мне содействие. Меня ценят. Немецкая оккупация превратилась в оперетку. Немцы уже уходят. (Шепот.) Петлюра, по моим расчетам, тоже скоро рухнет. Настоящая сила идет с Дона. И ты знаешь, мне ведь даже нельзя не быть там, когда формируется армия права и порядка. Не быть - значит погубить карьеру, ведь ты знаешь, что Деникин был начальником моей дивизии. Я уверен, что не пройдет и трех месяцев, ну самое позднее - в мае, мы придем в Город. Ты ничего не бойся. Тебя ни в коем случае не тронут, ну, а в крайности, у тебя же есть паспорт на девичью фамилию. Я попрошу Алексея, чтобы тебя не дали в обиду.

Елена очнулась.

Постой, - сказала она, - ведь нужно братьев сейчас предупредить о том, что немцы нас предают?

Тальберг густо покраснел.

Конечно, конечно, я обязательно... Впрочем, ты им сама скажи. Хотя ведь это дело меняет мало.

Странное чувство мелькнуло у Елены, но предаваться размышлению было некогда: Тальберг уже целовал жену, и было мгновение, когда его двухэтажные глаза пронизало только одно - неж- ность. Елена не выдержала и всплакнула, но тихо, тихо, - женщина она была сильная, недаром дочь Анны Владимировны. Потом произошло прощание с братьями в гостиной. В бронзовой лампе вспыхнул розовый свет и залил весь угол. Пианино показало уютные белые зубы и партитуру Фауста там, где черные нотные закорючки идут густым черным строем и разноцветный рыжебородый Вален- тин поет:

Я за сестру тебя молю, Сжалься, о, сжалься ты над ней! Ты охрани ее.

Даже Тальбергу, которому не были свойственны никакие сентиментальные чувства, запомнились в этот миг и черные аккорды, и истрепанные страницы вечного Фауста. Эх, эх... Не придется больше услышать Тальбергу каватины про бога всесильного, не услышать, как Елена играет Шервинскому аккомпанемент! Все же, когда Турбиных и Тальберга не будет на свете, опять зазвучат клавиши, и выйдет к рампе разноцветный Валентин, в ложах будет пахнуть духами, и дома будут играть аккомпанемент женщины, окрашенные светом, потому что Фауст, как Саардамский Плотник, - совершенно бессмертен.

Тальберг все рассказал тут же у пианино. Братья вежливо промолчали, стараясь не поднимать бровей. Младший из гордости, старший потому, что был человек-тряпка. Голос Тальберга дрогнул.

Вы же Елену берегите, - глаза Тальберга в первом слое посмотрели просительно и тревожно. Он помялся, растерянно глянул на карманные часы и беспокойно сказал: - Пора.

Елена притянула к себе за шею мужа, перекрестила его торопливо и криво и поцеловала. Тальберг уколол обоих братьев щетками черных подстриженных усов. Тальберг, заглянув в бумажник, беспокойно проверил пачку документов, пересчитал в тощем отделении украинские бумажки и немецкие марки и, улыбаясь, напряженно улыбаясь и оборачиваясь, пошел. Дзинь... дзинь... в передней свет сверху, потом на лестнице громыханье чемодана. Елена свесилась с перил и в последний раз увидела острый хохол башлыка.

В час ночи с пятого пути из тьмы, забитой кладбищами порожних товарных вагонов, с места взяв большую грохочущую скорость, пыша красным жаром поддувала, ушел серый, как жаба, бронепоезд и дико завыл. Он пробежал восемь верст в семь минут, попал на Пост-Волынский, в гвалт, стук, грохот и фонари, не задерживаясь, по прыгающим стрелкам свернул с главной линии вбок и, возбуждая в душах обмерзших юнкеров и офицеров, скорчившихся в теплушках и в цепях у самого Поста, смутную надежду и гордость, смело, никого решительно не боясь, ушел к германской границе. Следом за ним через десять минут прошел через Пост сияющий десятками окон пассажирский, с громадным паровозом. Тумбовидные, массивные, запакованные до глаз часовые-немцы мелькнули на площадках, мелькнули их широкие черные штыки. Стрелочники, давясь морозом, видели, как мотало на стыках длинные пульманы, окна бросали в стрелочников снопы. Затем все исчезло, и души юнкеров наполнились завистью, злобой и тревогой.

У... с-с-волочь!.. - проныло где-то у стрелки, и на теплушки налетела жгучая вьюга. Заносило в эту ночь Пост.

А в третьем от паровоза вагоне, в купе, крытом полосатыми чехлами, вежливо и заискивающе улыбаясь, сидел Тальберг против германского лейтенанта и говорил по-немецки.

O, ja, - тянул время от времени толстый лейтенант и пожевывал сигару.

Когда лейтенант заснул, двери во всех купе закрылись и в теплом и ослепительном вагоне настало монотонное дорожное бормотанье, Тальберг вышел в коридор, откинул бледную штору с прозрачными буквами «Ю.-З. ж. д.» и долго глядел в мрак. Там беспорядочно прыгали искры, прыгал снег, а впереди паровоз нес и завывал так грозно, так неприятно, что даже Тальберг расстроился.

М. А. Булгаков «Белая гвардия» Часть 1.
Действие произведения происходит холодной зимой 1918 – 1919 гг. в Киеве. В двухэтажном доме по Алексеевскому спуску на 2 этаже жила семья Турбинных. На 1 этаже жил домовладелец В. И. Лисович по кличке Василиска. В семье Турбинных было 3 взрослых детей: Алексей – 28 лет, врач, Елена – 24 года, ее супруг, дипломат С. И. Талберг – 31 год, Николай – 17 лет. Время было тревожное. В Киеве – германцы, а под Городом стояла стотысячная Петлюровская армия. Неразбериха. И не ясно кто с кем бьется. За ужином в семье разговор зашел о военных действиях. Алексей объяснил, что немцы – подлые. Многие бегут от войны. А в это время Василиса запирает на ключ дверь и прячет в тайник пакет, завернутый в газету. Он не заметил, как с улицы за ним внимательно наблюдали 2 пары глаз. Это были воры-бандиты. У Василисы было 3 тайника, где хранились деньги, золотишко, ценные бумаги. Пересчитывая банкноты, Василиса нашел среди них фальшивые купюры. Он положил их в сторонку, рассчитывая расплатиться на рынке, или с кучером.
Весь 1918-й год Киев живет неестественной жизнью. Дома переполнены постояльцами. Из Москвы и Санкт-Петербурга перебежали финансисты, предприниматели, торговцы, адвокаты. В Киеве открываются лавочки, торговавшие едой до двенадцати часов ночи. Местная пресса печатает повести и рассказы, знаменитых журналистов России, ненавидящая коммунистов трусливой, шипящей злобой. В Городе находились офицеры-золотопогонники, которые не получили нужных бумаг для выезда за границу. Народ, закрывшись в Городе, не представлял, что происходит в стране. Свои чаяния люди возлагали на германские оккупационные войска. Поначалу было 2 противоборствующие силы, пока не возник Петлюра. Первым знаком, кто известил о Петлюре, стали женщины, несущиеся в одних рубашках и кричавших страшным голосом. На Лысой Горе подорвали хранилища с боеприпасами. Вторым знаком стало зверское убийство немецкого фельдмаршала фон Эйхгорна. Подорожали продукты питания. На 400 тысяч немцев здесь приходилось десятки тысяч украинских селян с сердцами, горящим озлоблением. Немецкое командование не выдержало такого накала страстей. Немцы покинули страну. В это же время украинского гетмана одели в одежду германского майора, и он стал похож на сотни других германских офицеров. Он рассказал подчиненным, что правитель удрал за границу. Кроме этого, сбежал главнокомандующий генерал от кавалерии Белоруков. Он добавил, что у атамана под Киевом сосредоточена стотысячная армия, поэтому он не хочет, чтобы гибли его солдаты.

Часть 2.
Со дня на день в Киев могут войти петлюровская армия. Полковник Козырь – Ляшко многие годы работая педагогом в деревне, попадает на фронт Первой мировой войны. Оказалось, что это его дело. И в 1917 г. он стал капралом, а в 1918 г. – подполковником у атамана. К Киеву стягиваются основные силы защитников. Замершие военные перебрались ближе к городскому центру. Ляшко приказывает седлать лошадей. Вскоре легион выступил в поход.
Под Киевом также находился командующий Торопец, он придумал схему, согласно которой обороняющаяся войска должна отойти к деревне Куреневка, тогда он сам сможет ударить прямо в лоб. С фланга Город атаковал Ляшко. С правой стороны от него разгорелась битва. Шеткина с раннего утречка не было в генштабе, поскольку и штаба как такового уже не существовало. Сперва пропали 2 помощника. Никто ничего не ведал в Киеве. Здесь находился правитель (никто еще не догадывался о загадочных исчезновениях командующего), и его светлость князь Белоруков, и генерал Картузов, формирующий армию для зашиты Киева. Народ недоумевал: «Почему петлюровские поезда подходили близко к городским укреплениям? Может быть с атаманом заключили договоренности? Тогда почему белая гвардия стреляет по наступающим петлюровским частям? «Паника и бардак присутствовал в Киеве 14 декабря. Все реже раздавались звонки в координационном центре. Наконец застрочил Максим прямо на городских улицах. Болботун, уставший ждать приказа начальника, отдает распоряжение коннице выходить к железной дороге. Он останавливает состав, везший в Киев новую партию беженцев. Его по всей видимости не ждали, поэтому он легко вошел в Киев, встретив сопротивление только у училища.
Часть полковника Най -Турса 3 суток бродила по сугробам под Киевом, пока не вернулась в город. Он заботился о подчиненных, поэтому 150 юнкеров и 3 прапорщика были обуты в теплые валенки. В ночь на 14 Най рассматривал карту Города. Штаб не тревожил, только днем вольноопределяющийся передал письменный приказ охранять стратегическую дорогу. По цепям юнкеров прокатился грохот затворов: по приказу командира они вступили в неравный бой. Очутившись в Брест-Литовском переулке. Он посылает на разведку 3 вольноопределяющихся. Они вскоре вернулись, не найдя никаких обороняющихся частей. Командир поворачивается к подчиненным и отдает громогласный приказ. В общежитии мучились 28 юнкеров под командованием Николая Турбина. Командир Безруков и 2 прапорщика отправившись в координационный центр, не вернулись домой. В 3 часа пополудни раздается звонок телефонного аппарата. Алексей Турбин спал. Вдруг юноша заметался. В спешке забыв свидетельство и обнявшись с сестрой. Он нанимает экипаж и едет к музею. Домчав до места встречи, он видит вооруженный народ. Он немного испугался. Думая, что опоздал. Он побежал к магазинчику, где нашел начальника. Полковник быстро объяснил Алексею, что командование бросило их на произвол судьбы. Петлюра в Киеве. Он советует ему поскорее снять эполеты. И уходить отсюда по добру по здоров у. Турбин срывает эполеты и бросает их в печку. Сам уходит через черный ход. Николай Турбин ведет бойцов через Киев. И вдруг заметил, что юнкера начали разбегаться по домам. Он встречает полковника, который срывает с него погоны и приказывает бросать оружие. И не успевает спросить, так как полковника убивает разорвавшийся по близости снаряд. Юноша испытал естественное чувство страха. Он уходит к себе домой дворами и переулками. Сестра обеспокоена судьбой старшего Турбина. И не отпускала младшего брата на улицу. Николай хочет залезть на крышу сарая и посмотреть, что творится в Киеве. Вернувшись домой, мальчик засыпает как убитый. Сестра ждала старшего брата целую ночь. Он просыпается из-за того, что кто-то жаловался на жену. Ларион приехал из Житомира и сообщил Николаю, что старший Турбин приехал вместе с ним. Там на диване лежал Алексей. Он ранен в руку. Николай побежал за медиком. Через час в доме валялись обрывки бинтов, на полу стоял тазик полный красной воды. Алексей уже очнулся от забытья. Медик уверил родных, что кость и сосуды не задеты, однако предупредил, что может начаться нагноение раны из-за обрывков шинели.

Часть 3.
Через несколько часов Алексей пришел в себя. Рядышком с ним сидела его сестра. Семью посетило 3 докторов, которые дали неутешительное заключение: сыпной тиф и что он безнадежен. У Алексея начинается агония. Уходя дворами от магазина, он натыкается на петлюровских солдат. Когда доктор оборачивается, те узнают в нем белого офицера и открывают огонь на поражение. Медик удирает от своих преследователей. Петлюровцы не отставали, Алексей прячется у незнакомой женщины. Он побежал за прекрасной незнакомкой. Добежав до 2 калитки, они стали подниматься по лестнице, врач падает на левую ногу. Она втаскивает пострадавшего доктора к себе домой. Он пытается оказать себе первую медицинскую помощь. Мадам помогла Алексею остановить кровь. Доктор сильно волновался за родственников, однако не мог сообщит им, где он находится. Алексей познакомился с Ю. Рейсе. Всю ночь он ночевал у неё. Утром мадам отдала одежду супруга и на экипаже увезла на квартиру к Турбинным. Поздним вечером у Турбинных объявился Мышлевский. Домработница открывает ему дверь и сразу же сообщает о здоровье Турбина. Заходя в комнатку, Виктор знакомится с Ларионом. Полковник здорово поругался с товарищем, сказав, что нужно было уничтожить генштаб в туалете. Карась утихомирил начавшуюся перепалку. Николай просит гостей, чтобы они говорили по тише, нельзя беспокоить пациента. Через 2 дня Николай отправляется к родственникам Ная, чтобы сообщить новость о его героической гибели. Они находят тело, и в тот же день отпевают Ная в часовенке.
Спустя год, Алексей пешком идет к Юлии Рейсе, спасшей его, когда – то от гибели. Он просит у женщины разрешение часто бывать у неё в гостях. Ближе к вечеру у Алексея поднялась температура. Он боялся за свою руку. Когда царапина сильно докучала Алексею, он сбрасывал холодный компресс на пол, а сам сползал под одеяло. Температура становилась все выше, рвущаяся боль в левой половине тела отупела. Все внимательно слушали рассказ поручика Шервинского. Который поведал гостям о скором приходе коммунистов. По перрону разгуливали люди. У бронепоезда расхаживал человек в длинной шинели. На бронепоезде виднелась надпись «Пролетарий». Алексей бредил.
Во входную дверь позвонили, и испуганный хозяин пошел ее открывать. Пришедшие люди объявили домовладельцу, что они пришли с ордером на обыск его квартиры. Первым делом бандиты вскрыли тайничок Василисы. Далее с таким же успехом воры разграбили хозяйскую спальню. Одному из незваных гостей приглянулась обувь Василисы, и он тут же их надевает. Гости полностью оделись в хозяйскую одежду, не забывая угрожать Лисовичам скорой расправой. Уходя приказывают написать Василисе расписку, что он выдал им вещи. Когда шаги стихают. Они приказывают Василисе никуда не жаловаться на них. Быстро покидают помещение. У Ванды Михайловны тут же начался припадок, она отправила супруга в генштаб жаловаться на грабителей. Он быстро поднимается к Турбинным. Он рассказывает, что грабители угрожали 2 пистолетами, 1 из которых был с золотой цепочкой. Они кормят гостя отварной телятиной, маринованными грибочками и вкусным вареньем из вишни. Сестра нетвердым шагом выходит из кабинета Алексея. Она долго всматривалась в Алексея и поняла, что ее брат умрет. Пациент давно уже находился без сознания и не осознавал, что творится вокруг него. Елена зажигает лампадку и молча кладет земные поклоны. Она недобро смотрела на Богородицу, попрекая ее в бедах, случавшихся в семье. Потом Елена не выдержала и стала страстно молить высшие силы о ниспосланиях здоровья Алексею. Турбин был весь в поту, грудь его нервно поднималась. Он вдруг открывает глаза и сообщает всем, что смерть от него отступила.
Коллега в волнениях вводит в руку пациенту лекарство. Он сильно изменился, у рта навсегда остались 2 складочки, глаза стали мрачными и невеселыми. Он думал об атамане, друзьях семьи и о Елене.
В кабинет доктора заходит молодой человек и сообщает, что у него сифилис. Алексей выписывает лекарственный препарат и дал добрый совет поменьше читать Апокалипсис.
Заключение
Белая гвардия – это одно из лучших произведений Булгакова, в котором раскрывается суть противостояния между белыми и красными армиями.

Действие романа происходит зимой 1918/19 г. в некоем Городе, в котором явно угадывается Киев. Город занят немецкими оккупационными войсками, у власти стоит гетман «всея Украины». Однако со дня на день в Город может войти армия Петлюры - бои идут уже в двенадцати километрах от Города. Город живет странной, неестественной жизнью: он полон приезжих из Москвы и Петербурга - банкиров, дельцов, журналистов, адвокатов, поэтов, - которые устремились туда с момента избрания гетмана, с весны 1918 г.

В столовой дома Турбиных за ужином Алексей Турбин, врач, его младший брат Николка, унтер-офицер, их сестра Елена и друзья семьи - поручик Мышлаевский, подпоручик Степанов по прозвищу Карась и поручик Шервинский, адъютант в штабе князя Белорукова, командующего всеми военными силами Украины, - взволнованно обсуждают судьбу любимого ими Города. Старший Турбин считает, что во всем виноват гетман со своей украинизацией: вплоть до самого последнего момента он не допускал формирования русской армии, а если бы это произошло вовремя - была бы сформирована отборная армия из юнкеров, студентов, гимназистов и офицеров, которых здесь тысячи, и не только отстояли бы Город, но Петлюры духу бы не было в Малороссии, мало того - пошли бы на Москву и Россию бы спасли.

Муж Елены, капитан генерального штаба Сергей Иванович Тальберг, объявляет жене о том, что немцы оставляют Город и его, Тальберга, берут в отправляющийся сегодня ночью штабной поезд. Тальберг уверен, что не пройдет и трех месяцев, как он вернется в Город с армией Деникина, формирующейся сейчас на Дону. А пока он не может взять Елену в неизвестность, и ей придется остаться в Городе.

Для защиты от наступающих войск Петлюры в Городе начинается формирование русских военных соединений. Карась, Мышлаевский и Алексей Турбин являются к командиру формирующегося мортирного дивизиона полковнику Малышеву и поступают на службу: Карась и Мышлаевский - в качестве офицеров, Турбин - в качестве дивизионного врача. Однако на следующую ночь - с 13 на 14 декабря - гетман и генерал Белоруков бегут из Города в германском поезде, и полковник Малышев распускает только что сформированный дивизион: защищать ему некого, законной власти в Городе не существует.

Полковник Най-Турс к 10 декабря заканчивает формирование второго отдела первой дружины. Считая ведение войны без зимней экипировки солдат невозможным, полковник Най-Турс, угрожая кольтом начальнику отдела снабжения, получает для своих ста пятидесяти юнкеров валенки и папахи. Утром 14 декабря Петлюра атакует Город; Най-Турс получает приказ охранять Политехническое шоссе и, в случае появления неприятеля, принять бой. Най-Турс, вступив в бой с передовыми отрядами противника, посылает троих юнкеров узнать, где гетманские части. Посланные возвращаются с сообщением, что частей нет нигде, в тылу - пулеметная стрельба, а неприятельская конница входит в Город. Най понимает, что они оказались в западне.

Часом раньше Николай Турбин, ефрейтор третьего отдела первой пехотной дружины, получает приказ вести команду по маршруту. Прибыв в назначенное место, Николка с ужасом видит бегущих юнкеров и слышит команду полковника Най-Турса, приказывающего всем юнкерам - и своим, и из команды Николки - срывать погоны, кокарды, бросать оружие, рвать документы, бежать и прятаться. Сам же полковник прикрывает отход юнкеров. На глазах Николки смертельно раненный полковник умирает. Потрясенный Николка, оставив Най-Турса, дворами и переулками пробирается к дому.

Тем временем Алексей, которому не сообщили о роспуске дивизиона, явившись, как ему было приказано, к двум часам, находит пустое здание с брошенными орудиями. Отыскав полковника Малышева, он получает объяснение происходящему: Город взят войсками Петлюры. Алексей, сорвав погоны, отправляется домой, но наталкивается на петлюровских солдат, которые, узнав в нем офицера (в спешке он забыл сорвать кокарду с папахи), преследуют его. Раненного в руку Алексея укрывает у себя в доме незнакомая ему женщина по имени Юлия Рейсе. На. следующий день, переодев Алексея в штатское платье, Юлия на извозчике отвозит его домой. Одновременно с Алексеем к Турбиным приезжает из Житомира двоюродный брат Тальберга Ларион, переживший личную драму: от него ушла жена. Лариону очень нравится в доме Турбиных, и все Турбины находят его очень симпатичным. Василий Иванович Лисович по прозвищу Василиса, хозяин дома, в котором живут Турбины, занимает в том же доме первый этаж, тогда как Турбины живут во втором. Накануне того дня, когда Петлюра вошел в Город, Василиса сооружает тайник, в котором прячет деньги и драгоценности. Однако сквозь щель в неплотно занавешенном окне за действиями Василисы наблюдает неизвестный. На следующий день к Василисе приходят трое вооруженных людей с ордером на обыск. Первым делом они вскрывают тайник, а затем забирают часы, костюм и ботинки Василисы. После ухода «гостей» Василиса с женой догадываются, что это были бандиты. Василиса бежит к Турбиным, и для защиты от возможного нового нападения к ним направляется Карась. Обычно скуповатая Ванда Михайловна, жена Василисы, тут не скупится: на столе и коньяк, и телятина, и маринованные грибочки. Счастливый Карась дремлет, слушая жалобные речи Василисы. Спустя три дня Николка, узнав адрес семьи Най-Турса, отправляется к родным полковника. Он сообщает матери и сестре Ная подробности его гибели. Вместе с сестрой полковника Ириной Николка находит в морге тело Най-Турса, и в ту же ночь в часовне при анатомическом театре Най-Турса отпевают. Через несколько дней рана Алексея воспаляется, а кроме того, у него сыпной тиф: высокая температура, бред. По заключению консилиума, больной безнадежен; 22 декабря начинается агония. Елена запирается в спальне и страстно молится Пресвятой Богородице, умоляя спасти брата от смерти. «Пусть Сергей не возвращается, - шепчет она, - но этого смертью не карай». К изумлению дежурившего при нем врача, Алексей приходит в сознание - кризис миновал. Спустя полтора месяца окончательно выздоровевший Алексей отправляется к Юлии Рейсе, спасшей его от смерти, и дарит ей браслет своей покойной матери. Алексей просит у Юлии разрешения бывать у нее. Уйдя от Юлии, он встречает Николку, возвращающегося от Ирины Най-Турс. Елена получает письмо от подруги из Варшавы, в котором та сообщает ей о предстоящей женитьбе Тальберга на их общей знакомой. Елена, рыдая, вспоминает свою молитву. В ночь со 2 на 3 февраля начинается выход петлюровских войск из Города. Слышен грохот орудий большевиков, подошедших к Городу.

Год написания:

1924

Время прочтения:

Описание произведения:

Роман Белая гвардия, который написал Михаил Булгаков , является одним из главных произведений писателя. Булгаков создавал роман в 1923-1925 годах, и в тот момент он сам полагал, что Белая гвардия - это главное произведение в его творческой биографии. Известно, что Михаил Булгаков даже как-то сказал, что от этого романа "небу станет жарко".

Однако по прошествии лет Булгаков уже по-другому посмотрел на свое произведение и назвал роман "неудавшимся". Некоторые считают, что скорее всего задумка Булгакова состояла в том, чтобы создать эпопею в духе Льва Толстого , но этого не получилось.

Читайте ниже краткое содержание романа Белая гвардия.

Зима 1918/19 г. Некий Город, в котором явно угадывается Киев. Город занят немецкими оккупационными войсками, у власти стоит гетман «всея Украины». Однако со дня на день в Город может войти армия Петлюры - бои идут уже в двенадцати километрах от Города. Город живёт странной, неестественной жизнью: он полон приезжих из Москвы и Петербурга - банкиров, дельцов, журналистов, адвокатов, поэтов, - которые устремились туда с момента избрания гетмана, с весны 1918 г.

В столовой дома Турбиных за ужином Алексей Турбин, врач, его младший брат Николка, унтер-офицер, их сестра Елена и друзья семьи - поручик Мышлаевский, подпоручик Степанов по прозвищу Карась и поручик Шервинский, адъютант в штабе князя Белорукова, командующего всеми военными силами Украины, - взволнованно обсуждают судьбу любимого ими Города. Старший Турбин считает, что во всём виноват гетман со своей украинизацией: вплоть до самого последнего момента он не допускал формирования русской армии, а если бы это произошло вовремя - была бы сформирована отборная армия из юнкеров, студентов, гимназистов и офицеров, которых здесь тысячи, и не только отстояли бы Город, но Петлюры духу бы не было в Малороссии, мало того - пошли бы на Москву и Россию бы спасли.

Муж Елены, капитан генерального штаба Сергей Иванович Тальберг, объявляет жене о том, что немцы оставляют Город и его, Тальберга, берут в отправляющийся сегодня ночью штабной поезд. Тальберг уверен, что не пройдёт и трёх месяцев, как он вернётся в Город с армией Деникина, формирующейся сейчас на Дону. А пока он не может взять Елену в неизвестность, и ей придётся остаться в Городе.

Для защиты от наступающих войск Петлюры в Городе начинается формирование русских военных соединений. Карась, Мышлаевский и Алексей Турбин являются к командиру формирующегося мортирного дивизиона полковнику Малышеву и поступают на службу: Карась и Мышлаевский - в качестве офицеров, Турбин - в качестве дивизионного врача. Однако на следующую ночь - с 13 на 14 декабря - гетман и генерал Белоруков бегут из Города в германском поезде, и полковник Малышев распускает только что сформированный дивизион: защищать ему некого, законной власти в Городе не существует.

Полковник Най-Турс к 10 декабря заканчивает формирование второго отдела первой дружины. Считая ведение войны без зимней экипировки солдат невозможным, полковник Най-Турс, угрожая кольтом начальнику отдела снабжения, получает для своих ста пятидесяти юнкеров валенки и папахи. Утром 14 декабря Петлюра атакует Город; Най-Турс получает приказ охранять Политехническое шоссе и, в случае появления неприятеля, принять бой. Най-Турс, вступив в бой с передовыми отрядами противника, посылает троих юнкеров узнать, где гетманские части. Посланные возвращаются с сообщением, что частей нет нигде, в тылу - пулемётная стрельба, а неприятельская конница входит в Город. Най понимает, что они оказались в западне.

Часом раньше Николай Турбин, ефрейтор третьего отдела первой пехотной дружины, получает приказ вести команду по маршруту. Прибыв в назначенное место, Николка с ужасом видит бегущих юнкеров и слышит команду полковника Най-Турса, приказывающего всем юнкерам - и своим, и из команды Николки - срывать погоны, кокарды, бросать оружие, рвать документы, бежать и прятаться. Сам же полковник прикрывает отход юнкеров. На глазах Николки смертельно раненный полковник умирает. Потрясённый Николка, оставив Най-Турса, дворами и переулками пробирается к дому.

Тем временем Алексей, которому не сообщили о роспуске дивизиона, явившись, как ему было приказано, к двум часам, находит пустое здание с брошенными орудиями. Отыскав полковника Малышева, он получает объяснение происходящему: Город взят войсками Петлюры. Алексей, сорвав погоны, отправляется домой, но наталкивается на петлюровских солдат, которые, узнав в нем офицера (в спешке он забыл сорвать кокарду с папахи), преследуют его. Раненного в руку Алексея укрывает у себя в доме незнакомая ему женщина по имени Юлия Рейсе. На следующий день, переодев Алексея в штатское платье, Юлия на извозчике отвозит его домой. Одновременно с Алексеем к Турбиным приезжает из Житомира двоюродный брат Тальберга Ларион, переживший личную драму: от него ушла жена. Лариону очень нравится в доме Турбиных, и все Турбины находят его очень симпатичным.

Василий Иванович Лисович по прозвищу Василиса, хозяин дома, в котором живут Турбины, занимает в том же доме первый этаж, тогда как Турбины живут во втором. Накануне того дня, когда Петлюра вошёл в Город, Василиса сооружает тайник, в котором прячет деньги и драгоценности. Однако сквозь щель в неплотно занавешенном окне за действиями Василисы наблюдает неизвестный. На следующий день к Василисе приходят трое вооружённых людей с ордером на обыск. Первым делом они вскрывают тайник, а затем забирают часы, костюм и ботинки Василисы. После ухода «гостей» Василиса с женой догадываются, что это были бандиты. Василиса бежит к Турбиным, и для защиты от возможного нового нападения к ним направляется Карась. Обычно скуповатая Ванда Михайловна, жена Василисы, тут не скупится: на столе и коньяк, и телятина, и маринованные грибочки. Счастливый Карась дремлет, слушая жалобные речи Василисы.

Спустя три дня Николка, узнав адрес семьи Най-Турса, отправляется к родным полковника. Он сообщает матери и сестре Ная подробности его гибели. Вместе с сестрой полковника Ириной Николка находит в морге тело Най-Турса, и в ту же ночь в часовне при анатомическом театре Най-Турса отпевают.

Через несколько дней рана Алексея воспаляется, а кроме того, у него сыпной тиф: высокая температура, бред. По заключению консилиума, больной безнадёжен; 22 декабря начинается агония. Елена запирается в спальне и страстно молится Пресвятой Богородице, умоляя спасти брата от смерти. «Пусть Сергей не возвращается, - шепчет она, - но этого смертью не карай». К изумлению дежурившего при нем врача, Алексей приходит в сознание - кризис миновал.

Спустя полтора месяца окончательно выздоровевший Алексей отправляется к Юлии Рейсе, спасшей его от смерти, и дарит ей браслет своей покойной матери. Алексей просит у Юлии разрешения бывать у неё. Уйдя от Юлии, он встречает Николку, возвращающегося от Ирины Най-Турс.

Елена получает письмо от подруги из Варшавы, в котором та сообщает ей о предстоящей женитьбе Тальберга на их общей знакомой. Елена, рыдая, вспоминает свою молитву.

В ночь со 2 на 3 февраля начинается выход петлюровских войск из Города. Слышен грохот орудий большевиков, подошедших к Городу.

Вы прочитали краткое содержание романа Белая гвардия. Предлагаем вам посетить раздел Краткие содержания , чтобы ознакомиться с другими изложениями популярных писателей.