Анатолий махсон биография. Онколог Анатолий Махсон: раковым больным приходится покупать лекарства самим

Вы, возможно, слышали про скандал с 62-й больницей. История очень важная, и я прошу вас обратить на нее внимание! Московская городская онкологическая больница №62 считается одной из лучших подобных клиник в стране. В этой больнице могли лечиться обычные люди, у которых нет денег на дорогие иностранные клиники. Но до больницы добрались оптимизаторы. Возможно, потому, что главврач Анатолий Махсон вскрыл схемы, по которым правительство Москвы закупало лекарства по завышенным в несколько раз ценам. Сейчас Махсон уже ушел с поста главврача, а в больнице проводится масштабная проверка. А благодаря оптимизации, цель которой — «улучшение качества обслуживая», больница потеряла возможность самостоятельно закупать необходимые ее пациентам лекарства.

Коротко, о том, что произошло и что происходит сейчас:

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

25 ноября Сталик stalic Ханкишиев написал пост про то, как его дочь лечили от рака в Московской городской онкологической больнице №62. Пост заканчивался новостью о том, что 62-ю больницу решили оптимизировать. Сталик резко осудил это решение и призвал своих читателей добиваться его отмены.

ЧТО ПЛОХОГО В ОПТИМИЗАЦИИ?

Оптимизация 62-й больницы заключалась в ее переводе из разряда автономных в бюджетные. То есть после оптимизации она потеряла право самостоятельно закупать необходимые ей лекарства. Теперь она получает лекарства от Департамента здравоохранения, который приобретает их по закону о госзакупках.

ЧТО ПЛОХОГО В ГОСЗАКУПКАХ?

Приобретать лекарства через госзакупки оказалось очень дорого . Например, в 2016 году государство закупило препарат Иринотекан по цене 5 844 рублей за флакон, а 62-я больница в том же году закупила тот же препарат по цене 1 213 рублей (почти в пять раз дешевле). Препарат Доцетаксел государство приобрело по цене 19 474 рубля за флакон, а больница — по цене 7 500 рублей (в 2,5 раза дешевле). Оксалиплатин государство закупало по цене от 5 839 до 13 580 рублей , в то время как больница покупала его за 859 рублей (в 6-15 раз дешевле). Получается, что государство тратит больше денег, но при этом закупает меньшее количество лекарства. Из-за этого в больницах возник дефицит лекарств, который для больных некоторыми видами рака стал смертельной угрозой. Раньше 62-я больница могла самостоятельно и на собственные деньги докупать необходимые для их лечения препараты. Но после оптимизации она потеряла такую возможность.

Защитники больницы считают, что решение об оптимизации связано с желанием Департамента здравоохранения скрыть факт растрат. Ведь если больница не будет закупать лекарства в пять раз дешевле, то сравнивать цены на госзакупках будет не с чем. И тогда ни у кого не возникнет вопросов, почему Департамент здравоохранения так неэффективно тратит выделенные на закупку препаратов деньги.

«Очень удобный подход - вместо того, чтобы навести порядок в закупке лекарств, которых только для онкологических больных в Москве ежегодно закупается более чем на 5 миллиардов рублей, ликвидировать возможность у 62-й онкологической больницы закупать их по нормальным ценам, и тогда не с чем будет сравнивать. Как сказал Жванецкий "трудно менять ничего не меняя, но мы будем"».

После этого в блогосфере началось что-то вроде войны. После инцидента с Долей Сталик начал обвинять блогеров в продажности: в частности, nikitskij , который выкатил про Махсона странные разоблачительные посты; nemihail , который упрекнул Сталика в излишнем богатстве и непорядочности; losyara1975 , пост которого заморозили до того, как я успел его прочитать. Сталика и Махсона поддержала lena-miro.ru .

ЧТО ПРОИСХОДИТ СЕЙЧАС?

Еще в конце декабря Анатолий Махсон написал в ФСБ и СК официальное заявление о вскрытых им завышениях цен при закупках лекарств. Заявление приняли к рассмотрению, о результатах пока еще ничего не известно. — в нем говорится, что в сравнении с больницей Департамент здравоохранения Москвы переплатил за аппаратуру и лекарства 217 894 133,58 рубля .

Кроме того, Сталик и Анатолий Махсон получили множество писем о денежных махинациях и коррупции в области здравоохранения. Сталик пообещал, что он будет публиковать эту информацию по мере того, как она будет подтверждаться документами. Уже есть пост про то, что Департамент здравоохранения Москвы тратит огромные деньги на закупку ненужных упаковочных материалов для стерилизации.

Тем временем в 62-й больнице продолжается проверка.

СКОЛЬКО ДЕПАРТАМЕНТ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ МОСКВЫ ПЕРЕПЛАЧИВАЕТ ЗА ЛЕКАРСТВА?

13 января Сталик опубликовал серию постов с анализом цен, по которым Департамент здравоохранения Москвы закупает лекарства для онкобольных. Он посчитал, что при закупке 12 препаратов Департамент переплатил более 800 миллионов рублей .

Ниже привожу собственные расчеты по предоставленным Сталиком документам. В своих постах он также дает ссылки на аукционы и контракты на Госзакупках, всю информацию можно перепроверить ( , , , , ).

Капецитабин

4 161 - столько упаковок закупил ДЗМ
21 002 439,45 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
14 474 292,52 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
2 867 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Гемцитабин

21 148 - столько упаковок закупил ДЗМ
13 323 240 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
60 558 210,32 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
96 124 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Паклитаксел

43 357 - столько упаковок закупил ДЗМ
52 028 400 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
167 340 997,45 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
139 450 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Бевацизумаб

Дозировка 16 мл

Дозировка 4 мл

В сумме

9 454 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Топотекан

163 - столько упаковок закупил ДЗМ
2 255 594 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
873 729 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
63 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Трастузумаб

4 503 - столько упаковок закупил ДЗМ
223 979 445,15 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
74 030 986,11 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
1 488 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Панитумумаб

2 500 - столько упаковок закупил ДЗМ
99 962 500 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
15 507 571 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
387 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Оксалиплатин

17 049 - столько упаковок закупил ДЗМ
28 983 300 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
108 158 237 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
63 783 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Иринотекан

24 160 - столько упаковок закупил ДЗМ
24 715 680 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
95 367 509,85 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
93 223 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Доцетаксел

До скачка цены
3 392 - столько упаковок закупил ДЗМ
3 392 000 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
18 704 531,75 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
5 514 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

После скачка цены
6 864 - столько упаковок закупил ДЗМ
51 480 000 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
122 237 346 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
16 298 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

В сумме
140 941 877,75 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
21 812 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Винорелбин

5 810 - столько упаковок закупил ДЗМ
3 341 853,9 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
11 242 746,9 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
19 546 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Бевацизумаб

До падения цены
2 549 - столько упаковок закупил ДЗМ
34 422 307,76 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
72 806 398,77 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
5 391 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

После падения цены
1 920 - столько упаковок закупил ДЗМ
6 482 016 ₽ - столько бы он потратил, если бы покупал лекарство по той же цене, что и 62-я больница
13 717 785,6 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
4 063 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

В сумме
86 524 184,37 ₽ - столько ДЗМ переплатил, покупая лекарство по завышенной цене
9 454 - столько упаковок лекарства можно было бы купить на переплаченные деньги

Вот что получается, если сложить полученные цифры:

861 544 526,64 ₽ - общая сумма перерасхода
457 651 - столько упаковок лекарств можно было бы купить на переплаченные деньги

Ежегодно в России заболевают [раком] (впервые заболевают) примерно 500 000 человек. Из них 290 000 умирают за первый год болезни. Это означает, что за их жизнь, фактически, не боролись... Их не лечат, до них лекарства не доходят!

И ведь мы посчитали только по Москве, пусть здесь живет, грубо говоря, 10% населения страны. Значит, в Москве за год умерло примерно 29 000 человек, впервые заболевших. А вот вам 427 000 упаковок препаратов! Среди них и очень дорогие. Почти по 15 неполученных упаковок препаратов на каждого умершего от рака. Надо ли говорить, что эти лекарства, эти выделенные деньги, эти 844 миллиона наших с вами рублей могли бы спасти многих из этих 29 000 человек?

Вы представляете себе, сколько это - 29 000 человек в год? Думаете, ерунда - бабы новых нарожают? Это 80 человек в день. Один вагон в метро, полный троллейбус. Каждый день один вагон уезжает от нас на кладбище. И в каждом из них - наши родные, близкие, друзья, знакомые.

КАК НА СИТУАЦИЮ ОТРЕАГИРОВАЛ МИНИСТР ЗДРАВООХРАНЕНИЯ?

Вероника Скворцова заявила, что Анатолий Махсон и Леонид Печатников должны сами решить все свои разногласия.

«Надо найти общий язык и как-то пристойно эту ситуацию решить <...> Если окажется, что не смогут они [Махсон и Печатников] найти сейчас общего языка, ну, тогда они встретятся у меня в кабинете, и мы поговорим втроем».

Вероника Скворцова, министр здравоохранения РФ

Скворцова отзывается о споре Махсона и Печатникова как о личном конфликте, который можно разрешить разговором. О ситуации с закупкой лекарств по многократно завышенным ценам она не упоминала. Пока остается непонятным, как личный разговор двух человек в ее кабинете поможет решить проблему с огромным перерасходом бюджетных денег при закупке лекарств. И из ее слов непонятно, собирается ли она вообще решать эту проблему или нет.

Прошу вас не проходить мимо и подключиться к этой истории. Расскажите о происходящем в своих соцсетях, следите за новостями о 62-й больнице, не оставайтесь равнодушными.

Профилактика

Анатолий Махсон: «Я сторонник ежегодных профилактических визитов к онкологу»

Анатолий Махсон, возглавлявший ранее Московскую городскую онкологическую больницу № 62, создает онкологическую службу в сети частных клиник «Медси». Основная идея — обширный онкологический скрининг и лечение выявленных случаев рака с привлечением средств государственной системы ОМС.

На фото: Анатолий Махсон

Вас пригласили в «Медси» создавать онкологический кластер. Что включает в себя это понятие?

Кластером в данном случае мы называем объединение амбулаторного звена и стационара в общую систему. Для начала в программу вошли шесть московских поликлиник и стационар на базе московской клинической больницы «Медси» в Боткинском проезде, который мы переориентируем на оказание специализированной онкологической помощи.

Для частной медицинской компании это непростая задача. Какой объем медицинской помощи вы сможете оказывать?

Поликлиническое звено на первом этапе сможет проводить 20-30 тысяч комплексных диагностических программ в год. Мощность стационара — 140 коек. В клинической больнице «Медси» в Боткинском проезде представлены как хирургические, так и терапевтические методики. Сейчас у нас есть пять операционных, отделение химиотерапии. На базе стационара «Медси» на Пятницком шоссе есть гибридная операционная, в которой мы можем выполнять сложные виды лечения, такие как химиоэмболизация опухолей. На сегодняшний день можем оказывать практически весь объем онкологической помощи на собственных базах. Исключение составляет только направление радиологии — строительство собственного корпуса на Пятницком шоссе в планах. Там будет отделение радиоизотопных методов диагностики и лечения и два линейных ускорителя. Пока у нас есть договоренность с московским онкологическим НИИ им. П. А. Герцена, наши пациенты радиотерапию проходят там.

В момент постановки диагноза многие пребывают в растерянности, не зная, что делать. Какие действия нужно предпринять человеку, который хотел бы получить лечение в частной клинике в рамках ОМС? Каким маршрутом пациенты попадают к вам на лечение?

Всё очень просто: у нас есть своя поликлиника, в нее может обратиться любой житель России, мы оказываем медицинскую помощь всем. После обращения пациента в поликлинику, если есть показания, доктор выписывает направление на госпитализацию в стационар, и далее мы проводим лечение. Что говорит 223-ФЗ? Пациент имеет право выбрать любое лечебное учреждение, оказывающее услуги в рамках системы ОМС. Мы в этой системе работаем.

То есть «Медси» лечит пациентов по ОМС?

В рамках программы ОМС «Медси» оказывает специализированную и высокотехнологичную медицинскую помощь в стационарных условиях. Для пациентов это бесплатно.

В России первичная диагностика опухолей в амбулаторном звене далека от идеала. Как пациенту понять, что требуется специализированная онкологическая помощь? Есть ли какие-то симптомы, на которые нужно обратить внимание?

Не нужно искать симптомы, рак может проявляться совершенно непредсказуемо или вообще до поры никак себя не обнаруживать. Для раннего выявления признаков развития злокачественных опухолей применяются так называемые таргетированные скрининговые диагностические программы — обследование здоровых людей определенной группы с целью выявить злокачественную опухоль на ранней стадии. Их нужно проходить регулярно в определенное время жизни человека. Такие программы позволяют выявлять проблемы на ранних сроках, когда они поддаются излечению.

Какие именно программы таргетированного скрининга вы запускаете?

Бесконечно искать признаки любого опухолевого роста у всех подряд не имеет никакого смысла. Редкие виды опухолей нужно прицельно искать только у тех, кто имеет к ним предрасположенность (наследственную или в силу особенностей профессиональной деятельности). Скрининг же направлен на раннюю диагностику наиболее распространенных онкологических патологий. У мужчин — рак легкого, желудка, толстой кишки, кожи, почки, предстательной железы. На первом месте в скрининге стоят современные методы медицинской визуализации: в случае с легкими это низкодозная компьютерная томография органов грудной клетки, в остальных случаях — ультразвуковые методы. Современное программное обеспечение в КТ-установках, такое как алгоритмы EVOEye и DoseRight, позволяет автоматически контролировать лучевую нагрузку, добиваясь лучшего качества при сниженной дозе излучения. УЗИ экспертного класса, в свою очередь, делают видимыми даже мелкие изменения в брюшной полости и в области малого таза, при исследовании предстательной железы например. К этому добавляются эндоскопические методики: гастро- и колоноскопия для осмотра желудочно-кишечного тракта. У женщин на первое место выходит скрининг на рак молочной железы и других органов репродуктивной системы. После 40 лет мы рекомендуем проходить маммографию ежегодно. В мире ведутся дискуссии относительно частоты профилактических визитов к маммологу: раз в год или в два. Я приверженец ежегодных программ. Современные цифровые маммографы имеют безопасный уровень излучения, сравнимый с бытовой лучевой нагрузкой, при этом пространственное разрешение таких систем — 50 мкм. То есть шансы на раннее обнаружение опухолевого роста многократно возрастают. Хочу напомнить, что излечиваемость рака молочной железы при его диагностике на начальных стадиях достигает более 90%.

Анастасия Кулагина,
Руководитель направления «Маммография» Philips:

Цифровые технологии имеют ряд существенных и практически значимых преимуществ. При высокой разрешающей способности современных цифровых маммографов удается достичь драматического, более чем в 2 раза, снижения дозы по сравнению с пленочными системами. Немаловажным является и то, что цифровые технологии позволяют оптимизировать рабочий процесс, ведь теперь не нужно проявлять пленку или оцифровывать кассету, а значит, можно больше времени уделить пациентке.

Врачи первичного звена нередко назначают исследования уровня так называемых онкомаркеров в плазме крови. Проводите ли вы аналогичные тесты?

Для первичной диагностики онкомаркеры не годятся. Их отсутствие в крови не означает отсутствие опухолевого роста. И наоборот, повышенные уровни вовсе не говорят о наличии опухолевого процесса. Область применения такой диагностики — контроль эффективности терапии при уже установленном диагнозе. Единственный маркер, который используется в скрининге, — это ПСА, простат-специфический антиген, могущий указывать на развитие рака предстательной железы. Но и его повсеместное использование, на мой взгляд, избыточно. В профессиональном сообществе не первый год обсуждается так называемая гипердиагностика (когда диагноз «рак» устанавливается ошибочно) при использовании ПСА. Ко всему должен быть взвешенный клинический подход.

Сколько времени, на ваш взгляд, понадобится для создания полноценно работающей онкологической службы в частной клинике?

Мы не торопимся. Главное — качество. Хотя в перспективе наши мощности (до 1,2 млн уникальных пациентов в год по всей Российской Федерации) позволяют создать службу, результаты деятельности которой можно будет оценить в национальном масштабе.

Онколог Анатолий Нахимович Махсон в особом представлении не нуждается: профессор, доктор медицинских наук, заслуженный врач РФ, эксперт с мировым именем в области органосохраняющей хирургии, за плечами которого — уникальный опыт в клинической онкологии и сотни успешных операций. Бывший главный врач московской онкологической больницы № 62 был вынужден уволиться после громкого конфликта с департаментом здравоохранения Москвы.

Сегодня Анатолия Нахимовича вновь занят созданием онкологического направления полного цикла — от ранней профилактики до лечения, химиотерапии и реабилитации. В онкокластер Медси под руководством Махсона на лечение принимают всех нуждающихся — в том числе пациентов пожилого и старческого возраста, страдающих тяжелыми сопутствующими заболеваниями. Лечение возможно как по программам высокотехнологичной помощи, так и по полису обязательного медицинского страхования.

«СП»: — Анатолий Нахимович, многие люди по-прежнему настолько боятся диагноза «рак», что предпочитают до последнего откладывать визит к врачу, тем самым теряя драгоценное время. Да и статистика оптимизма не добавляет…

— Статистика тоже разная бывает. С одной стороны, онкология в ряде стран мира, в том числе — в России, действительно лидирует среди причин смертности, уступая только сердечно-сосудистым заболеваниям. Вместе с тем, я не устаю повторять: мнение о том, что любая злокачественная опухоль — это приговор, безнадежно устарело! Благодаря завоеваниям медицины у нас в России, например, уже около 53% онкологических пациентов, заболевших впервые, успешно вылечиваются. А на ранних стадиях можно вообще вылечить до 98% злокачественных опухолей! С помощью нетоксичной терапии, небольших некалечащих операций.

Известно, что основная проблема злокачественных опухолей — то, что на ранних стадиях они никак себя не проявляют. Поэтому во всем мире активно внедряются специальные программы профилактического обследования — онкоскрининги . С помощью таких программ мы можем надеяться выявить до 90% уже существующих злокачественных опухолей.

«СП»: — С какого возраста имеет смысл проходить онкоскрининг?

— Как правило — после 40 лет, поскольку у этой возрастной категории опухоли встречаются чаще. Женский онкоскрининг предполагает обследование молочной железы, женской половой сферы, легких, желудка, толстой кишки и почек. У мужчин мы проводим обследование по поводу опухоли легких, желудка и толстой кишки, урологической сферы — предстательной железы, почки и мочевого пузыря, мужской половой сферы.

Скрининг включает в себя проведение лабораторных анализов крови — общего и биохимического, компьютерную спиральную томографию (это — «золотой стандарт» для выявления опухолей легкого), гастероскопию, колоноскопию, ультразвуковое исследование печени, почек, забрюшинных лимфоузлов. Плюс у мужчин — УЗИ предстательной железы, а у женщин — УЗИ и маммографию молочной железы, консультацию гинеколога, жидкостную цитологию соскоба шейки матки, ультразвуковое исследование матки и яичников.

Завершает обследование консультация онколога, который осматривает кожные покровы пациента для исключения опухоли кожи и меланомы и анализирует данные, полученные при предыдущих обследованиях.

«СП»: — Сколько времени может потребовать такое обследование?

— Всего один день! Проводится амбулаторно. При выявлении опухоли пациенты могут пройти лечение в наших клинических больницах, причем во многих случаях — по программе ОМС.

Повторюсь: при раннем выявлении опухолей, например, желудка, кишечника, других локализаций, современное высокотехнологичное оборудование позволяет провести щадящую эндоскопическую операцию (то есть через проколы, без больших разрезов и хирургических ран — ред. ), и полное выздоровление до 90−98% таких больных — это реальность.

Кстати

Хорошо известны мощные профилактические свойства растений и продуктов в борьбе с раком. Некоторые из них уже доказаны мировой официальной медициной. Так, например, рекомендуется регулярно употреблять такие продукты:

— Морская капуста и водоросли — не в последнюю очередь благодаря высокому содержанию в них йода. А также все сорта обычной капусты, особенно цветной.

— Отвары — например, из лопуха, молодых листьев березы. Также не забывайте про кизил, бузину и чагу.

— В ядрах косточек абрикоса содержится редкий витамин В17, оказывающий мощное антираковое действие. В день можно съедать не более десяти ядрышек.

Народная медицина рекомендует по утрам держать во рту масло, подсолнечное или оливковое -для очищения полости рта от потенциально опасных бактерий. Глотать масло нельзя, через 15 минут его надо выплюнуть. Если масло станет белым — вы все сделали правильно.

Достаточное количество кальция и магния в организме создают необходимую щелочную среду, в которой опасные клетки гибнут, а новые не образуются. Один из способов пополнения кальция — различные «зеленые коктейли». Ведь настоящая профилактика может быть не только полезной, но и очень вкусной. Будьте здоровы!

На новый год я сделал себе подарок - квадрокоптер с видеокамерой. Ну и думаю: самое время испытать устройство в действии, поснимать красивый истринский лес, где находится онкологическая больница № 62.

Приключения начались сразу, как только ко мне подошел местный житель. Состоялся примерно такой разговор:

Чо делаешь?
- Да вот, красоту вашу снимаю. Места-то какие!
- А чего ее снимать, лес везде одинаковый. Ты лучше дом нашего богатея сними.
- Это какого?
- Дык директора больницы, других богатеев здесь и нет.

Я даже тогда и представить не мог, что история станет постом про то, как уникальная больница стала вотчиной отдельно взятого главного врача. Подойти к дому близко не удалось, меня облаяли две очень крупные овчарки. Ну и ладно, я же не настоящий разведчик, решил не рисковать. Зато удалось снять бессовестную активную вырубку леса, которую ведет согласно документам на заборе некое "Общество пластической и реконструктивной онкологии" (ОПРО). Основной вид деятельности общества (зарегистрированного по адресу онкологической больницы № 62) - лесозаготовки! Согласитесь немного странно...

Обратите внимание: красной линией на карте обозначен отрезок леса, который уже начали вырубать под новый коттеджный поселок.

По словам местных жителей, чтобы получить разрешение на вырубку, кто-то предварительно запустил в лесной массив жука-короеда. Думаю не сложно догадаться, кто это сделал...

Ну что сказать, друзья? Я тут погуглил в интернете и выяснилось, что Анатолий Нахимович Махсон и его ближние родственники с 90-х годов воспринимают Городскую онкологическую больницу № 62 как свою вотчину.

Продолжу расследование: а где прописан и проживает Анатолий Нахимович и его любимая супруга? Ответ даст любой сайт с базами данных москвичей. Вот, например, этот http://nomerorg.com/moskva/

Если вбить Махсон Анатолий (можете сами попробывать), то увидим, что человек с такими инициалами прописан в квартире в поселке Истра и в коттедже в поселке Степановское (рядом с территорией больницы № 62). Теперь смотрим, где официально проживает супруга Анатолия Нахимовича?

Адрес еще интереснее: она проживает в «поселке Горбольница № 62». Просто песня! Все вокруг колхозное, все вокруг мое)

Чем же примечательна территория больницы № 62, спросит меня читатель, зачем там жить? С удовольствием отвечу!

Онкологическая больница расположилась на территории старинной дворянской усадьбы, отстроенной еще в 17-м веке и принадлежавшей роду Долгоруких. Сам Махсон в своих интервью активно расхваливает экологические преимущества ее местонахождения: «За последние годы уникальная онкологическая больница внешне стала больше походить на санаторий. Это целый архитектурный ансамбль, сочетающий в себе традиционный классический стиль и современный хай-тек. Лесопарком и целебным воздухом на территории я не устаю восхищаться».

Вообще, практически в каждом материале о Махсоне так или иначе прослеживается его страсть «к уникальному архитектурному ансамблю 17-го века».

«Практически все детство Анатолия Нахимовича связано с московской 62-й больницей, на территории которой обосновалась его семья» - отсюда http://oncodome.narod.ru/Makhson/Makhson_2009.htm

А вот тут очень хорошо и выпукло про родственные связи говорит сам Махсон: «А у нас поощряются родственные связи. Здесь работали мои родители. Здесь работает моя жена Валюша - заведует компьютерной томографией. Да, Миша - сын моей родной сестры, но он очень даже неплохой хирург и компьютерный знаток. У моего заместителя - уникального онкохирурга, профессора Николая Павловича Забазного - в больнице трудятся дочь, зять, племянник. Разве это плохо?»

Плохо, Анатолий Нахимович, очень плохо, особенно когда все эти родственные связи перерастают в клан!

Получается, с разрешения главного врача Анталия Махсона на территории городской онкологической больницы № 62 были построены жилые коттеджи, которые, возможно, также стали собственностью «дочерей, зятей, племянников». На карте они отмечены красными прямоугольниками.

Сейчас весь больничный комплекс - это целый санаторно-курортный городок со своей котельной, очистными сооружениями, тремя многоквартирными домами, где живут близкие к администрации больницы люди… Здесь царит практически коммунизм - за электроэнергию они платят по тарифам медучреждения. Сложный, дорогой и современный инфраструктурный комплекс, окруженный красивым лесом. За который заплатили (и продолжают платить) простые москвичи! Как тут не возомнить себя Царем Горы?

Что меня удивляет, все про всё знают, но главный врач Горбольницы 62 отказывается покидать свой пост и пишет доносы на руководство Департамента здравоохранения Москвы в ФСБ и Следственный комитет. Согласитесь, ситуация не рядовая!

P.S. Когда эта история только началась, я не представлял, что можно ответить защитникам Махсона, благодарным пациентам и прочее, которые хотят, чтобы он пожизненно руководил больницей, а потом передал бразды правления по наследству. Ответ мне подсказал один из истринских жителей: «Может, он, конечно, и врач от Бога, но и короед порядочный!»

Предлагаю хоть кому-нибудь поинтересоваться этими чудесами в больнице и вокруг нее и ответить на ряд вопросов:

1. Кто и на каком основании проживает на территории в собственных домах?
2. Кто и по каким тарифам из них платит за коммунальные услуги?
3. Что официально задекларировал Махсон из своих доходов как руководитель крупного учреждения?
4. Почему в открытом доступе отсутствует информация о закупочной деятельности больницы. У кого покупает больница дорогие лекарства и прочие материалы?
5. А может Махсон просто марионетка в чьей-то крупной игре? И его руками "ведет справедливую борьбу" более крупная хищная рыба?

Кстати, скидывайте в комментарии инсайты! Я хоть и не конспиролог, но думаю тут и фарма может быть замешана, и даже большая политика!

В обращении Махсон оценивает переплату департамента за медикаменты и медицинские аппараты за прошлый год в 217 млн рублей. Расчет сделан на основании закупочных цен 62-й больницы и департамента. Махсон просит привлечь виновных к уголовной ответственности. Заявление передано в ФСБ 23 декабря, рассказал Republic Махсон. По его словам, решение о возбуждении дела должно быть принято до конца недели.

В заявлении приводится сравнительная таблица по ценам закупки на пять онкологических препаратов, в том числе, трастузумаб, вектибикс и новотакс. Самая большая разница между ценой закупки 62-й больницы и Департамента здравоохранения – по препарату новотакс. Больница покупала его по 2,9 тысячи рублей за единицу, а Департамент здравоохранения – за 25,4 тысячи рублей, следует из письма.

Также сравниваются цены на аппараты иммуногистохимии, микроскопы и источники бесперебойного питания.

«Завышение закупочных цен привело к дефициту противоопухолевых препаратов отпускаемых по льготным рецептам в аптечных пунктах города и как следствие приведет к увеличению смертности от онкологических заболеваний», – пишет в своем заявлении Махсон.

Также Махсон указывает, что докладывал о ситуации вице-мэру Москвы по вопросам социального развития Леониду Печатникову, но «вместо адекватной реакции по инициативе Печатникова принято распоряжение правительства Москвы о переводе МГОБ №62 из автономного учреждения здравоохранения в бюджетное», что по факту лишит больницу возможности закупать лекарства самостоятельно.

«Ведемекум.ру» , 08.12.16, «Печатников ответил на критику главврача 62-й больницы»

Волнующий умы медицинской общественности конфликт между Департаментом здравоохранения Москвы (ДЗМ) и городской онкологической больницей №62 назревал давно, но в медийном пространстве развивался стремительно. В конце ноября в соцсетях появилась информация о том, что больницу реструктурируют, оптимизируют, а то и вовсе закрывают. Активно принявший участие в судьбе этого медучреждения известный блогер Сталик Ханкишиев намекнул даже, что место главного врача больницы «…уже продано за $1,1 млн долларов США. Прямо так ярко деньги увидел, мол, миллион кому-то там, а сотка – посреднику». Главврач больницы Анатолий Махсон не стал скрываться за соцсетями и развернуто обосновал свои претензии к ДЗМ и его куратору в правительстве Москвы вице-мэру Леониду Печатникову в большом интервью Vademecum. На запрос о комментариях в ДЗМ официально не откликнулись, однако по неофициальным каналам в распоряжении Vademecum оказалась видеозапись выступления Леонида Печатникова на городской клинико-анатомической конференции, состоявшейся 7 декабря в правительстве Москвы. В своей речи вице-мэр заочно полемизирует с Махсоном, отвергая все обвинения. Ниже приводится ее полная расшифровка.

Начало расшифровки выступления Леонида Печатникова:

История, которая так всех будоражила последнее время, – это история 62-й больницы. У нас нет тут Анатолия Нахимовича [Махсона. – Vademecum]? Он не приходит больше к нам? Жаль.

Дело в том, что, когда мы в 2015 году, в полном соответствии с законом, погрузили стационарную помощь по онкологии в систему ОМС… Мы довольно долго сопротивлялись этому, ну, сопротивляться мы не могли, но оттягивали, прекрасно понимая, что стоимость лечения онкологических больных практически, мягко говоря, не полностью покрывается тарифами ОМС.

И тогда Анатолий Нахимович пришел ко мне с предложением – на период такой адаптации попытаться сделать эксперимент: перевести больницу №62 в статус автономного учреждения. Он это очень четко аргументировал. У автономного учреждения была возможность закупать препараты по закону ФЗ №223, а не по ФЗ №44, то есть, по сути, у единственного поставщика. Он убедил меня, что он сможет договориться с поставщиками, чтобы ему на одну больницу по этому ФЗ №223 отпускали препараты подешевле.

Почему ему могли отпускать препараты подешевле? Он этого никогда, кстати, не скрывал, и мне это тоже показалось очень разумным – потому что он брал у них препараты с истекающим сроком годности.

Я тоже посчитал это разумным, поскольку препарат действующий, но у него осталось на упаковке три-четыре месяца. Но пациент упаковки, извините, не видит, препарат действующий, и если можно на этом так сэкономить… Поставщики отдают препараты в три – пять раз дешевле, а иногда и просто бесплатно – им выгоднее со склада все это просто вывезти. Мне показалось это очень разумным. Я довольно много времени потратил, чтобы убедить и Департамент экономической политики, и мэра, чтобы мы сделали исключение такое. Мы такое исключение сделали – это была единственная больница в Москве, ни одна другая больница, работающая с онкологическими больными, такую привилегию не получила. Но для Анатолия Нахимовича мы такую привилегию сделали. Не для него, а для пациентов, естественно, потому что от этого должны были выиграть все. И так оно, собственно, и происходило. Он методом котировок просил компании представить лекарства с истекающим сроком годности, они ему их продавали, а иногда и просто дарили. То, на что ни департамент, ни никто из вас, находящихся в бюджете, права не имеете – вы работаете в рамках ФЗ №44, по нему вы должны ставить условие не менее 80% остаточного срока годности.

Но дело в том, что с 1 января 2017 года уже в Москве ФЗ №223 перестает действовать. По нему работали многие – и ГУПы, и автономные учреждения, и акционерные общества с государственным участием, все старались работать по 223-му закону, чтобы договариваться с единственным поставщиком. Когда я говорю слово «договариваться», я не говорю, что в этом есть что-то криминальное. В случае с Анатолием Нахимовичем никакого криминала не было – он договаривался ради больных. И это абсолютно не вызывает у меня никаких сомнений. Но другие злоупотребляли. И поэтому мэр принял решение, что с 2017 года все, включая ГУПы и автономные учреждения, и акционерные общества с госкапиталом… все должны работать по условиям ФЗ №44. Поэтому находиться дальше в условиях автономии оказалось абсолютно бессмысленным, более того, даже опасным.

О привилегии я рассказал, а опасности тоже есть, потому что автономное учреждение, в отличие от бюджетного, несет ответственность [по обязательствам. – Vademecum] своим имуществом. И любая кредиторская задолженность может оказаться рискованной для имущества больницы, понимаете, да, о чем я говорю?

Автономное учреждение имеет право… брать кредиты в коммерческом банке, но любая кредиторская задолженность может оказаться рискованной для имущества больницы. Поэтому было принято абсолютно, на мой взгляд, нейтральное решение [ДЗМ 1 декабря издал приказ №963, изменяющий статус городской онкологической больницы №62 с автономного на бюджетный. – Vademecum]…Тем более что несколько лет больница так проработала, адаптация прошла, мы вернули ее в бюджет.

Реакция Анатолия Нахимовича была своеобразной: он сказал, что в условиях ФЗ №44 он работать не может, поэтому он решил в свои 69 лет уйти на пенсию. Я его попросил не торопиться с этим решением, более того, попросил Алексея Ивановича [Хрипуна, руководителя Департамента здравоохранения Москвы. – Vademecum] рассмотреть возможность – если он решил уже уйти с должности главврача – предложить ему должность президента больницы. У нас Леонид Михайлович Рошаль президент своего института, Ермолов – президент института Склифосовского, Георгий Натанович Голухов – президент 31-й больницы. И поговорить с ним о том, кого он собирается оставить и кому бы он хотел передать свое детище – это, надо отдать ему должное, созданная им больница, очень хорошая.

Но вместо этого Анатолий Нахимович предпочел уйти на больничный лист, а дальше то, что он пишет, я думаю, вы все читаете. Причем он нигде не указывает на то, что ему так дешево удается покупать, связано с тем, что он работал совсем по другим правилам. Дальше появляются совсем фантастические истории о том, что 62-ю больницу собираются закрыть, что должность его уже продана за $1 млн.

Почему он оценил свою должность только в 1 млн, и именно долларов, надо у него спросить, он, видимо, посчитал.

Появляются, честно говоря, довольно оскорбительные для Департамента здравоохранения истории. Сейчас, безусловно, по всем этим публикациям идут проверки, это в наше время бесследно не остается. Проверяет Москонтроль, проверяет Контрольное управление президента, все, в общем, проверяют, а дальше по результатам проверок посмотрим, каков результат. Мы со своей стороны, я думаю, тоже, наверное, проверим – чтобы 62-я больница поделилась с нами своим положительным опытом, поэтому Андрей Владимирович [Саунин, замдиректора Службы финансового контроля ДЗМ. – Vademecum] я прошу вас и Парасочкину [Ольга Парасочкина, директор Службы финансового контроля ДЗМ. – Vademecum] тоже со своей стороны попросить, чтобы с нами поделились положительным опытом работы.

Вот, собственно, и все. Я специально хотел это рассказать, чтобы это не было келейными историями, и вы понимали, что происходит на самом деле. В одном Анатолий Нахимович прав – и это я тоже не хочу от вас скрывать – дело в том, что раньше, до 2015 года, мы, когда торговали в Департаменте здравоохранения [речь идет о централизованных закупках лекарств. – Vademecum], в качестве начальной максимальной цены [закупочного аукциона] ставили минимальную… цену, зарегистрированную в Минздраве. 12 января 2015 года все регионы, не только Москва, получили директивное письмо из Министерства экономики, которое обязывало нас в качестве начальной максимальной цены ставить максимальную цену, зарегистрированную в Минздраве. Они руководствовались тем, чтобы в торгах могли принять участие абсолютно все – потому что когда мы берем минимальную цену, то как бы только один участник, а если берем максимальную, то все дальше могут участвовать в торгах. Все взяли под козырек, исполнили, и лекарства действительно подорожали.

Когда мы говорим, что готовы заплатить 100 рублей, ну какой дурак нам будет предлагать по 20 рублей. Такое было письмо. К сожалению, ни министр здравоохранения, ни я, ни мэр, мы об этом письме не знали, оно прошло по департаментам по всей России – поэтому по всей России цены стали расти. Помните, Скворцова сказала, что все губернаторы покупают дороже, чем Минздрав? Потому что во всех департаментах это письмо было, а в Минздраве его не было.

Когда я об этом узнал, то с этим письмом помчался к мэру. Я не буду передавать эмоции Сергея Семеновича Собянина, он вызвал… позвонил Скворцовой [Вероника Скворцова, министр здравоохранения РФ. – Vademecum], спросил, знает ли она об этом, она тоже ничего не знала. Сергей Семенович поехал к премьер-министру, и это письмо практически было дезавуировано, и сегодня мы вернулись к той методике определения начальной максимальной цены, которая была до этого письма Министерства экономики. Как дальше этим в Министерстве экономики будут заниматься, – уже не наше дело. Письмо, даже если в нем не было злого умысла, это глупость, конечно, была невероятная.

Когда мы вернулись к той методике определения начальной максимальной цены, то только на двух последних аукционах по онкопрепаратам мы сэкономили 1 млрд 572 млн рублей – немаленькие деньги, только по двум препаратам по двум аукционам.

от в этом Анатолий Нахимович абсолютно прав, когда говорит, что изменились условия формирования начальной максимальной цены.

Другое дело, что он, конечно, не знал об этом письме Минэкономики и обвинил Департамент здравоохранения в коррупции и воровстве. Ну, в конце концов, давайте мы ему это простим – об этом письме он действительно не знал и не подозревал, а спросить он, видимо, посчитал ниже своего достоинства. Я хотел бы, чтобы вы знали, что происходит.

Больница №62 была и остается одной из лучших онкологических больниц не только в Москве, но и, думаю, в России. Безусловно, никому бы и в голову не пришло посягать на 62-ю больницу, но, к сожалению, произошло то, что произошло.

«Ведемекум.ру » , 08.12.16, «Все будет хорошо, кроме лечения больных»

Главврач московской городской онкологической больницы №62 Анатолий Махсон – о перспективах превращения медучреждения из автономного в бюджетное.

Департамент здравоохранения Москвы 1 декабря издал приказ №963, изменяющий статус городской онкологической больницы №62 с автономного на бюджетный. Чуть раньше – в ноябре – по ходатайству вице-мэра по социальным вопросам Леонида Печатникова столичное правительство выпустило постановление №578-РП, обосновывающее изменения необходимостью «совершенствования и оптимизации деятельности» 62-й больницы, а также «повышением качества предоставляемых ею услуг». Руководство медучреждения, имеющего реноме лучшей государственной онкологической больницы города, узнало о внезапных изменениях, только получив приказ Департамента здравоохранения, согласно которому в течение двух месяцев больнице должны скорректировать объем госзадания и финансирования на 2017 год. Vademecum поговорил с главврачом больницы № 62 Анатолием Махсоном о плюсах автономного статуса и возможных последствиях в случае его потери.

– Что дает больнице статус автономного учреждения?

– Все считают, что это частная больница. Но ничего подобного, это государственное учреждение, имущество которого принадлежит городу. Поэтому его нельзя ни обанкротить, ни разорить. И продать его нельзя. Главное отличие автономного учреждения – больше самостоятельности в хозяйственной деятельности и возможность свободно распоряжаться заработанными средствами. Главным органом автономного учреждения является наблюдательный совет, который состоит из трех групп: треть – представители Департамента здравоохранения, треть – сотрудники больницы, но не администрация, треть – представители общественности и один человек – из Департамента имущества Москвы. Совет утверждает планы и заслушивает отчет главного врача о результатах деятельности больницы. Еще одно отличие – автономное учреждение ведет торгово-закупочную деятельность по федеральному закону №223-ФЗ, а не по №44-ФЗ. Положение о торгово-закупочной деятельности утверждается наблюдательным советом, и по нему работает учреждение. Надо заметить, что ФЗ №223-ФЗ значительно проще и, более того, дружелюбнее. В то же время автономное учреждение, так же как и бюджетное, получает государственное задание, от которого оно не может отказаться, даже если госзадание полностью не обеспечено финансами.

– Когда вам сообщили, что больницу хотят перевести в формат ГБУЗ?

– Приказ Департамента здравоохранения о переходе в бюджетное учреждение здравоохранения мы получили 1 декабря 2016 года, хотя постановление было принято правительством Москвы 8 ноября, и сделано это было с нарушением закона. В этом постановлении сказано, что реорганизация проводится в целях улучшения качества обслуживания. Главный врач больницы №62 не входит в наблюдательный совет – он только докладывает его членам о результатах деятельности, о планах финансово-хозяйственной деятельности и так далее. По уставу ГАУЗ МГОБ №62 (в соответствии с законом) решение об изменении вида учреждения принимается наблюдательным советом по результатам его деятельности. В Департаменте здравоохранения Москвы есть система оценки деятельности учреждений, которую мы всегда проходим одними из лучших, например, у нас хирургическая активность лучшая по городу и так далее. Понимаете, если идти по закону, нужно собрать наблюдательный совет, заслушать отчет главного врача, потом, предположим, признать его работу неудовлетворительной, объяснить, что плохо. И тогда принять решение, что да, необходимы изменения, и ходатайствовать перед собственником об изменении формы. Мы узнали об этом только после получения приказа Департамента здрвоохранения об изменении типа учреждения.

– А как организованы закупки бюджетных медучреждений города?

– В Москве, с целью экономии бюджетных средств, организована система централизованных закупок, когда все медицинские учреждения через соответствующий портал заявляют годовую потребность практически во всех медикаментах, расходных материалах и услугах. После чего Департаментом здравоохранения формируются централизованные закупки (совместные торги). В чем проблема централизованных торгов? Во-первых, ты никогда толком не знаешь, что тебе поставят и когда. Централизованные торги, они когда хороши? Когда закупаются, например, шприцы, для которых важно только качество и довольно просто можно посчитать годовую потребность. Но когда подобное начинается с расходными материалами – совсем другое дело: у всех разная аппаратура, и составить заявку, которая удовлетворила бы все больницы, очень сложно. Потом по централизованным торгам все начинает поступать, хорошо если в июне-июле, а то и значительно позже. Когда мы сами торгуем, я в контракте оговариваю, что мне нужны ежемесячные поставки. При централизованных торгах мне где-то в сентябре взяли и завезли годовую потребность расходных материалов. Непонятно, куда это складывать. По ФЗ-44 организация всех торгов идет через московский сайт ЕАИСТ, где многие позиции (техническое обслуживание медицинского оборудования, ремонтные работы, закупка медоборудования, эксплуатация и так далее) в обязательном порядке, а расходные материалы и медикаменты – на сумму от 500 тысяч рублей – должны согласовываться на рабочей группе в Департаменте здравоохранения. Мы, как автономные, тоже должны все делать через этот сайт, но до недавнего времени ЕАИСТ не был до конца приспособлен для работы по 223-ФЗ, и это значительно упрощало нашу работу. А дальше получилось вот что: у нас был иногородний больной…

– Вы же городская больница. Как к вам попадают иногородние больные?

– Согласно закону об охране здоровья граждан, по ОМС, при наличии соответствующего направления у нас имеет право лечиться любой россиянин, но только если у нас есть для этого возможность. Мы перегружены москвичами. Жители Северного, Северо-Западного округов и Зеленограда к нам просто прикреплены, им мы не можем отказать. Но дальше, если у нас появляется возможность, мы можем брать пациентов из других округов и городов на хирургическое лечение и лучевую терапию по ОМС. На химиотерапию – нет, потому что оплата химиопрепаратов в территориальную программу ОМС в Москве не входит. И вот попал к нам один больной, которого мы прооперировали по ОМС, но ему еще нужна была химиотерапия, и он решил ее пройти у нас платно. В больнице такой цикл химиотерапии обходится в сумму около 30 тысяч рублей. Он пошел в платный отдел, ему посчитали 90 тысяч, и больной отказался: очень дорого. Я был очень удивлен, мы начали разбираться. И что же выяснилось? Обычно химиотерапию платным пациентам мы проводим лекарствами, которые покупаем самостоятельно, и у нас флакон этого лекарства стоит 7,5 тысячи рублей. Но в тот момент в процедурной, куда позвонили из платного отдела, было то же самое лекарство, той же фирмы, этой же дозировки, только поставленное нам по централизованной закупке Департамента здравоохранения. И флакончик этого лекарства стоил 25 тысяч рублей, по-моему. Поэтому вместо наших обычных 30 тысяч получились 90. Мы начали дальше разбираться и вот докопались: с конца 2014 года по 2016 год целый ряд лекарств отечественных производителей подорожал кратно – до 11 раз. Например, осенью 2014 года департамент купил 7 500 флаконов препарата Иринотекан 100 мг на 3,8 млн рублей, то есть по 518 рублей за флакон. А осенью 2015 года – 4 765 флаконов были закуплены за 27,8 млн рублей, то есть по цене 5 844 рубля за флакон. Нам не хватило этого препарата по централизованным закупкам, и в 2016 году мы самостоятельно приобрели 2 900 флаконов на 3,5 млн рублей, то есть по цене 1 213 рублей за флакон. Еще пример: в 2016 году департамент закупил 13 564 упаковки золедроновой кислоты на 103,8 млн рублей, разброс цен за упаковку был от 4 135 рублей до 17 125 рублей. Мы в этом же году сами купили 1 490 упаковок по 1 019 рублей. Примеров много.

– А закупки всегда так формировались?

– В 2011 году, будучи главным онкологом Департамента здравоохранения Москвы, я согласовал заявку на препараты – она получилась на 6,8 млрд рублей. И получил за это выволочку от Плавунова [тогда первый заместитель руководителя Департамента здравоохранения Москвы Николай Плавунов. – Vademecum] – дескать, что я пишу, на химиопрепараты есть только 4 млрд. Я говорю: «Николай Филиппович, во-первых, я не знал, какая сумма выделена, во-вторых, мне не дали стоимость лекарств». Так или иначе, мне предложили сократить заявку до 4 млрд рублей. Ну, подумал я, а как сокращать? Тогда получится, что 40 с лишним процентов пациентов лекарств не хватит. Мы провели работу с Данилой Львовичем, моим химиотерапевтом, разговаривали с компаниями, и оказалось, что там совсем другие цены можно получить, особенно когда совершаются большие закупки. Тогда я обратился к Печатникову, он был руководителем департамента, и все это объяснил, показал. И Леонид Михайлович дал распоряжение, что коммерческое предложение, которое я получаю как главный онколог, и будет ценой для формирования заявки на торги. Мы тогда на 4 млрд купили лекарств больше, чем могли бы, на 6,8 млрд при прежнем подходе. С 2011-го по 2013 год мы обеспечивали всех основными препаратами, но не всех это устраивало. И в 2014 году я ушел с должности главного онколога Москвы. Но еще в конце 2014 года заявки на 2015-й формировали по нашим ценам.

– То есть получается, что в 2015 году департамент вернулся к системе, когда стоимость аукциона формируется по регистрационной цене производителя?

– Департамент всю эту систему поломал. У меня была задача купить больше лекарств и обеспечить ими всех. Какая задача сейчас – я не знаю. Поменяли главного онколога и руководителя управления фармации Департамента здравоохранения, и сейчас мы имеем то, о чем говорилось выше. Да, цены выросли, но вы же видите, что лекарство, которое купили централизованно «с целью экономии бюджетных средств» по 5 800 рублей, при самостоятельной закупке больницей того же препарата, от того же производителя, в этом же году стоило 1 300 рублей.

– Каким образом формируется заявка на централизованную закупку химиопрепаратов для онкологических стационаров?

– В июне 2015 года каждый стационар подал заявку в Департамент здравоохранения на химиопрепараты. Заместитель главного онколога Департамента здравоохранения Москвы Михаил Бяхов заверил, что она полностью будет выполнена. Однако в ноябре 2015 года нам прислали скорректированную без нашего ведома заявку и попросили ее подписать. Дело в том, что средств оказалось меньше и поэтому заявку сократили, при этом вычеркнули целый ряд лекарств, без которых невозможно обойтись. Например, полностью вычеркнули препарат, который в два раза увеличивает число женщин, излеченных от рака молочной железы, – HER2new+. И оставили, предположим, препарат третьей линии гормонотерапии, который при прогрессировании заболевания увеличивает продолжительность жизни на два месяца. Я эту заявку не подписал и просил главного онколога Игоря Хатькова и его заместителя Михаила Бяхова оставить заявку сокращенной, но сокращенной нами, больницей, в чем получил отказ. Руководитель управления фармации Кокушкин после этого начал говорить, что Махсон лоббирует определенные компании. Но они исключили те лекарства, которые вообще с 2011 года не дорожали и без которых лечить на современном уровне рак молочной железы невозможно. Зато на десятки миллионов купили такие препараты, которые вообще израсходовать невозможно.

– Потому что число больных, которым они могут понадобиться, невелико?

– Потому что препарат очень токсичный. Вот, например, кабазитаксел – это препарат третьей линии при гормонорезистентном раке предстательной железы. Препарат, может быть, неплохой, но очень токсичный. Больные – пожилые, препарат вызывает нейтропению IV степени, у него показаний мало, а его закупают для поликлиник. В конце 2015 года у нас, например, в поликлинике было 300 флаконов кабазитаксела, а мы расходовали семь флаконов в месяц, то есть в год 84. Кроме нас в поликлиниках его практически никто не применяет, потому что пробовали, а там больные чуть ли не умирают. Тем не менее его опять покупают на 2016 год, его покупали в 2014-м и 2015-м.

– В конце 2015 года вам значительно скорректировали заявку на 2016-й?

– Заявку на 2016 год мы отдали не в конце 2015 года, а в июне. И нам говорили, что ее обеспечат. Потом в ноябре заявка вдруг возвращается, и мне говорят: «Подпишите, там уменьшили сумму заявки». Но ее еще и переделали, выкинув целый ряд препаратов, после чего я сказал: «Я это подписывать не буду». Они начали объяснять, что денег мало. Говорю: я не прошу увеличить сумму, я хочу на те деньги, которые выделены больнице для централизованной закупки химиопрепаратов, сам составить заявку. И скорректированную без ведома больницы заявку не подписал. Тем не менее была фармкомиссия Департамента здравоохранения, и заявку все-таки оставили скорректированной. В марте мне объявили выговор практически ни за что, но я, к сожалению, его не оспорил, хотя мог. Я думал не обострять конфликт. Потом началось то, о чем я говорил: препаратов стало не хватать – за 2016 год только на два округа было более 3 тысяч необеспеченных рецептов. Больному надо делать химиотерапию – мы выписываем рецепт, есть аптечный пункт, который принадлежит центральному аптечному складу и который должен выдавать лекарства бесплатно. И вот больной пришел его получать, но ему не сегодня выдали препарат, а через 45 дней, или через 17, или через 20. А химиотерапия наиболее эффективна тогда, когда соблюдаются временные циклы. Разрыв во времени или значительно ухудшает результат, или сводит его на нет.

– А как выходить из положения?

– Вот смотрите, возьмем Герцептин. Если мы проводим химиотерапию при раке молочной железы HER2new+ без него, то полный ответ – это когда мы не находим опухоль при операции – получают 20% пациенток. Те, у кого полный ответ на предоперационную химиотерапию, в большинстве своем поправляются. Если добавляется Герцептин, то их еще больше – уже 40–45% больных. А если добавляется Бейодайм – Герцептин и Пертузумаб, то 75–80%. Мы проводим неоадъювантную (предоперационную) химиотерапию, это дорого. Но если ты перед операцией ее провел, то вылечил в 3,5 раза больше женщин. Потому что из этих 75–80% давших полных морфологический ответ пациенток большинство – выздоровели, а может, еще и детей рожать будут. Когда я был главным онкологом, у нас практически все женщины были обеспечены Герцептином. Но что сделали в 2016 году? На треть сократили закупки Герцептина по системе ДЛО (для поликлиник) и полностью его вычеркнули из заявки для стационаров. Поэтому ни один онкологический стационар не мог проводить нормальное лечение рака молочной железы HER2new+, а это в Москве около тысячи женщин в год. Наша больница проводила это лечение, потому что на 80 млн рублей за счет собственных средств мы закупили химиопрепараты. В частности, мы купили на 20 млн рублей Бейодайм только для молодых больных, 29-30 лет, но это всего десять пациенток. Когда стало невозможно работать, я пошел к Леониду Михайловичу [Печатникову. – Vademecum] и сказал, что собираюсь уйти с должности главврача, потому что уже психологически не выдерживал. У меня было две просьбы: назначить главным врачом сотрудника больницы, который сможет ее сохранить, и разрешить больнице самостоятельные закупки вместо централизованных. В обеих просьбах мне практически было отказано. Вместо этого для «улучшения лечения больных» по ходатайству Леонида Михайловича Печатникова вышло постановление правительства Москвы о переводе больницы из автономного учреждения здравоохранения в бюджетное. «Улучшение качества» будет одно: лекарств, расходных материалов и оборудования в больнице будет значительно меньше, как и во всех остальных медучреждениях. Потому что мы будем торговать по ФЗ-44, но при этом никто не увидит разницы в ценах. Кроме лечения больных, все остальное будет хорошо.

– Недавно руководитель Департамента здравоохранения Москвы Алексей Хрипун анонсировал создание новой онкологической сети в медучреждениях города…

– Только он забыл сказать, что эти идеи появились, когда я стал главным онкологом. И благодаря ему в том числе не удалось эту сеть полностью создать. У меня еще в 2011 году была идея создать в каждом округе амбулаторный диспансер. У нас же есть округа, где-то по четыре маломощных онкологических отделения, и тогда шел разговор, что в каждом округе должен быть диспансер, который будет приписан к онкологическому стационару. Но из той программы модернизации был создан только пятый онкодиспансер в ЮВАО, а диспансер №2 присоединили к нам, и сейчас это поликлиническое отделение в 62-й больнице. Кроме этого, в подчинение больницы №57 перешли диспансеры №5 и №3. Хрипун же, который тогда был замом руководителя департамента, все похоронил: не были организованы диспансеры в Центральном, Юго-Западном и Западном округах, сколько я ни пытался. Сейчас это подают как новое. Нам понадобилось четыре года, чтобы хоть чуть-чуть привести бывший онкодиспансер №2 в божеский вид. Диспансеры нужно оснащать, нужны квалифицированные кадры, а идея правильная.

– Может быть, в Департаменте здравоохранения пытаются сделать 62-ю больницу ГБУЗ именно для того, чтобы реализовать эту идею?

– Автономное учреждение также подчиняется Департаменту здравоохранения, собственник имущества – Департамент здравоохранения, и главного врача он назначает. Автономия была сделана, чтобы у больницы была возможность приспосабливаться и обеспечивать качественное лечение за счет большей свободы в управлении и экономической деятельности. Мы не бесконтрольные. Все равно все утверждается наблюдательным советом, председатель которого, между прочим, Алексей Хрипун. Но наблюдательный совет в 2016 году ни разу не собрался заслушать больницу. С того момента, как мы начали развиваться, мы увеличили пропускную способность более чем в четыре раза. Вот представьте, в 2002 году мы лечили 6 тысяч больных, сейчас мы в стационаре лечим 15 тысяч, а с дневными стационарными – больше 20 тысяч больных. Мы в этом году впервые начали лечить больных по системе ВМП, пролечили более 1 300 пациентов. В постановлении правительства Москвы о переходе в бюджетное учреждение говорится: для «улучшения качества». У нас, единственных в системе города, есть молекулярно-биологическая лаборатория, которую, если мы станем бюджетными, скорее всего, вынуждены будем закрыть, потому что содержим ее за счет своих средств, ее работа вообще не оплачивается ОМС. Почему я еще начал «шуметь»? Мы дошли до того, что я уже не знал, как обеспечивать пациентов лекарствами. Вместо того чтобы забрать у нас непрофильные активы (у нас своя котельная, ЛЭП, подстанции, очистные сооружения, более 50 км трасс и так далее), на которые мы тратим около 200 млн рублей в год, и передать специально созданному казенному предприятию «Соцэнерго», нас делают бюджетными. Мы расположены на территории Красногорска, и больница является градообразующим предприятием. Самое главное – с 2015 года мы перешли на финансирование по ОМС. При этом мы пролечили на тысячу больных больше, а денег заработали на 800 млн рублей меньше по сравнению с бюджетным финансированием в 2014 году. Тарифы ОМС не покрывают реальную стоимость лечения онкологического больного. Мы заработали 400 млн рублей, и только половину потратили на зарплату, а почти 200 млн рублей ушло на содержание больницы – лекарства, ремонт, закупку оборудования. Можно же было отдать нам средства, заложенные на централизованные закупки – около 590 млн рублей, и проблем у больницы было бы значительно меньше. Причем по закону у автономного учреждения просто не может быть централизованных закупок.